Мистика на грани фантастики

Мистика на грани фантастики

Станислав Малозёмов. (Холст. Масло. 50х40)

Мистика на грани фантастики

Как художник я обязан объяснить - что на картине. У кого - то сразу всё видно и понятно, а у остальных - суровая доля. Не расскажешь – зритель не врубится и плюнет на эту неясную живопИсь. Что равносильно прилёту шальной пули в сердце служителя Муз.

***

Короче - позвал меня мой старый друг к себе на дачу. А я такой отпетый противник ходить в гости и принимать гостей. Ну, натура такая гадкая. Бог, не знаю, простит – нет…Посмотрим…

А друг выкупил меня на слабости моей – пейзажи малевать симпатичные.

- Ты ж - Говорит он.- был у меня без этюдника. Видел красоты. Я их увековечил частично, а частично для тебя оставил не разрисованные райские уголки. И заодно, говорит, съедим шашлык с помидорами, уксусом и луком.

Ну, я когда про лук услышал, то моментально и волю потерял последнюю, и совесть почти всю. Дома -то у меня полно лука. И уксуса – девать некуда. Хоть плавай в нём. Но сила халявы – выше и крепче разума.

Бросил я семью на произвол, накинул этюдник на плечо и поехал к другу. А дача у него в горах. Конечно, не на самом пике Комсомола, но рядом. Маршрутка туда ходит.

Ну, пообедали мы. Лук, естественно, в голову сильно ударил и в связи с этим мы стали неожиданно беседовать на международные темы политики и экономики, особенно заострив вопрос падения цен молибдена и вольфрама на мировой сырьевой бирже. Беседовали мы часа два. Пока лук не перестал действовать. Блин, а мне - то ещё и шедевр предстояло писать маслом на холсте.

-Ну, а где тут у вас райские места, по которым не топталась нога художника? -Спросил я и похмелился всего одной луковицей. Чтобы не переборщить и потом краски не путать. Красную, скажем, с зелёной.

- А вот туда иди, к речке.- Радостно махнул рукой друг в пространство. Он не похмелялся, поэтому точно направление указать был не готов.- Там всё дикое и нехоженое. Разве что лешие временами на работу мимо пробегают да снежные человеки рыбу ловят сетями.

Вот я и пошел. Иду, глазею, ищу натуру для переноса на холст. Речку нашел.

Горная речка так устроена природой, что воды в ней меньше, чем камней. По которым я и стал скакать молодым относительно козликом. И скакал с берега на берег, пытаясь остановиться. Но вот это как раз и не получалось правильно. То есть я притормаживал, но глаз находил на другом берегу место ещё красивее и Муза нежно орала мне в ухо, что надо туда и прыгать по камушкам.

Наконец и от последней луковицы кайф прошел, и остановился я на том месте, которое вы видите на картине. Видимо - это была дача. Или домик лешего, где он работал егерем этой заповедной местности. А, возможно, в домике проживали без прописки снежные человеки. Но, поскольку никого не видно было, то стал я рисо…нет - писать безлюдный пейзаж. Да, писать!

Пишу, значит, ликую от того как краска ложится и кисточки из рук не падают после девяти - то луковиц. То есть - ещё крепок я и годен для самодеятельного исскуства. И аккуратно так укладываю мазки на холст, не чувствуя ни погоды, ни времени, ни стыда, ни совести. Просто увлекся до такой степени.

А кругом - то горы. Солнце за них быстро заваливается. Гляжу - вроде всё нарисо…., блин, - написал. Ну, догадываюсь так. Потому, что стемнело. Не видно ни черта ни картины, ни натуры, ни дороги обратно. А ночевать на камне с этюдником сложно. Тут или этюдник спит, или я. Но вдвоем - никак. Маленький камень. А других в связи с темнотой не видно.

- Надо - думаю - идти не туда, куда глаза все равно не глядят, а куда скажет внутренний голос.

Стукнул я себя в грудь и жду. Внутренний голос говорит:

- Кидай вперед перед собой этюдник как можно дальше. И во где он об землю стукнется- туда и чеши налегке.

Взял я этюдник за ремень и метнул как молот. Слышу - в траву упал. Вот туда и пошел. Иисус Христос мог поверху воды ходить, но никого больше не научил. В том числе и меня. Поэтому я то ли пошел, то ли поплыл, а, может, просто отдался стихии горной и стал прикидывать - куда она меня вынесет. Получалось, что не так уж далеко от этюдника. Ну, вероятно, километра полтора. Не дальше.

Стихия оказалась довольно милой и била мной камни не особенно сильно. Ни один камень даже не треснул. Выбросила меня речка на берег между двумя валунами, где вода была тихой как в бассейне - лягушатнике для малолеток. Посидел я в этой тиши, сообразил, что подрамник с холстом крепко держу в руке. С обратной стороны провел по холсту рукой и обрадовался: - Не порвал шедевр!

Дальше всё было как в волшебной сказке. Из кустов показался луч фонарика, за которым прятался мужик с грубым голосом.

- Вы - говорит- Станислав?

Я подумал, что раз он так безошибочно определил, не глядя в паспорт, значит это либо леший, либо водяной. Но врать не стал. Чего врать - то? Поздно уже, темно. Раз он меня знает, то и отведет к другу на дачу. Лешему без разницы: темно- не темно.

- Пока Станислав.- говорю.

- Тогда идёмте. Вас всё общество садоводов ищет уже три часа. Многие уже перестали искать. Утром, говорят, тело все равно к берегу прибьёт. А ваш друг с семьёй пока ищут. Надежду имеют. Слышите - кричат?

Я прислушался. Очень громко шумела вода, а ещё громче разорялись какие -то птицы. Грифы, видимо. Ждали, что расшибусь о камни, а теперь расстроились. Ужин у них накрылся.

Мужик оказался сторожем дачного товарищества. Часа за два мы с ним дошлёпали по пересеченной местности до домика моего друга.

Ах, как он обрадовался! Минут десять материл меня многоэтажными конструкциями из заповедных русских слов.

Съели мы после радостной встречи с ним ещё по три луковицы, выпили по кружке уксуса и спать легли. Вставать надо было рано. Этюдник искать. Могли спереть запросто. Лешим - то на фига этюдник?! А вот художников мотается по заповедным этим местам - толпы. И лишний этюдник для них как шофёру - запасная педаль тормоза.