Миниатюры - 2

Миниатюры - 2

«Бла-бла-бла»

Парк, поздний вечер. Со светлого еще, июньского неба таращится пустыми глазницами прозрачная луна. Лениво чирикают птички. Красота! Сонная сказка.

Но Мите и Мане отнюдь не до сна. Они хотят целоваться.

– Бла-бла-бла... – озирается на фланирующие парочки юная и стеснительная Маня.

Митя более опытен в жизни, на его темени плешь.

– Бла-бла-бла! – берет он Маню за руку и решительно ведет в сторону темной боковой аллеи.

В глухой части парка Митя и Маня находят пустую лавочку.

– Бла-бла-бла, – бархатисто воркует Митя, привлекая к себе Маню за плечи.

– Бла-бла-бла... – закрывает та глаза и подставляет для поцелуя губы.

– Бла-бла-бла!.. – задыхаясь от страсти, жадно тянется к ним Митя...

– Бла-бла-бла! – вырастает перед влюбленными грозный силуэт хулигана. – Бла-бла-бла! – сплевывает он под ноги Мите, хватает за руку Маню и тащит ее в кусты.

– Бла-бла-бла!!! – истошно кричит Маня, умоляюще оглядываясь на Митю.

– Бла-бла-бла!.. – затихает вдали успокаивающий Митин голос.

– Бла-бла-бла!!! – выбегает Митя на центральную аллею.

– Бла-бла-бла... – испуганно обходят его гуляющие парочки.

– Бла-бла-бла! – радуется, увидев милиционера, Митя.

– Бла-бла-бла... – расстегивает пустую кобуру милиционер.

– Бла-бла-бла! – прижимает Митя к сердцу руки.

– Бла-бла-бла!.. – показывает милиционер фото двух милых карапузов.

– Бла-бла-бла... – протягивает Митя стольник.

– Бла-бла-бла, – морщится и уходит милиционер.

Митя бредет назад к темной аллее. «Бла-бла-бла?..» – с надеждой думает он.

И впрямь, хулигана уже нет. На лавочке рыдает Маня. Одной рукой она закрывает лицо, другой пытается застегнуть порванную кофточку.

– Бла-бла-бла!.. – кидается к ней Митя, но, наткнувшись на пустой Манин взгляд, замирает: – Бла-бла-бла?!..

– Бла-бла-бла... – беззвучно шевелит вспухшими губами Маня.

– Бла-бла-бла! – презрительно бросает Митя. Он гордо поворачивается и уходит.

– Бла-бла-бла!.. – чирикает взлетевшая с ветки птичка и, набирая высоту, какает на Митину плешь.

Сказка кончается. Небо темнеет. Слепая луна наливается желтизной.

Уда и Кич

Зимним морозным днем философы Уда и Кич ехали в метро. Путь предстоял долгий, и друзья уютно расположились на сиденье, благо как раз пустовали два места. Кич сразу задремал. Уда вначале сопел, но вскоре стал тихо похрапывать.

На следующей станции освободилось место справа от Кича. Туда сразу плюхнулся невзрачный мужчина, от которого резко пахло спиртным.

– Подвинься! – пихнул он в бок Кича.

Философ подвинулся, прижав Уду к поручню. Сон разом оставил друзей.

Зато в плен к Морфею попал их новый попутчик. Да так основательно, что развалился на сиденье, закинув ноги на колени к философам.

– Что-то мне надоело сидеть, – подскочил Уда.

– Я постою с тобой, – встал рядом Кич, – а то тебе будет скучно.

– Тем более, все равно бессонница... – зевнул Уда.

– Потому что день, – согласился Кич и тоже зевнул.

– И зима. Недаром поэт сказал...

– «Мороз и солнце, день чудесный!» И что-то вроде «не фиг спать».

– Вот именно! Нелепо спорить с классиком.

«А еще нелепей – с пьяным быдлом», – подумали оба, но озвучивать режущую ухо сентенцию не стали.

Друзья долго стояли молча. Уда стал переминаться с ноги на ногу. Кич обеими руками повис на верхнем поручне.

– Снимает нагрузку с межпозвонковых дисков, – пояснил он свою позу.

– И ногам так гораздо легче! – «подвесился» рядышком Уда.

– Зато тяжелей рукам... – запыхтел вскоре Кич.

– Все относительно, мой друг, – сказал Уда, руки которого тоже быстро устали. – Добро и зло извечно ходят парой.

– Добро должно быть с кулаками! – внезапно послышалось сзади.

К сиденью протиснулся плечистый парень. Он сгреб за шиворот храпящего пьянчугу, сдернул того с сиденья и мощным толчком отбросил в проход. Сам же сел на освободившееся место и с доброй улыбкой посмотрел на философов.