Мир, который мы разрушим. Книга 1. Осколки нации.

Глава 12

Глава 12

Узкая тропинка змейкой петляла над крутым берегом реки, в довоенные годы именовавшейся Торцом. Торец бурлил и пенился, обдавая мутными волнами валуны берега. День выдался прохладным. Холодный ветер продувал хилый комбинезон, заставляя ёжиться при каждом порыве, небо заволокло чёрными тучами. Самой несчастной выглядела Мариам. Она зажала свои ладони под мышки и мелко дрожала. Но когда герой снял с себя китель и предложил ей, она наотрез отказалась от помощи.

Оставив протоптанную тропинку, Семёныч свернул в сторону леса, и герой без расспросов последовал следом. Они ступили под крону раскидистых деревьев. Поначалу идти вперёд было тяжело. То и дело приходилось перешагивать поваленные стволы некогда могучих лестных гигантов, и, прикрывая глаза руками, напролом ломиться сквозь стену из колючего кустарника.

Но через пару десятков метров идти стало намного легче. Кустарник перестал преграждать им путь. Раскидистые ветви деревьев, обильно поросшие листвой, впитывали в себя все солнечные лучи без остатка, не давая шанса на жизнь всякой мелочи. Под ногами приятно хрустел ковёр из опавшей листвы.

Давид оставил попытки разговорить Мариам. На все его расспросы и шутки она в ответ молчала, и лишь иногда скупо улыбалась. С отчимом дела обстояли не лучше. От самого моста он не проронил ни слова, что было на него не похоже. В группе царило молчание, и Давид не смел его нарушить. Впереди мельтешил силуэт Мариам, хвостиком плетущейся за отчимом.

В такт этой поспешной ходьбе в голове у героя начали появляться странные мысли, отрывающие его от грубой действительности и погружающие под купол сладких грёз. Вот он находит отца Павла и тот на коленях умоляет пощадить его, но Давид крепок и непреклонен как кремень. Или вот его любимая остаётся жить лишь только потому, что герой вовремя выхватывает из рук у Павла пистолет, и кладёт из него эту мразь и двух его прихвостней прямо посреди камеры. Тогда бы ничего бы этого не случилось, и он жил да поживал бы со своей возлюбленной за толстыми стенами убежища, не зная, что за кошмар здесь творится...

"Нет!" – громко сказал он себе. "Даже если бы Настя была бы жива! Даже если всё осталось бы на своих местах, то нас, как и всех жителей убежища, поработили бы остаповцы. А в плену я успел побывать... уж лучше быстрая смерть, чем такое существование!"

Из своих мыслей его грубо выдернуло, и он полетел из мира, где он счастлив, побеждает всех и вся, в мир, где ничего, кроме боли и жажды мести, не заставляет его цепляться за жизнь. В реале он попросту налетел на широкую спину внезапно затормозившего отчима. Рядом с Семёнычем стояла Мариам и молча хлопала глазами, уставившись туда же, куда и отчим. Герой выглянул из-за плеча Семёныча и увидел выходящих к ним навстречу незнакомцев.

Их было пятеро, и они по одному вышли из-за стволов деревьев, окружив троицу полумесяцем. Всё пятеро были одеты в меховые полушубки, выдубленные из шкур не то волков, не то собак. Несмотря на скудное вооружение (лишь двое из пяти были вооружены огнестрелом, остальные сжимали в своих обвитых тугими жилами руках грубо вырезанные дубины и копья), незнакомцы выглядели устрашающе. Почти все были заросшие бородами и длинными сальными патлами. Один из незнакомцев несколько выделялся. Борода и пучок грязных волос на голове не могли скрыть проходящий через всё лицо безобразный шрам и вывернутое розовым треугольником вниз веко давно вытекшего глаза.

В своих поросших чёрной шерстью руках человек со шрамом сжимал отполированный до блеска карабин, дуло которого было направлено в живот отчима. Рядом стоящий мужик потянул из-за пазухи дуло старинного пистолета, остальные, поднявши своё примитивное оружие, принялись обходить отчима, Давида и Мариам с боков.

– Радик, ну и рожа у тебя... – Не отрывая взгляда от лица со шрамом, произнёс отчим.

Человек со шрамом опустил дуло карабина и с удивлением уставился на отчима, его товарищи последовали примеру, топчась в нерешимости на месте.

– Саня, ты что ли? Крутись ты провались! Да что б тебя понос замучил! Зачем пугать-то? – Отозвался человек со шрамом.

– Это кто ещё кого пугает? Вылез тут весь грязный и бородатый. Как этот, как его? Робинзон! Вот-вот, точно, Робинзон!

Двое мужчин дружески обнялись, похлопывая друг друга по плечу. Давид и товарищи незнакомца со шрамом разом убрали оружие. Мариам молча наблюдала за происходящим широко раскрытыми глазами, и хлопала длинными ресницами. Вдоволь на обнимавшись, отчим слегка отстранился, разглядывая обезображенное лицо собеседника, и спросил:

– Это кто ж тебе мордашку-то поправил? Ты и так красотой не блистал, а теперь и вовсе пугало пугалом...

– Да пустяки... – отмахнувшись словно от назойливой мухи ответил собиседник, – а я смотрю, идут трое... Двое мужиков, как танки железом обвешаны, и баба с ними какая-то. Ещё вдобавок один из остаповцов. Ты где, сынок, форму-то такую раздобыл?

– Это трофей, – улыбаясь, поведал отчим, – мы, дружище, в жир ногами попали! Если бы ты знал, что мы натворили, ты бы, наверное, поседел бы. Ну да ладно, мы всё равно к тебе на ночлег собирались, так что веди!

Шрамированый, извиняясь, пожал плечами и ответил:

– Ты уж извини, но у меня тут дело незавершённое, а дойти ты и сам дойдёшь, тем более дорогу знаешь.