Миссия «полдень»

Глава первая

«Две недели назад.

Неспешно перелистываю страницы свежего выпуска «The New York Times», но сосредоточиться мешает ворчливый шепот моей точной копии, стоящей у стола. Ульяна, моя сестра-близнец, крайне нервно обсуждает что-то по телефону, сопровождая разговор шелестом бумаги. Изредка она вскрикивает непечатные слова, достойные уважения у сапожника, и красочно описывает кому-то на том конце провода, что и куда ему натянет. Не самое женственное поведение, но не мне ее судить — я тоже не была образцом.

С украдкой брошенными в ее спину взглядами я пытаюсь разгадать смысл ее слов. Я прекрасно знаю, что влезать в ее дела не пристало, но любопытство и профессиональный инстинкт смело берут верх. В конце концов, я — прототип знакомой поговорки о «любопытной Варваре», только с пока еще целым носом.

– Бес, мне все равно, как вы это сделаете, – произнесла сестра сквозь зубы, отрываясь на мгновение от бумаг и поправляя волны своих русых волос, – Мне нужно, чтобы его доставили к нам, на восточную границу города. Сделай это, а остальное – за мной.

То, что я услышала, могло бы показаться незначительной, даже пресной информацией для простого человека, но для журналиста – это даже не находка, а сенсация. Нужно только знать, где искать дополнительные данные. Внутри меня разгорелся азарт, оттесняя на задний план все приличия. Я понимала, что вторгнуться в жизнь сестры было бы некрасиво, но голос моего внутреннего горе-репортера буквально кричал: «Марина, узнай, что творится там, на востоке!» И, уступив этим настойчивым порывам, я отложила журнал и открыла «Яндекс Навигатор».

Ищу путь, ведущий в нужном направлении, и неторопливо двигаю карту вдоль него. Ничего примечательного вокруг: трасса, окруженная густыми лесами. Всё, как и на любой окраине города, но я неустанно продолжаю поиски. В теории, Уля могла бы захотеть встретиться с кем-то прямо посреди дороги, но я крепко держусь за ее слова «у нас». Это не могло значить открытое пространство на асфальте; здесь должно быть что-то иное.

Листаю экран: влево, затем вправо. Наконец, у речки обнаруживаю заброшенное прямоугольное здание. Нажимаю на него, и перед моими глазами раскрываются сведения о давно оставленной научной лаборатории. Ничего особенного, но тревожит мысль о том, что моя сестра считает это место своим.

Вынырнуть из своих мыслей меня вынуждает резкий хлопок двери, и в тот момент я осознаю, что осталась в комнате одна. Оглядываюсь и замечаю на столе оставленные Ульяной свертки. Охваченная любопытством, я встаю с кровати, хватаю первый из бумажных тубусов и разворачиваю его. Передо мной распечатка плана здания, по форме напоминающего то, что я видела в навигаторе. Это та самая лаборатория?

Мои руки работают быстрее, чем мысли, и, движимая профессиональной привычкой, я включаю телефонную камеру, чтобы запечатлеть план подвала и обоих этажей. За дверью слышатся тихие шаги Ули. Я в спешке делаю фото и юркаю на кровать, хватаясь за журнал. Сердце колотится в бешенном темпе, а мысли мчатся, как будто кто-то пытался предупредить, что я была на грани опасности. Но какой? Что скрывает человек, двадцать лет назад деливший со мной одну утробу?»

Настоящее время.

Я спешно записываю в блокнот слова Татьяны Николаевны. Она рассказывает очень быстро. С одной стороны я понимаю, что у каждого журналиста входит в привычку говорить лаконично и со скоростью спринтера, но на парах можно было бы диктовать и помедленнее. Попросить говорить помедленнее однако не решаюсь. Мне хоть и палец в рот не клади, но я, как и весь наш поток, прекрасно знаю, что этому преподавателю лучше не говорить лишнего слова, если хочешь беспроблемно сдать сессию. Проверили на себе всю палитру ее гнева еще на первом курсе. Этого было достаточно. Больше желания нет пересдавать ей по пять раз, чтобы остаться на стипендии.

Каждое ее слово, каждое замечание звучит, как приговор, и даже мысли о возможных ошибках вызывают холодный пот. Я ловлю себя на том, что пишу не только о том, что она говорит, но и о том, как она это делает, как ее глаза сверкают от увлечения, как в ней живет страсть к профессии, которая требует максимальной отдачи.

Татьяна Николаевна продолжает излагать материал с азартом, и я, ловя каждое слово, стараюсь не упустить ни одной детали. Она делится интересными фактами, которые кажутся слишком важными, чтобы их потерять. Я понимаю, что в этом потоке мыслей скрывается не только знание самих азов профессии, но и знание о самих журналистах — бесстрашных искателях правды.

Следующие секунды разворачивались, словно в фильме. Вот сцена, где царит полная тишина, и слышен лишь строгий голос женщины, стремящейся донести знания до молодых умов. А вот уже вот в лекционном зале появляются незнакомцы в военной форме и масках, вызывая у студентов беспокойство. Поднимается шум, люди в панике мечутся туда-сюда, а на лице преподавателя, всегда собранного и невозмутимого, появляется тень растерянности.

Её голос, прежде уверенный, теперь дрожал, когда она пыталась успокоить студентов. Взгляд её метался по лицам, полным страха и недоумения.

–Садитесь на места! — закричала она, но слова растворились в хаосе. Военные, не обращая внимания на протесты, медленно приближались и заполняли собой пространство, распространяя по помещению шлейф тревоги. Один из них, с жестким выражением лица, шагнул вперед.

– Мы не хотим причинить вам вреда, но требуем вашего внимания, — произнес он, и в этих словах было нечто угрожающее.

В этот момент время, казалось, действительно остановилось. Каждое движение, каждый звук словно потеряли свою динамику, уступив место тяжелому и напряженному молчанию. Ощущение опасности проникало в самую глубину моего сознания, заставляя мурашки бежать по коже. Полковник, человек с твердым взглядом и выдающимися тремя звездами на его плечах, внезапно сфокусировался на мне. Его глаза пронизывали меня, будто стремясь прочесть каждую мысли, каждую эмоцию, которую я пыталась скрыть. Я чувствовала, как мой страх усиливается, будто волна набирающая силу перед серьезным штормом. Сердце замерло, а время, казалось, растянулось, оставляя меня в этом напряженном пространстве секунд, которые тянулись как вечность. В воздухе повисла неведомая угроза — еле уловимая, но жутко реальная. Казалось, что всякое слово или движение могут стать роковой ошибкой.