Мисс Эндерсон и её странности

Пролог

Зима в этом году выдалась особенно жестокой. Мало того, что она завладела Глейменсом раньше положенного времени, когда рипиния ещё не успела сбросить свои ярко-алые цветки, так ещё и морозы с первого дня установились лютые, не щадящие ни живые тела, ни механические устройства.

Где морозы, там и прочие природные буйства. Через день на королевство снисходил снежный буран, острыми ледяными осколками сметая всё на своём пути. В городах покрупнее, того же Леберлинга, от него можно было укрыться за широкими навесами, а ещё лучше — внутри домов, построенных из особо прочного и стойкого к зимним испытаниям камня.

Но до Леберлинга ещё полночи пути. А буран бушует уже сейчас. Особая степень неудачливости: оказаться наедине со стихией именно в тот момент, когда один город остался позади, а второй ещё не приблизился. И вокруг — сплошняком лес. По обе стороны от автомобиля — высокие треугольные ели с хвоей пугающего голубого цвета. Клонятся друг к другу, будто шепчутся о чём-то. Смыкаются над головой в хитроумную конструкцию, внутри которой установилось снежное безумство.

Сплошная неприятность.

С этим делом всё с самого начала шло не то чтобы гладко. Во-первых, очень уж ненадёжным оказался заказчик: переговоры с ним вели дней десять, очень уж он любил пропасть, разорвать связь, а через пару дней возвращался, как ни в чём не бывало. Во-вторых, начальник отчего-то решил, что этот заказ можно скинуть на плечи своему нерадивому преемнику, который прежде не брался ни за одно настоящее дело. Тем не менее, начальник решил, что задание будет отличным испытанием, шагом во взрослую жизнь.

Вот и пришлось ехать.

Будет забавно, если он до весны останется в этом лесу, в автомобиле, накрытом тёплой шапкой из сугроба. Весной, быть может, застрявшего в автомобиле несчастного обнаружат, станут грустить и оплакивать, и начальник поймёт, что поспешил раздавать поручения. Но не проронит ни слезы — слишком суров для такого яркого проявления чувств.

Ещё и автомобиль в три раза быстрее жрёт топливо, пробираясь через лютый буран, чем он же, скользящий по ровной дороге в спокойную погоду. Бак, предусмотрительно заполненный под завязку, пустеет на глазах. Ещё немного, и загорится красным огнём лампочка, заорёт о критическом состоянии. А пешком точно не пойти — так ещё быстрее можно околеть. И обнаружат только к лету, если вообще будет, что обнаруживать…

***

А всё-таки вовремя на глаза попалась эта деревня: домики такие аккуратные, хоть и крошечные по сравнению с домами Олтера. На улицах — пусто, так что и не сразу поймёшь, живёт ли здесь ещё кто, или все прежние обитатели вдруг стали благоразумными, разъехались по городам, туда, где больше возможностей и перспектив.

Но всё-таки в окнах горит свет. Жёлтый, слишком тёплый на фоне установившегося вокруг холода. Кто-то, значит, всё-таки остался. Да и не бывает такого, чтобы все вдруг поумнели одновременно. Только глупеть враз умеют. Впрочем, путнику такая непредусмотрительность сейчас лишь на руку…

Прокатившись вдоль пары десятков домов, автомобиль издал последний вздох и заглох. Причём сделал это в весьма удачном месте: напротив двухэтажной деревянной постройки. На путника внимательно смотрело около десятка окон, но свет горел в одном единственном — том, что горделиво расположилось по правую сторону от входной двери. Значит, кто-то здесь всё-таки обитает.

Путник распахнул дверцу автомобиля и вышел наружу. В то же мгновение, будто по велению магии, погода утихомирилась: на смену острым ледяным комьям пришли мягкие, будто связанные из овечьей шерсти, снежные кружева.

И то хорошо. Автомобиль не придётся откапывать. Останутся силы на то, чтобы толкать его до ближайшей топливной станции, главное, чтобы таковая в этой деревне в принципе имелась.

Входная дверь оказалась запертой. Обхватив тяжелое медное кольцо, уже почти полностью окрасившееся в зелёный, путник несколько раз ударил им по дверному полотну и прислушался. Пришло достаточно времени прежде чем удалось различить шоркающие шаги. Приближались они неохотно, еле-еле, и путник сам принялся перетаптываться, будто этим мог ускорить хозяев дома.

Скрипнул наконец замок, со скрипом отъехала в сторону дверь.

За порогом стояла женщина весьма почтенного возраста. Волосы белоснежные, морщины на лице и шее сплетаются хитрее, чем ветви столетней сосны. Зато недовольство из глаз никуда не делись. Зыркает, не моргая, и молчит, как тайный агент самого его величества.

— Доброго вечера, бабушка, — заметил путник с улыбкой. Едва удержался, чтобы не поклониться и не разозлить ещё больше недружелюбную хозяйку. — Переночевать не пустите? Для вас одной этот домишка все равно большеват. Столько заплачу, сколько вам и во снах не снилось.

Молчала долго, осматривая его с головы до ног. Потом всё же решилась:

— По адресу ты. Заходи, если наглости хватит. Тепло не рассеивай, городской. Здесь печь топит, дрова.

Интуиция автомобиля оказалась проницательнее интуиции мага. Поскольку, как выяснилось, последний выдох автомобиль сберёг до гостевого дома. И неважно, что гостей в нем в данный момент не было — лишь престарелая хозяйка.

За эту бабушку в целом можно не беспокоиться, такая многих переживёт. Наглости ей хватило и на то, чтобы содрать с гостя столько денежного вознаграждения, сколько просили в лучших гостевых домах Леберлинга за номер с повышенным уровнем комфорта. И на то, чтобы обвинить путника в растрате тепла, которого здесь не было и в помине.

Бабушка ещё, как назло, отвела его в самую дальнюю комнату, с двух сторон подверженную ветрам. С довольной скукоженной улыбочкой пожелала самой приятной ночи и, смилостивившись, предложила накормить гостя завтраком. Но даже ребенок знает, что к угощениям злой ведьмы лучше не притрагиваться.

Снимать верхнюю одежду не хотелось. Путник лёг на узкую отсыревшую кровать прямо так, не скидывая утепленное пальто. Глядишь, и от кровососущих тканей меньше достанется. Если они, конечно, не повымерзли все.