Миром правят грехи

Часть нулевая, в которой Элина пожила, умерла, начала новую жизнь после смерти и уже порядком задолбалась от всего этого

    Быть девушкой, подверженной многочисленным влияниям, — очень сложно. Сначала ты поддерживаешь неформальные культуры: рок, эмо, затем начинаешь танцевать тектоник. Время идёт, но всё остаётся прежним: и вот ты уже пишешь свой рэп и пытаешься участвовать в баттлах, усиленно качаешь пятую точку в спортзале, отращиваешь длинные волосы, клеишь ресницы и, конечно же, покупаешь новый айфон. Старый добрый блог уже перестал быть актуальным, в моде — Инстаграм. И тебе приходится делать странный макияж, выкладывать на всеобщее обозрение полуобнажённые фотки — причём слово «полу» здесь звучит очень даже оптимистично, выслушиваешь тонну оскорблений. И всё ради чего? Ради ста тридцати двух лайков от знакомых и нескольких фотографий в директ не самого приличного содержания. Парочку сумок от Шанель, — ну и что, что с рынка, — оттуда же самый заезженный браслет от Картье, модный ресторан средиземноморской кухни и реклама. Много-много рекламы. Пока не платят, по бартеру… Да, теперь можно однозначно сказать, что жизнь удалась.
    И то ли жизнь обиделась на такую формулировку, то ли решила показать, что не в этом счастье, но как-то слишком скоротечно она прервалась. «Шапки для лохов», все же об этом знают. А вот лёгкие, судя по всему, не в курсе. Воспаление, осложнения, «просто попейте сироп на ночь, и всё пройдёт» и… смерть. Да-да, вот так просто. Даже смайлик огня здесь ничем не поможет.
    Поняла Элина одну вещь очень быстро: все врали. Ни мини-фильма о жизни, ни света в конце тоннеля, ни, собственно, самого тоннеля. Да и райский сад, судя по всему, надо было ещё заслужить. Ей досталось только заседание суда. Страшного, но в чём-то похожего на тот, где она пыталась отвоевать право не платить за штрафную стоянку. Вставать разве что было не надо, ты и не садился. И адвоката не было. Должен был быть, по идее, но как-то странно на неё косился ангел-хранитель. Ещё тогда можно было понять: ничего, кроме Ада, ей не светит. Девочкой она была не тупой, хоть и отчаянно пыталась деградировать в последние годы, а потому не удивилась. Приняла с достоинством вечный приговор. Окончательный, обжалованию не подлежит.
    Что ж, всё было вполне не так и ужасно: с предыдущей общагой и сравниться не могло. Никаких тебе бухих студентов, никаких псевдоподруг, протаскивающих в комнату абсолютно любое существо, которое хоть как-то тянуло на звание самца. Мужчиной, как правило, это назвать было сложно. А здесь… чисто. Спокойно. Тихо. По ночам, — в то время, когда положено было спать, — засыпаешь под мерный шум прибоя. Оказалось, лава, прибивающая к алым берегам, звучит точно также. Вообще «мисс Одинцова», как называли её некогда преподаватели в университете, до сих пор не могла понять, как так могло получиться, что даже умерев, ей приходилось спать. Обычно есть две версии событий, — либо после смерти мы все, как следует, отоспимся, либо же нас ждёт вечное бодрствование. Куда там.
    — И как же ты собираешься не спать? — хохотнула однажды новая знакомая, когда теперь-уже-мёртвая-Элина спросила её об этом. — Ты что, биологию плохо в школе учила? Мозгу надо отдохнуть.
    О том, что мозг вроде как умер вместе с телом, оставив наедине с грешной душой, она решила не упоминать.
    В первое время всё было в новинку и даже чем-то напоминало Хогвартс. Ладно, только распределением и необходимостью есть в одной большой столовой. Но складывалось впечатление, не всё тут ради сплочённости коллектива, просто одна большая лавка дешевле нескольких маленьких. В тот день она подошла к Шляпе, и та весь зал громко огласила:
    — Гордыня. — И все захлопали.
    А у Элины создавалось впечатление, что кто-то кого-то явно стебёт. С одной стороны, понятно — новичков тут, увы, было немало, никаких внутренних интернет-сетей для погребённых не существовало, а развлекаться было надо. С другой — старое поколение чувствовало себя абсолютно потерянным. И девушка понимала одно — рано или поздно, она пополнит их ряды.
    Вообще весь Ад напоминал театр абсурда, какой-то нелепый карнавал, где будто вот-вот и выберут шута королём. Римляне в нелепых одеждах и с пафозными фразами, средневековые мадам, и высших, и низших слоёв, и чересчур уж пафосный восемнадцатый век, даже здесь не переодевший пышные платья и до удушья неудобный корсет. И джинсы, конечно, и айфоны, не слишком работающие без заряда, и Лил Пип. Лил Пипа, кстати, Элина так и не нашла, зато его песни теперь уж точно знала наизусть: спасибо, Армия Уныния. Пещерные «человеки» с огромными дубинами наперевес. Они-то тут как оказались? Оказалось, кто как. Даже за несколько тысячелетий до нашей эры можно было грохнуть ближайшего родственника из-за куска мяса или подставить всех, повести на верную смерть ради единственного укрытия.
    И в начале это было даже забавно: находишь тёлку, внушаешь ей стандарты красоты и новомодные тренды, а затем просто наблюдаешь. Как она меняет себя под твои желания — сначала нос, а через пару лет уже и укороченные пальцы ног радуют твой взгляд. И всё это — потому что ты так захотел. И без того гипертрофированная Гордыня увеличивается ещё на пару размеров. А потом выбранная жертва умирает: кто от анорексии, кто от неудачной операции, кому-то везёт больше, и во всём становится виноват рогатый богатый престарелый супруг, не переживший измены молодой супруги, например… с сыном. Или дочерью. Почему нет, толерантность же. И потом она становится твоей верной соратницей, новой подчинённой начальницы. И так из раза в раз. Способов много, пробуй — не хочу. Но бывают и обидные случаи.
    Однажды Элина целых три года обивалась вокруг одного зачмырённого парниши, пытаясь из него что-то вылепить, да заставить себя полюбить. Он полюбил. И поменял Ладу на Лексус, затем последовал Бентли, потом Феррари… Как только число автомобилей превысило сто сорока, а недвижимости за сто, в дело лично вмешался Алчность и заявил, что отныне это его вип-клиент. А кто мы такие, чтобы спорить с самими грехами? Гордыня только ухмыльнулась. И после того случая, наверное, и начались сами проблемы, о которых далее и пойдёт речь.
    Любоваться на себя в отражениях больше не хотелось, хвастаться своими достижениями не было настроения, да и слушать о других тоже. «Депрессия», — диагностировал лекарь, к которому Одинцова немедленно была отправлена при выявлении сиптомов. И был не прав. Не депрессия, а возвращение к своему истинному я было тому причиной. Тому я, где не нужны лайки и комментарии, восхищение и зависть, фотографии, развешенные по всему дому и оды, посвящённые себе от самой же себя. И работать стало куда сложнее, а ещё — почему-то, вдруг, совершенно неожиданно, — стало жаль тех девушек, которые шли на такое. Да, это их выбор, но… Неужели и она сама была всего лишь чьей-то жертвой, попавшейся на пути?.. Да, скорее всего. Как и практически все здесь.
    В таком состоянии её и заметил… кое-кто. Кое-кто — это тот, кто её очень-очень не должен был заметить в таком состоянии. Самовлюблённость, тщеславие, гордыня — да. Но ни в коем случае не в унынии, это уже другой профиль. Предательство своего рода. Красивый, импозантный, стильный и уверенный в себе, он вызывал зависть у мужчин и зависть у девушек к той, кто могла бы стать его спутницей — даже гипотетической. Впрочем, он и был… Завистью.
    — Я надеюсь, ты это сейчас грустишь из-за проблем с кожей? — клыкасто ухмыльнулся молодой на парень, прислонившись к дереву, подобия красного клёна.
    Элина уже хотела было сказать, что никаких проблем нет и вообще пусть посмотрит на свою уродливую рожу, как вдруг… Сначала подняла голову. А рот уже открылся сам. От удивления, от шока, от… дьявольски пленящей красоты. Он мог бы быть Блудом или самой Гордыней, но…
    — Я… — тяжело сглотнула она.
    Конечно, нет. Конечно, она сейчас не грустила. И всё-таки поспешница понимала: одно слово, — и ей конец. Никто не знал, что значит этот самый «конец», но проверять совсем не хотелось.
    Она взглянула в зловещие тёмно-карие глаза и буквально утонула там, на миг даже потерявшись в пространстве, во времени… позабыв о том, кто она и что происходит. За такое могли и наказать, но парень, внезапно, просто выдавил из себя негромкий смешок и спокойно присел рядом с ней. Подавить в себе желание отодвинуться было нелегко, а вот снять мышечное напряжение и вовсе невозможно.
    — Ну что, может пару селфи? — хохотнул Верховный Грех.
    А Элина только перевела на него чуть обиженный взгляд, чем вызвала очередной смешок. Зависть был в прекрасном настроении — всем на зависть? — и в этом диалоге не было ничего личного. Сейчас он её также просто забудет. Если вообще запомнил.
    — Больше не ты на свете всех милее?
    — Ты очень даже милый, — огрызнулась Элина и тут же прикусила себе язык. Спонтанный комплимент с нескрываемым сарказмом, панибратское отношение на «ты»…
    Но Зависть почему-то отреагировал не злобно.
    — Оу, комплимент от прекрасной леди, как приятно.
    Он улыбнулся, и в его улыбке не было ничего подобного Элининой фразе. Искренняя, чистая… Он поднял пальцами её подбородок и стал медленно наклоняться к пересохшим вмиг губам. Всё ближе и ближе, и уже чувствуется горячее дыхание… Стоп, это же Зависть!
    Мысль едва успела проскользнуть в голове, как где-то сзади послышался женский всхлип и шуршание листвы. Какая-то девочка, фанатеющая от своего «героя», только что услышала эту фразу.
    — У неё же теперь истерика, — с укором сказала Одинцова, пытаясь сделать вид, что ничего не произошло. Всё хорошо. Вдох.
    И лишь на этот раз ей удалось действительно вызвать его интерес. Чуть наклонил голову и рассмеялся, теперь уже нахально и злобно. Как и положено одному из Повелителей Ада: по крайней мере, на данной ступени. Он резко подвинулся к ней и теперь его горячее дыхание обжигало её ухо, вызывая толпу мурашек.
    — Знаешь, как сильно она тебе завидовала? Настырной девице так бы сильно хотелось оказаться на твоём месте…
    Взять себя в руки. Взять себя в руки.
    — Ты же не Блуд, — отодвинулась девушка, выравнивая сбившееся дыхание. — Вот и веди себя… подобающе.
    — Так же как ты? — хохотнул Зависть, и пальцы его правой руки пробежали по оголённому колену до самого края юбки.
    Элина дёрнулась.
    — Может быть… нам всем иногда нужно немного поменять свои роли? — Она больше не могла это слушать, не могла терпеть, не могла… сдерживаться. Такое не принято, такое запрещено, они не… И прежде чем она успела что-либо осознать, остановить себя или хоть как-то пресечь, повернулась сама и прижалась к горячим губам отнюдь не молодого невинного парня.
    Но быстрее, чем она смогла понять, что произошло, всё… закончилось.
    Тёмно-карие глаза будто прожигали душу — всего мгновение, ухмылка, и удаляющаяся фигура Верховного Греха. Девушка облизала губы, всё ещё пульсирующие от жарких поцелуев. Такого она не чувствовала… никогда, даже с теми, кого очень любила.
    Ей не хотелось оборачиваться на девушек, которые наблюдали за ними. По правде говоря, она даже не знала, есть ли они здесь ещё: всё-таки это Ад, и бездельничать тут даже у специалистов по этой части — Армии Уныния — не всегда получается.
    А потом наступил новый день.
    И ещё один. И ещё.
    И так прошло ещё несколько лет.
    Элина всё также ходила на работу: с каждым разом это становилось всё труднее. То неразбериха в компании, то влезет тот же ТикТок со своими нововведениями, забрав большую часть новой аудитории. И придётся выстраивать новые алгоритмы по захвату девчонок и мальчишек. Если удастся захватить и их родителей, так это вообще прекрасно, но обычно старшее поколение давалось Элине куда труднее.
    В свободное время почившая… спала. Ела. Иногда её можно было застать, болтающей вечером с соседкой о каких-то пустяках. Даже после смерти она умудрялась быть действительно вовлечённой в тренды и модные тенденции. Элина делала всё из-под палки и понимала одно: если бы можно было сменить карьеру, она бы это сделала. И пошла, например… в Чревоугодие. Вкусно поесть она когда-то тоже очень даже любила.
    О том происшествии с Завистью никто не вспоминал. Верховного Греха она видела не больше пары раз, да и то мельком. Нет, он на неё не смотрел. И нет, он её и не запомнил.
    «Это же не романтическое фэнтези для девчушек-семиклассниц», — мысленно фыркнула Элина, стараясь проигнорировать лёгкий оттенок горечи.
    Когда-то она их читала. Когда-то очень давно ей это нравилось, и она искренне верила: любовь — искренняя и чистая — придёт и в её жизнь. Что же теперь? Теперь и приходить больше некуда.
    И она просто делала то, что делала ещё при жизни, когда в голову приходили отрывки из «Титаника» и лёгкий оттенок надежды на подобные чувства: она старалась отвлечься. Перебросить внимание на что-то другое и не забивать голову глупостями. «Например, можно всегда пойти поработать», — улыбнулась. Да.
    Прошло ещё пять лет.
    И ещё.
    И ещё совсе-е-ем немного.
    А вот теперь достаточно.
    Жизнь шла своим чередом: на Земле что-то менялось, но не особо сильно. Войны, болезни и эпидемии, новые технологии, полёты в космос, легализированное клонирование. В общем, всё было по-старому. Разве что последнее открыло огромные возможности и перспективы: представьте как это здорово, самовлюблённому человеку полностью отойти от любых контактов с людьми и оградить себя… клонами. С ними жить, спать, общаться, клон — супруг, клон — ребёнок, клон — лучший друг, клон — помощник по дому. И-де-а-ль-но. И очень, очень забавно.
    Одинцова хихикнула. Иногда она даже начинала получать совращённое удовольствие от своих действий.
    Кстати, Гордыня её заметила: как-то позвала и особо выделила парочку проектов, сказала, что очень перспективная. Было приятно, ничего не скажешь. Элина в тот день почти перестала сожалеть, что не остановилась чуть раньше в своём самолюбии и не попала в Чистилище, навечно сливаясь с Пустотой.
    Но и это ничего не изменило. Вообще.
    И, наверное, повествование, стало слишком скучным. Пора бы уже ввести и какой-нибудь сюжет?..
    «Что в жизни про меня фильм не снимали, что после смерти книгу не напишут, — вспомнила какую-то очень бородатую фразу девушка, — потому что моя жизнь слишком ску-ч-н-а-яяяяя».
    В это время девчоночка шла по живописным залитым солнцем лугам, что располагались, конечно же, в Аду. Но не везде же быть багрово-красному, зелёный вообще успокаивает нервишки. И не успела она привычным движением закатить глаза к небу, чтобы показать уровень своего удовлетворения происходящим, как врезалась во что-то твёрдое.
    Чертыхнулась, подняла глаза, а там…
    Нет, не знакомый взгляд тёмно-карих глаз.
    Какой-то неизвестный паренёк.
    — Элина? — робко спросил он, чуть не запнувшись, и после кивка девушки продолжил: — Госпожа Гордыня вызывает вас к себе.