Мне двадцать лет

Мне двадцать лет

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство небесное.
Мф 3:5

Неуверенно оглядываясь, Октябрь Сергеев вошел в темный сырой подъезд, где со стен шумно капала вода. Здесь он еще ни разу не был; жилуправление перевели сюда на днях. Октябрь вошел в жилуправление и прикрыл за собой окрашенную коричневой жирной краской дверь. После тихой улицы, где прохожие жались к домам и беззвучно перебегали от подъезда к подъезду, контора жилуправления произвела на него впечатление дымного содома. Стучали машинки, звенел телефон, громко переговаривались через головы машинисток два уполномоченных по режиму, а под портретами какая-то женщина стучала штемпелем по каким-то бумагам. Октябрь подошел к барьеру, выкрашенному все той же коричневой краской и еще не вытертому рукавами посетителей.

— Вам что, гражданин? — не глядя на него, спросила сидевшая прямо у барьера девушка. Октябрь загляделся. Хорошенькая такая девушка, как с открыточки.

— Вы что, гражданин, не понимаете вопроса? — к девушке подсел долговязый упореж. Октябрь сразу почувствовал к нему неприязнь.

Упореж смотрел на него пустыми голубыми глазами.

— Извините… — Октябрь прокашлялся. — Сергеев Октябрь Петрович, улица Андрея Януарьевича Вышинского, шесть, квартира двенадцать. Я по вопросу телефонных звонков.

Упореж ушел за личным делом Октября, а девушка тем временем вынула из ящика стола бланки и протянула Октябрю:

— Заполните.

Она наконец-то подняла на Октября глаза, столкнулась с ним взглядом и смутилась.

— Заполните, гражданин.

Октябрь, все так же глядя на нее, взял бланки и с трудом заставил себя отвести глаза. Он взял лежавшую у чернильницы на барьере ручку, протер перышко о предусмотрительно выложенный кусок картона, макнул и стал привычно писать.

Сергеев Октябрь Петрович… 8 августа 1945 года… город Москва… из семьи служащих… русский… холост… Сергеев Петр Алексеевич, 1924, умер в 1956, работал в Министерстве общих заготовок… Сергеева (Ельцова) Анна Егоровна, 1925, зав. финансового отдела Главсоюзметиза, член КПСС с 1951 года… Нет… Нет… Не был… Не привлекался… Не участвовал… Не имею… Улица Вышинского А.Я., д. 6, кв. 12, вместе с матерью и сестрой Сергеевой Сталеной Петровной, 1951 года рожд., школьницей...

В конце анкеты он привычно написал:

«Прощу разрешить мне совершить в июле 1965 года месячную норму телефонных звонков в количестве 12 (двенадцати)».

Пришел упореж, принес нетолстую папочку, полистал. Затем просмотрел заполненные Октябрем бланки.

— Да вы что, Сергеев, с ума сошли? Разве вы не знаете, что трудящиеся Дзержинского района приняли в ответ на призывы любимого ЦК КПСС соцобязательство снизить в текущем году норму телефонных переговоров до девяти в месяц?

— Ох, простите… простите, пожалуйста, я ошибся… — Октябрь похолодел. Хороша ошибочка. За такую ошибочку… Незнание соцобязательств — это социальная пассивность… Ох ты черт полосатый!

Девушка снизу вверх из-под нависавшего над ней локтя сержанта взглянула на Октября. Ему показалось, что она взглянула сочувственно, как-то хорошо она взглянула...

Упореж продолжал раскачиваться на каблуках сапог, как бы в такт своим словам, хотя говорить он уже перестал и теперь только злобно смотрел в лицо Октябрю. Девушка тем временем достала из ящика еще один бланк и положила на барьер:

— Заполните еще раз… Сергеев.

Упореж молча отвернулся и прошелся, засунув руки в карманы, по комнате, заглядывая через головы машинисток в печатаемые ими листы. Два других уполномоченных, не прекращая громко разговаривать о каких-то жиклерах и карбюраторах, непрерывно следили за тем, что и как печатают обе машинистки.

Октябрь дрожащей рукой еще раз заполнил бланк и протянул девушке. Та взяла лист и при этом взглянула на Октября. И еле заметно улыбнулась.

— Теперь хорошо… — она на секунду опустила глаза в бумаги. — Сергеев, где вы учитесь? Или вы работаете?

— Учусь… МГУ имени Иосифа Виссарионовича Сталина, факультет сталинского языкознания. Второй курс...

— Так… — она опять опустила глаза, записала что-то, затем, уже совсем улыбаясь, проговорила:

— Подождите минуточку!

Поднялась и пошла в соседнюю комнату. Октябрь проводил ее взглядом. Девушка погремела в соседнем помещении дверцами сейфа и вернулась с книжечкой талонов и журналом учета.

— Распишитесь вот здесь.

Кладя журнал на барьер, она на секунду задержала на нем руку; Октябрь, поднеся к журналу руку с пером, хотел было как бы невзначай дотронуться до ее пальцев, но девушка быстро убрала руку.

Потом она забрала журнал и протянула ему книжечку, едва заметно улыбаясь.

— Пожалуйста.

Он взял книжечку и все-таки коснулся ее пальцев, на мгновение почувствовав тепло ее кожи.

— До свидания, — улыбнулась девушка.

— До свидания, — машинально повторил Октябрь, повернулся и, оглядываясь на девушку, толкнул дверь.

У троллейбусной остановки на афишную тумбу было наклеено какое-то новое объявление. Вокруг него неплотной толпой стояло человек десять. Октябрь подошел посмотреть. Это был список изданий, подлежащих изъятию и уничтожению в свете Постановления ЦК о второй жуковско-ильичевской группировке.

— Доигрались, — злорадно сказал в толпе старческий голос. — Поразвели предателей, и где — на самом верху! Поганой метлой… гнать жуковскую сволочь!

— Жукова-то не троньте хоть, — устало отозвался пожилой мужчина возле Октября. От него сразу же опасливо отошли двое соседей. — Мы под Жуковым пол-Европы прошли.

— Да ты соображаешь, что говоришь? — взъелся старик. Октябрь не любил таких: чистеньких, в аккуратных пыльничках, наверняка с тайной номерной бляшкой под воротником. — Если бы не предательство этой сволочи, мы бы капитуляцию в Мадриде принимали! Гений товарища Сталина — вот кто привел нас к победе! Ты что же, сомневаешься?

Мужчина пожал плечами и отошел. Толпа смотрела ему вслед молча, лишь одна старушка в платочке пробормотала: «Ишь, жид пархатый».