Министерство пропаганды и цензуры

Министерство пропаганды и цензуры

Министерство пропаганды и цензуры

Арбайтенграунд (Центральный округ). Лето, 1987 год.

Глава 1

Начну с того, как в пятницу двадцать второго июня мы сидели в фойе возле кабинета министра пропаганды и цензуры, курили. Со мной, помню, были Анселл Битнер, цензор книг, Орэль Гирш, цензор пьес и отечественных сценариев, и я, цензор зарубежного кино.

Итак, мы сидели и разговаривали, пока ко мне не подошёл уже немолодой секретарь Фредж.

— Кёлер, пришла доставка из Восточной Европы.

— Какой страны?

— Из Югославии.

Я встал и потушил сигарету. Анселл усмехнулся.

— Много работы, не везёт.

— Потом расскажешь нам о фильмах, — сказал Орэль, и его глаза заблестели.

Я пошёл по длинному коридору в свой кабинет, который состоял из двух смежных комнат. Первая была маленькой, больше напоминала студию с кинопроектором, за которым дремал старик Вольф. Новый деревянный ящик с несколькими плёнками лежал на полу. Я нагнулся, снял крышку и достал первую плёнку с надписью «РАЙСКИЙ ОСТРОВ».

Усмехнувшись, я откашлялся, и Вольф тут же выпрямился.

— Я не спал, герр Кёлер, честно...

— И зря. У нас много работы.

Я протянул ему плёнку, и он вставил её в проектор.

Вторая комната была по больше и напоминала кинозал. Кроме нескольких бархатных сидений и двери в туалет, а также экрана ничего не было.

У нас было двенадцать фильмов, а в прокат вышли только три.

Первые пять фильмов — порнография. После первых десяти минут я приказал Вольфу отключить проектор, и он это делал, вынимал плёнку. Я поставил печать «ОТКАЗАНО» на катушке и отложил её в сторону. Когда все фильмы заканчивались, я клал запрещённые плёнки обратно в ящик. А потом он отправлялся в печь.

На шестой фильм я дал добро. Седьмому тоже повезло, однако пришлось нам с Вольфом вырезать некоторые диалоги «сексуального характера». Восьмой и девятый фильмы — показ расчленения и кишок — «ОТКАЗАНО». Десятый, одиннадцатый и двенадцатый — порно с участием... только мужчин.

— И как они такое смотрят? — сказал я, положив все «отказанные» плёнки в ящик.

Вольф пожал плечами.

— А ты ещё жалуешься, что у нас слишком жесткая цензура и много работы. Зато ЭТО не смотрим и детям не показываем. Культурная нация — будущее для народа.

В этот момент раздался стук в дверь.

— Да-да, войдите, — сказал Вольф.

Вошёл Орэль с ящиком в руках. Увидев нас, он улыбнулся и поставил его на пол.

— Я как раз шёл к печи, услышал голоса, ну и думаю: а давай-ка я зайду... Я не помешал?

— Нет, — сказал я.

Он сел на ящик. Посмотрел на ящик с плёнками.

— Закончили?

— Ну да. Из двенадцати только три.

— Ого! А почему?

— Одна кровь и порнуха.

— Ясно...

Вольф встал, отдал мне ключи от комнат, попрощался и ушёл. Орэль спросил:

— Что будешь завтра делать?

— Ко мне приедет Лисл, будем проводить время вместе.

— Это хорошо.

Я сел на место Вольфа, подготовил листок для отчёта, который потом секретарь отдаёт министру пропаганды. Там подробно описывались все просмотренные фильмы, особенно разрешённые.

Я услышал, как Орэль сказал:

— Ладно, я пошёл. Увидимся в понедельник.

— Давай, — не оборачиваясь, сказал я.

С кряхтением он поднялся и ушёл.

Закончив отчёт, я вышел в фойе, положил его на пост Фреджа, который давно уже ушёл (время было за полночь), взял ящик, отнёс его к печи, находившейся этажом ниже (каждый из нас отвечал за ликвидацию запрещённых материалов), закрыл все двери, попрощался с охранником и очутился на тёмной аллее.

Глава 2

Суббота, выходной. Мы с женой Хедвиг и младшей дочерью Анели сидели и завтракали, когда постучали в дверь. Я открыл её и увидел на пороге свою старшую дочку — Лисл. Мы обнялись.

— Ангелочек мой, привет! Как тебе идёт короткая стрижка.

— Спасибо, папа. Я недавно постриглась.

Она прошла внутрь, поздоровалась с остальными и села. Я налил ей чай и сел подле неё.

— Ну, как дела? Что нового на работе?

— Волнения, папа, волнения.

— А что такое?

— Это всё из-за слухов о шестидневной рабочей неделе. Один раз чуть до забастовки не дошло.

Хедвиг прикрыла рот рукой.

— Ну и ну... серьёзно у вас. А как, кстати, твоя пьеса? Написала её?

— Пока нет, но уже больше половины закончила.

— Молодец. — сказала она и поцеловала её.

— А почему ты не рассказываешь про неё? — сказала Анели. — Хоть сюжет расскажи!

Лисл хихикнула.

— Почему ты такая нетерпеливая, а? Всё со временем.

Анели надула губы, но ничего не ответила.

Так, мы провели целый день вместе, сидели на веранде. Говорили о разных вещах, но я чувствовал в Лисл какое-то смущение; она всё время поглядывала на меня. Видать, ждала, когда мы останемся вдвоём, а это получилось только под вечер, когда Анели отправилась спать, а Хедвиг вышла в сад — забыла полить цветы. Мы с Лисл сидели в столовой.

— Папа... — шепнула она, взяв меня за руку, — скажи одну вещь: разрешено ли упоминание в пьесе о Третьем Рейхе?

Я нахмурился.

— Смотря, в каком контексте: если ты сравниваешь, то нет. Если ставишь в хороший пример — нет. Если в плохой — да. А вот если действие происходит в этот период, то точно нет. А что?

— Ну, там идёт как плохой пример.

— Что ж, вероятно, что твоё произведение не сожгут.

— А можно ли поднимать провокационные темы?

— Это, смотря, какие.

— Например... ну, тяжёлые рабочие условия, которые происходят в нашей стране; приведение ситуации с Рейхом...

— Ну нет! Нельзя; тем более, это уже сравнение. Напиши про что-нибудь другое, зачем писать провокации? Ещё потом оштрафуют, а будешь выпендриваться — посадят на годик-второй. Зачем оно тебе?