Милая шкура

Золото на красном

И вперёд поскакал Айболит

И одно только слово твердит:

"Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо!"

К. Чуковский

Когда тебе жутко и очень страшно, а от тебя ничего не зависит, то очень хочется занять себя простым и обыденным действием. Например, в третий раз перепроверить содержимое своей маленькой сумочки. Документов нет никаких, и не надо, в армейской части их не спросят у племянницы полковника. Да и нельзя светить своё настоящее имя. Телефона нет по той же причине, что и документов. Есть бутылочка с водой, она занимает почти весь объём. Есть салфетки.

Солнце только-только взошло над розовой дымкой, окутавшей город, но задерживаться нельзя. Ведь внизу её ждёт, как говорится, вся королевская конница… Ничего, пару минут подождут, если хотят, чтобы она вышла к ним в адекватном состоянии, морально готовая к тому, что ей предстоит. Итак, есть маленький совсем новый блокнот, ручка, помада… Ну, нет, ей место совсем другом отделении, вот. Теперь понятно, как Слава докатился до такой аккуратности в мелочах. С его-то нервной работой…

Есть, кстати, ножик, подаренный Славой. Он просто всегда с собой, это уже стало привычкой. Конечно, он не мог по-настоящему защитить её. В сложенном состоянии он и на ножик-то не похож. Даша несколько раз раскрыла его, и снова защёлкнула. Ну, что ж, это успокаивает, а заодно развивает мелкую моторику.

Есть пудра. О, пудра ей сегодня определённо понадобится. Девушка последний раз взглянула на себя в маленькое зеркальце. Лёгкая благородная синева под глазом проступала сквозь толстый слой косметики. Осторожно потрогала щёку – больно, ни улыбнуться, ни поморщиться. Вдохнула, выдохнула, сумочку на плечо и на выход.

Слава встретил её у лестницы, обнял и погладил по спине. Она прижалась лицом к отвороту его летнего пиджака. Тут бы и спрятаться, во внутреннем кармашке. Спустились вниз, не говоря ни слова. В небольшом боковом фойе их ждал Рома вместе с Виктором Николаевичем. Сейчас, при свете дня его усталость приобрела более резкие черты – в глазах появился горячечный блеск, и под опавшими веками пролегли чёрные тени. Несмотря на свой болезненно-отчаянный вид, полковник был готов к действию. Сутки, проведённые с Лугачёвым в разъездах, в заботах по подготовке к штурму, явно заставили его поверить в правдивость их намерений, он больше не смотрел на них, как на базарных кидал.

Хотелось думать, что у мужчин всё схвачено, всё под контролем. Они выглядели собранно и уверенно, все в рубашках и пиджаках, а Рома ещё и с франтовским шейным платком. Он проводил их до машины, и, кажется, не заметил Дашин заштукатуренный фасад. Да уж, ранена, не дойдя до поля боя.

Они расселись, Лугачёв пожелал им успеха, и знакомый со вчерашнего дня водитель завёл мотор. Даша оказалась рядом с полковником, ладошки сразу вспотели от его взгляда.

– С вами всё в порядке? – спросил он, присматриваясь к своей вынужденной напарнице. Ему пришлось смириться с тем, что жизнь его дочери зависит от этой девчонки, которая выглядит не старше Ани. Мало этого, так она ещё и с фингалом, и трясётся вся, как с похмелья. Ей бы сейчас больше подошла роль юной алкоголички, чем роль племянницы полковника.

– Д-да, я… да, – промямлила девушка.

– Если надо, у меня есть успокоительное, – предложил он, вытащив из кармана крохотную упаковку с немецкими надписями. – Это мне друг вчера передал, он врач. Но я как-то про них забыл... вот. Жене помогло.

Ну, вот вам, пожалуйста… кто кого успокаивать должен?

– Нет, нельзя… иначе не смогу работать. Спасибо.

Виктор пожал плечами, отвернулся и больше не пытался с ней заговорить. Даже в его неподвижной позе чувствовалось с трудом подавляемое напряжение. Лучше бы послушал друга и выпил таблетки сам.

Дорога запомнилась Даше отрывками, она не могла сказать, сколько они ехали, долго ли. За окном проносился чужой город, здесь ей довелось побывать проездом – когда-то они всей семейкой ездили к морю. Той семьи нет. Есть чаши весов, в каждой всего понемногу. Есть Слава.

Вчера он сказал: «Оставайся, мне так будет спокойнее». И она осталась ночевать в его номере. Воздух шёл в открытое окно, приносил свежесть поздних сумерек. Слава просто лежал, раскинув своё сильное тело, придерживая её у себя на груди, и разглядывал зыбкий рисунок теней. Она, тихая как мышка, наблюдала рисунок его души. Плавные, скупые линии, ничего сиюминутного. Но как бы он ни старался сдерживать свои чувства, отвлекаясь на планы и задачи, близость юного девичьего тела волновала его с каждой минутой всё больше. Непреднамеренная, незапланированная близость. Бедный Калинин. Он сам предложил Даше остаться, но сомнения в правильности такого поступка терзали его всё сильней. Не ожидал, что соблазн окажется так силён? То, о чём он думал, было неправильным, неуместным. Это могло всё осложнить. Но Даша показалась ему такой слабой и напуганной, а её черноволосая головка так уютно покоилась на его плече. Всему виной обстоятельства. Даша счастливо жмурилась. Ей было приятно подглядывать, как борется в нём покровительственная забота и упрямое животное влечение. Он не мог не знать, что она всё видит. Что стоит ей прошептать его имя, и он не удержится, подомнёт её под собой, под своими чувствами, под жадным напором. Ей открылись все его желания, и всё, что он хотел бы с ней сделать… Будто картинки на страницах в красивой книжке для взрослых.