В небольшой приморский город я приехал в августе.
Окна моего гостиничного номера выходили на двор пятиэтажки; со скамейками у подъездов, детской площадкой и клумбами под окнами. Я вырос в такой же пятиэтажке, далеко отсюда, в степном городке на берегу большой реки. Фасад гостиницы смотрел на море. За небольшим парком – бухта с причалом, с маленьким маяком на оконечности волнореза, слева серая со ржавыми полосами стена плавдока.
Вязанные вещи разложены на столах у стены четырёх этажного дома 50-х – 60-х годов постройки. На стуле длинные ноги в мини юбке – Свитер вот этот сколько? – Стопятьдесят – Голос женственный с лёгкой хрипотцой. Длинный нос придаёт симпатичному смышленому лицу с внимательными глазами запоминающееся выражение. – Почему так дёшево? – Берите за двести – В Москве такой за триста не купишь – Так вы из Москвы? – Привет Тамара – Я обернулся на голос. Женщина лет тридцати лукаво улыбалась, переводя взгляд то на меня то на продавщицу – Привет Миля – Ответила Тамара с длинными ногами, и тоже лукаво улыбнулась. Надо было что-нибудь сказать – Мне сегодня повезло, познакомился с двумя красивыми женщинами – А до этого прям ни с кем не знакомились – Глядя в глаза, спросила Миля – Так вы свитер берёте? – Встряла практичная Тамара.
Мне пришлось перемерить несколько свитеров. Тома и Миля заставляли меня поворачиваться, обменивались короткими репликами. На мои попытки высказать своё мнение внимания не обращали. Четвёртый кажется свитер, к моему облегчению, был одобрен, упакован и мне вручён.
Миля, взглянув на часы, умчалась. У неё кончался обеденный перерыв. Тамара, вытянув и перезакинув длинные ноги, сказала – Я здесь каждый день, подходите -
Завод стоял на окраине, вытянувшегося вдоль моря, города. Проезжая через город, я ловил себя на том, что глаза ищут фигурки женщин в голубых джинсах, красных футболках и с длинными чёрными волосами.
-Тащи. Что ты на него смотришь? Ложи на берег – Петрович смотрел на меня весело и добродушно – Это жаба. Они и больше бывают – Мы стояли на длинной набережной, край солнца поднимался над морем. Большая серая кошка смотрела на море подчёркнуто не обращая внимание на пакет с рыбой. - Давай по пятьдесят – Петрович протянул мне рюмку из толстого стекла, в пятнах рыбьей слизи, в другой руке половина помидора – Ещё шести нет – Попробовал я сопротивляться – Пятьдесят грамм можно. Смотри, солнце из моря поднялось – Какое отношение имеют пятьдесят грамм к восходу солнца я не понял, но одним глотком выпил рюмку.С Петровичем мы познакомились вчера, на этом самом месте. Разговорились о рыбалке. Петрович, узнав, что я никогда не ловил в море, засмеялся. – Подходи завтра пораньше. Удочки, наживка найдётся. – Я с радостью согласился, завтра был выходной.
Петрович смахнул с лица пот – Пора в тенёк перебираться. Бычков куда денешь? – Тебе отдам – Пошли ко мне, зажарим. – А жена? – Нету жены. Дочка замужем, отдельно живёт.
По узкой полуразрушенной лестнице вышли на улицу с остатками булыжной мостовой. Несколько таких улиц опоясывало гору – Петрович, домишки наверно довоенной постройки – Если не поленишься, покажу дом 1897 года. – Почему именно 1897 – На фронтоне выбиты цифры, иногда выбивали на арке ворот. Люди здесь три тыщи лет живут, а может больше. – Заходи не пугайся – Пугаться было нечего. Опрятный, хорошо подметённый двор, палисадник с цветочками. В глубине какие-то постройки. Домик радует глаз чистой белизной – Петрович, ты молодец – Флотский порядок поддерживаю – На флоте служил? – Всю жизнь -
С начала мы сидели в доме, потом перебрались в беседку под старой акацией. – Офицеры нам говорят – Будет испытание нового оружия. Возьмёте двух флотских, поможете запустить на крейсере двигатель, рули заклините и к берегу – Я всё - таки не понимаю, вот так крейсер потопить – Старый крейсер, ещё до войны строили, броня пол метра. Короче двигатель запустили, рули заклинили и к берегу. Крейсер по кругу плавает. Мы ждём. Долго ждали. Потом что-то прошелестело, прошуршало, негромко бахнуло, и корабль прямо на глазах под воду ушёл. Флотские сильно переживали. Они думали: подобьют, буксир подгоним, воду откачаем, а он булькнул и всё добро на дно пошло -
Проснулся от голосов. Петрович разговаривал с женщиной. Голоса стихли, я заснул. Второй раз проснулся когда солнце уже взошло – Ты на работу поедешь? – Нужно ехать – Завтракай и на маршрутку – В голосе Петровича чётко слышались командирские нотки – Петрович, ты в каком звании служил? – Мичман. Сорок лет на флоте. Ты с работы прямо ко мне, пойдём Милитине телевизор чинить. – Милитина это кто? – Соседка, ты вчера говорил, что в телевизорах разбираешься – Так я не телемастер. – Разберёшься. У неё вино…. Будешь пить прямо с бутыля, закрыв глаза от наслаждения. – Витиевато ты с утра выражаешься – У нас был замполит капитан-лейтенант Третьяк. Я его на похмелье вспоминаю и выражаться начинаю как он. Яичница на столе – съел, чаем запил и на работу – Ты, Петрович, капитаном первого ранга служил, а насчёт мичмана заливаешь – Мог бы и капрангом. Образования нет -
Возвращался с работы в хорошем настронии. Оборудование работало безупречно, работяги смотрели с уважением, начальник цеха сиял от радости и голова не болела.
Поднявшись по полуразрушенной лестнице и пройдя несколько шагов по полуразрушенной булыжной мостовой, я понял, что заблудился. Улицу, круто опускавшуюся с горы, пересекали улицы с домиками за заборами из ракушечника - На какую свернуть? – Я поднялся до следующего перекрёстка – такая-же залитая солнцем улица и полное безлюдье. Вдруг на перекрёстке внизу – знакомая женская фигура – Миля! – Она остановилась – Миля, здравствуйте – Господи! Как вы сюда попали? Как её зовут? – Петрович его зовут – Петрович? Так это мой сосед – Вы Миля у которой телевизор сломался? – Та самая - На экране симпатичная брюнетка, с огромными зелёнными глазами и длиннющими ресницами, кричала о гибели страны и власти чиновников. Зелённые глаза были безумны, голос истеричен. Лицо её было зловеще. – Миля, переключи пожалуйста – Попросил Петрович – Она правильно говорит – В голосе Мили были истеричные нотки, индуцированные истерикой на экране – Живём в нищите, хозяев нет – Откуда эти хозяева возьмутся? - Добродушно сказал Петрович. В нём экранная истерика не индуцировалась.
Петрович выпил ещё стакан вина и долго рассказывал об особенностях ловли карася буффало в дельте Кубани. Не исчерпав до конца увлекательную тему, он встал держась за стол и сказал – Вы тут сидите, а я пошёл – Мы остались вдвоём, изрядно выпившие мужчина и женщина. За крышами домов море, голубое, всегда новое. Здесь комната, в которой много лет жили мне не известные люди. Они расставили эту мебель, спали на этой кровати, за этим столом они отмечали праздники. Я их не знал и не видел, они умерли и забыты. Я тоже умру и Миля умрёт и нас тоже
забудут. Под окном дорога, проложенная сотни лет назад – она стареет. Нет, не стареет – меняется. По дороге проехал жигулёнок, и философское настроение прошло. – Кого ты там рассматриваешь? – Жигулёнок разбудил Милю – Никого не рассматриваю. Смотрю на море и философствую. – Послал бог мужчину. Я лежу тут одна – он смотрит в окно и философствует. Успокойся. На работу опоздаешь.
Заводские начали врубаться в новую для них электронную автоматику. Дисплеи, куча кнопок, коды доступа. Сначала казались игрой, но сложные механизмы работали по заданной программе, чётко реагировали на неисправности. В конце дня выдали премии всем участвовавшим в пуске оборудования. Стол накрыли в кабинете начальника цеха. Выпили по второй, вышли покурить и главный инженер завёл интересный разговор – Ты сколько получаешь? – Нормально получаю. – У нас будешь больше получать – Я к своему заводу привык – У нас тепло, море -
Я такие разговоры не первый раз слышу. Всегда отвечал твёрдым отказом. Сегодня твёрдого желания отказать не было.
Зелённые деревянные ворота, сделанные в годах пятидесятых, максимум шестидесятых. Налево полуразрушенный дом, направо дом Мили. Над двором, на полуразрушенных брусьях виноград. В маленькой прихожей старый шкаф. В большой комнате, Миля говорила зал, овальный раздвижной стол, под синей бархатной скатертью, гардероб с большим зеркалом, диван-кровать. Было понятно – двадцать лет назад комната была такой-же.- Миля, ты не мечтала выбросить это старьё, поставить новую мебель, окна из пластика. – Не знаю, это ещё бабушка, мать покупали, я с детства среди этого – Ты здесь родилась? - И я, и мама и бабушка. Дом бабушкин дед построил. Он грек был. Настоящий грек. Бабушка рассказывала как он казан на голову одел. – Кому он казан одел? – Себе. Бабушкина бабка пирожки жарила, они из-за чего-то поругались. Она его обозвала, оскорбила. Он бешенный был, захотел ударить, очень захотел, а бить нельзя. Так он казан с пирожками с горячим маслом себе на голову одел – Ничего не понял. Зачем он казан себе на голову одел? – Чтобы не ударить. У наших греков, в те времена, женщину ударить последнее дело было. Муж мог пить, гулять. Поругают, пообсуждают, поскандалят. А если женщину ударил, вся община отвернётся, с ним никто из греков разговаривать не будет, из артели выгонят – Из какой артели? – Рыбацкой. Они рыбаки были – Ну вы греки даёте. – Я русская- Разговор прервал стук в ворота – Заходите открыто – Немного раздражённым голосом сказала Миля. Калитка открылась. С видом деловым и серьёзным вошёл Петрович – Здравствуйте. Вы ужинали? – Только собирались – Улыбаясь, ответила Миля – Давайте ко мне. Я в деревне был у родственников – Это у которых самогон добрячий? – Как на деревне без самогона? -
Яичница с салом и домашняя колбаса лучшая закуска для самогона разлитого в бутылки из кинофильма Белое солнце пустыни – Ты хоть город видел? – Спросил Петрович – Немного видел. Я обычно на маршрутку и на завод. Стараюсь возле окна сесть – Он ещё на базаре бывает с женщинами знакомится – Ревнивым голосом добавила Миля. Я предпочёл промолчать. Практичную Милю слово базар навело на мысль о покупках – Мне завтра на базар надо – Я отвезу – Быстро предложил Петрович. Я покачал головой – А милиция. У тебя перегар будет – Мы поверху поедем; на наших улочках милиции не бывает – Договорились. Мы пошли, а ты ложись. Завтра рано вставать. -
Возвращались по другой дороге, Петрович, решил показать мне раскопки. Поднялись на самую верхнюю дорогу. Внизу крыши домов, окна которых выходят на внутренние дворики и участки с грядками между деревьев. Ещё ниже, вдоль дороги по которой я ездил на завод, несколько многоэтажных домов и здания госучреждений сталинской постройки. За дорогой аллеи и дорожки приморского парка.
Потом морская вода, переливающаяся под солнцем.
Мы стоим на совершенно разбитой просёлочной дороге. Вверх ведёт тропинка протоптанная в зелёной траве. – Пошли котлован посмотрим – Предложил Петрович, и отхлебнул пиво из большой пластмассовой бутылки. В глубоком котловане работают десятка два людей. В основном мужчины, несколько девушек в шортах, и очевидно старший, он в кепке с длинным козырьком, тёмных очках и серых красовках. – Что здесь будет? – Не, что будет, а что было. Ты, что раскопок не видел? – Удивилась Миля – Какие раскопки в ихних степях – У нас церковь шестнадцатого века и монастырь семнадцатого – У нас церковь 5 века, а храм, который они вот здесь раскапывают века 3-4 до нашей эры. Я сел на траву и попытался понять, прочувствовать сказанное Петровичем. Не получалось. Рядом со мной Миля и Петрович с большой бутылкой пива в руках, в котловане девушки в шортах и невысокие полуразрушенные стены. Причём здесь тысячелетия? Я взял у Петровича большую бутылку и сделал несколько глотков. – Петрович, это полуразрушенные стены и всё. – Миля,а ты чувствуешь тысячелетия которые пролегли между нами и людьми, построившими эти стены? – Сын тёти Иры сюда землекопом устроился. Платят не очень, но каждую неделю. Хоть оденется.- Петрович опустился в котлован, мы с Милей остались вдвоём. – Миля, я завтра уеду – Я так и знала – Миля, я вернусь. Пару недель, может месяц – Я буду ждать -
Подойдя к воротам обернулся. Она стояла наверху каменной лестницы, около дверей своей квартиры. Помохал рукой и вышел. Прошёл ворота Петровича, не хотел будить, боялся опоздать на поезд. Обернулся на звук открывшейся калитки – Ты чего не зашёл? – Разбудить боялся – Он взял меня за плечи. С удивлением увидел слёзы в его глазах. Мы крепко обнялись. Я пошел вниз на остановку маршрутки.
Поезд поднялся на возвышенность, открылась река и лесные дали. Поезд шёл вдоль Волги. Я смотрел на Волгу и вспоминал море и городок у моря. Вспоминал Милю.
Я вернусь туда.
Конец