Миниатюры

Миниатюры

Ритм..

Ритм… удар за ударом, дыхание за дыханием. Вдох, выдох. Толчки пуантов об пол, раз два, раз два. В такт сердцу. Удар – толчок. Вдох -- выдох. Четче, быстрее. Ускоряется дыхание, ускоряются ритм. Прыжок, вращение. Четко, легко, плавно, словно легкий ветерок. Так свежо, так чисто. Луч света выхватывает из темноты движение пуанта, так мягко, так легко, скользящего по паркету. Полукруг, позиция, толчок и девушка взлетает вверх. Пуанты куда-то стремятся, так быстро, так четко. Дрожащие от напряжения мышцы рук, ног, напряженное лицо и лишь очи светятся счастьем, спокойствием. Движения сливаются, словно плавные круги на воде, так нежно, так легко. И не замечаешь той работы, напряжения. Лишь тишина и удары. Раз, два, вдох, выдох. Руки, словно крылья, так легки, они мягко скользят по воздуху, на миг замирая, прислушиваясь к сердцу и отдавая приказ. Тонкая, словно береза фигура,  вращением охватывает полукруг сцены, ноги то становятся на пол, то ускоряются в ритме сердце, удар за ударом, удар за ударом. И нет больше сцены, сверкающего паркета, есть лишь фигура девушки, порхающей над сценой, вне её. И только толчки пуантов заставляют вернуться в сие бытие и убедиться, что это не сон. Это легкая реальность. И сердце бьётся то быстрее, то медленнее, лишь иногда замирая и снова лавиной обрушиваясь на свет. Чётче, быстрее, толчок за толчком. Учащается дыхание учащенно выбивают дробь пуанты. Где-то бьется Моцарт, плавно, нежно, легко. Взрывается клавишами фортепиано, ливнем нот обрушиваясь на мир. Удар – толчок, вдох – выдох. Скользящее движение, батман, толчок, лёгкое невесомое вращение. Так легко, так чисто. Вдох – выдох. Музыка сливается с движениями девушки, она рекой заполняет зал. Луч света прыгает по светлым локонам, полукруг рук, слонового цвета кости кисти девушки так легко так мягко изгибаются. Плие. Ещё миг и оно перейдёт во вращение. Секунды тикают, бегут, то ускоряясь, то замирая. Ритм им задают танцевальные па. Чётко, быстро, нежно. Так разнообразно и так едино. Вдох – выдох, удар за ударом. Итен встал и вышел из зала, он не хотел конца этого сна. Эти движения завораживают, дают новое рождение. Дробь балерины отдавалась дробью сердца, так сильно, так гулко рвущегося из груди. Вот что заставляет дышать, его, бессмертного. Он тает в этом ритме сердца, ритме души. Здесь нет хаоса, а если есть, то он прекрасен. Пусть на миг, пусть на тонкую мембрану танца. Но так прекрасно. Где-то там, внутри дрожит струна… чего? Жизни, смерти, чистоты? Пока неизвестно. Но она есть, а он заставит её петь. Как? Толчками пуантов, этими очами. Этим миром. Светлым, хаотичным, жестоким, и лишь иногда нежным и чистым. Да… но чистота сильнее. И он найдет ее, вольет в этот мир.

Водоворот

Бьется, скребется к твоим ногам мысль, чувство, стараешься отмахнуться от него и все же судорожно открываешь глаза и садишься на постели. Липкий ужас рвет тебя, и даже легкий прохладный ветерок не облегчит жар твоего оголенного тела. Криком, воплем рвется в зазеркалье душа, чувствуешь ее боль. Как протянуть руку и коснуться родной тебе частички? Где она? Где ты? А боль пульсирующей волной будоражит гладкую поверхность внутреннего мира. Знаешь, что где-то есть нечто и оно неумолимо продвигается к тебе, протягивая свои длинные пальцы все ближе к тому, что есть огромной частью тебя. Знаешь ты об этом, знает оно об этом. Но кто еще? Взгляд чьих-то глаз неумолимо жестко произносит приговор, не слышишь слов, видишь лишь движение губ. Дрожащие пальцы застывают в мгновении от них, ты молишь, ты просишь молчать, и все же вздрагиваешь от лавины желчи, насмешливый хохот режет слух. Что-то давит на грудь, огромной глыбой перекрывает путь кислороду. Но ты не чувствуешь его недостачи, лишь одно животное бьется в тебе. Что это? Инстинкт, дар, проклятье… что оно для тебя и что ты для него? Словно паразит оно пришло в этот мир с тобою и уйдет так  же, но лишь для того чтобы вернуться. Будет кровь, будет боль, много. Слишком много. Чувствуешь ее привкус на своих губах, видишь на руках, на груди, ты в ней завис. Где-то тихим рокотом дрожит воздух, улавливаешь его, пара белых пуантов неумолимо выбивает дробь, творит ритм, заставляет хаос и все безумство этих очей отступать. Не существует для них бремени, лишь паркет и биение сердца—полнота этого мира. Ты есть, ты дышишь. Дышишь ли и чем? Аритмией по воздуху ударяет чей-то голос, хаотично разбрасывая по еще не отмершему блюзу, зерна слов. Возродишь ли их, примешь ли… да и зачем  тебе? И все же впитываешь что-то такое, понятное только тебе, не столь твоему разуму, как сердцу. Тонкие пальцы замирают всего в капле от лица, они, дрожа, ласкают его, боясь разбудить и прервать тот миф, что воплотил его в реальность. Ночь мягкой поступью отступает, сдает позиции свету, а он терзает, рвет ее. Дыхание так робко, так робко, так нежно, что же заставит прервать его? Внутри сильною волной задрожит рык твоего второго Я. Оно что-то чует, и это нечто грозит ему, заставляя изгибать спину от блаженного предвкушения боя. Словно на смех возникает в тебе фальшивый блеск, ты словно краску выпускаешь, распыляешь вокруг. Лишь изредка натыкаясь на чей-то невозмутимый спокойный взгляд, заставишь отступить себя, но истинно ли будет твое желание, в этой войне не имеет значения. Ничто не имеет значения. Ты зверь, ты голоден… есть лишь одно но. Найдешь ли того кто держит твое сердце в своих ладонях, а ты знаешь, оно не твое. Знать бы еще чьи руки его держат. Тёплою, тонкою струей где-то горит свеча, ее пламя освечивает чей-то путь. Так легко так осторожно горит она и ишь опытным взмахом чьих-то слов пламя взымется высоко в бирюзового оттенка небо, оно будет жечь все оставляя лишь пепел. А кто-то с усмешкой наблюдает за игрой света и тени, забавляется ими, находясь частью их, одним целым с ними. Мягкие штрихи ложатся на белый лист, словно на мир, тонкие краски так неопределенны. Чья-то рука резким мазком бросает их, оставляет тени, создает миры, чьи-то стопы идут по ним, творят в нем, верят в него. Что остановит художника, кто прекратит игру веры и политики. Вес слова кидает чашу на свою сторону и ни одна улыбка или слеза не остановит, не облегчит его? Ты играешь, то в пике то в вираж, это заманчиво, это так эпизодично… когда же споткнешься о чей-то мягкий смех. Касание теплой ладони к твоей спине вызывает дрожь, какое Я, знаешь, что рвешься от него, словно от огня. Почему? Зачем? Жить, ты хочешь жить, я знаю, я вижу. Чьи-то руки все же коснутся твоей щеки, что-то с ужасом вонзит свои когти в тебя, твою плоть… мягкость очей, обласкает или разорвет???