1
Сергей Лебедев лежал в своей комнате, но комната эта была больше, чем просто комната. Она была вместилищем его мыслей, его сомнений, его невысказанных вопросов, которые висели в воздухе, как пыль, осевшая на старые книги. Темнота вокруг него не была пустотой — она была плотной, почти осязаемой, как будто сама тьма пыталась что-то сказать, но слова ее терялись в тишине. Он ворочался, пытаясь найти позу, в которой тело перестанет быть телом, а станет лишь проводником в мир сна. Но сон не приходил. Вместо этого приходили мысли — неясные, обрывочные, как обрывки снов, которые забываются еще до пробуждения.
Он чувствовал, как время в этой комнате течет иначе — не линейно, а спирально, закручиваясь вокруг него, как воронка. Каждый миг, который он пытался ухватить, ускользал, оставляя лишь ощущение тяжести, будто на груди у него лежал невидимый камень. И чем больше он пытался заснуть, тем яснее понимал, что сон — это не просто отсутствие бодрствования. Это другая реальность, дверь в которую он сейчас не мог найти.
Закрыв глаза, но темнота за веками была иной — она пульсировала, как живая, и в ней начали проступать образы. Тени, которые не были тенями, формы, которые не имели формы. Они танцевали на границе его сознания, словно приглашая его в танец, который не мог понять. Сергей почувствовал, как его "я" начинает растворяться, как будто он больше не Сергей Лебедев, а лишь точка в бесконечности, которая пытается вспомнить, кто она такая.
Сон накрыл Сергея, как волна, унося его из темной комнаты в другое измерение, где пространство и время сплетались в причудливые узоры. Он очутился в старой квартире, которую знал и не знал одновременно. Стены здесь дышали памятью, а воздух был густым, как сироп, пропитанный запахами прошлого. Это было место, где он жил когда-то, но "когда-то" здесь не имело значения — время в этом сне текло вспять, закручиваясь в бесконечную спираль.
Рядом с ним, на кровати, лежал огромный черный кот. Его шерсть была не просто шерстью — она состояла из множества других котов, маленьких и больших, которые сплетались в бесконечном танце совокупления. Их движения были гипнотическими, как будто они создавали саму ткань реальности, нить за нитью, петля за петлей. Кот смотрел на Сергея острыми глазами, и в его взгляде было что-то древнее.
Медленно, с грацией, которая казалась невозможной для такого существа, кот протянул ему шерстяной шарик. Он был маленьким, но в нем чувствовалась бесконечная легкость. Сергей взял его, и шарик оказался теплым, почти живым, пульсирующим в его ладони. Что-то внутри него подсказало, что этот шарик нужно съесть. Не из голода, не из любопытства, а потому, что это было единственно возможное действие в этом сюрреалистическом пространстве.
Он поднес шарик ко рту и откусил. Шерсть оказалась не шерстью, а чем-то другим — текстурой, которая была одновременно мягкой и колючей, теплой и ледяной. Вкус был странным, почти невыразимым: он напоминал запах старой книги, смешанный с привкусом пыли и чего-то сладкого, что нельзя было назвать сахаром. Это был вкус воспоминаний, которые он никогда не проживал, и желаний, которые он никогда не осознавал. Каждый кусочек шарика растворялся на его языке, оставляя после себя не чувство сытости, а странное осознание — как будто он съел часть самого себя.
Кот наблюдал за ним, не моргая, и в его глазах Сергей увидел что-то, что заставило его содрогнуться. Это было знание — знание о том, что он только что совершил нечто важное, нечто, что изменило его навсегда. Но что именно, понять не мог.
Сон оборвался резко, как нить, перерезанная невидимыми ножницами. Первые лучи солнца, тонкие и острые, как лезвия, проникли в комнату через щели в шторах, разрезая тьму на части. Сергей открыл глаза, но реальность вокруг него казалась чуждой, как будто он проснулся не в своей комнате, а в другом измерении, где все было почти таким же, но не совсем. Воздух был тяжелым, насыщенным остатками сна, которые витали вокруг, как туман.
Он лежал неподвижно, пытаясь удержать в памяти образы, которые уже начинали расплываться, как чернильные пятна на мокрой бумаге. Старая квартира, огромный кот, шерстяной шарик — все это казалось таким реальным, таким осязаемым, но теперь ускользало, оставляя после себя лишь смутное ощущение. И только вкус — этот странный, неописуемый вкус — оставался с ним, как будто он все еще был у него на языке.
Сергей приподнялся на кровати, его голова была тяжелой, как будто наполненной свинцом. Он провел рукой по лицу, пытаясь стряхнуть остатки сна, но они не уходили. Вместо этого они оседали где-то глубоко внутри, как осадок на дне стакана. Закрыв глаза руками, и перед ним снова возник образ кота — его огромные, всевидящие острые глаза, его совокупляющаяся сама с собой шерсть, состоящая из бесконечного числа других котов, их движения, которые казались одновременно хаотичными и упорядоченными. И шарик. Этот странный, теплый, пульсирующий шарик...
2
Вечер опустился на город тяжелым, свинцовым покрывалом, и Сергей шел по улице, утопая в своих мыслях. Воздух был холодным, почти колючим, и каждый вдох обжигал легкие, напоминая о том, что он жив, что он здесь, в этом мире, который казался ему все более чужим. Снег под ногами хрустел, как будто протестуя против каждого его шага, а причудливые узоры на его поверхности напоминали замерзшие картины из какой-то древней, забытой сказки.
Сергей шел, не замечая времени, не замечая людей, которые проходили мимо, спеша по своим делам. Его мысли были где-то далеко, в том смутном пространстве между сном и явью, где реальность переплеталась с фантазией, а прошлое и будущее сливались в одно. Он думал о своем бытии — о том, что это значит, быть собой. Кто он такой? Просто Сергей Лебедев, человек, который ходит на работу, спит, ест, дышит? Или есть что-то большее, что-то, что не может увидеть, но что всегда присутствует, как тень, как отголосок?
Улица была пустынной, только фонари бросали на снег желтые пятна света, создавая причудливые тени. Он почувствовал, как что-то сжимается у него в груди — не страх, а скорее предчувствие. Предчувствие того, что он стоит на пороге чего-то важного, чего-то, что изменит его жизнь.