Моджахед

Пролог. Тетрадный листок

"Во имя Господа милостивого милосердного!

Хвала Аллаху, господу миров
Милостивому, милосердному,
Повелителю судного дня
Направь нас на путь прямой
На путь тех, кому Ты оказал свою милость
И сохрани нас от заблуждений
Аминь…"  (сура Фатиха)

- Взгляните, майор! - голос лейтенанта прозвучал глухо, будто издалека. Вынырнув на миг в реальность, сознание Шихалиева вновь утонуло в сплетениях арабской вязи. Взгляд привычно цеплял детали. Крупные, тщательно выведенные буквы, неровный ученический почерк. Значит, не араб. Язык учит не больше полугода. Но кто? Чеченец, русский-неофит, татарин?  Подпольных салафитских джамаатов в Москве пруд пруди. И почти во всех есть свои, подсадные.  Запросить бы информацию.  Подключить…    Шихалиев поморщился.  «Соседи» не вызывали у него ничего, кроме липкого комка отвращения, едва ощутимо шевелящегося где-то глубоко, между пропитанными крепким куревом лёгкими. Нет, без спецов такое дело – висяк.  К тому же по протоколу положено. Операм - своё, а этим … Внезапно всколыхнувшееся беспокойство отозвалось в груди едва ощутимым холодком.  Пальцы нервно скользнули по косо оборванному бумажному краю.  Похоже, нервничал парень. Или наркотой накачали. А может…  Шихалиев нахмурился. Злость, подступив было к горлу, отхлынула, уступив место тревоге. Что-то неуловимо знакомое было и в энергичном соединении «лям» и «ха», и в подчёркнутом завитке «дад», и в этой манере отделять аяты - перечёркнутым кружком, без нумерации. Да ещё вечно пачкающая от сильного нажима ручка… Нет. Только не это. Не может быть…
На город тихо опускался тёплый июньский вечер. Во дворах соседних домов переливчато звенели девичьи голоса. Проказник-ветер, выбравшись из листвяного плена, играл пряным сиреневым ароматом. Шихалиев обернулся.

Упругие цветочные гроздья ярко лиловели среди спрятавшихся в зелени пятиэтажек. Жизнь продолжалась - и в девичьем смехе, и в этом бесшабашно юном цветении. Всё предначертано. Мактуб. Листок в клетку, слова молитвы, след тормозного пути и прервавший его «подснежник» у обочины - как путевые вехи, нанесённый на карте маршрут. Для кого-то конечная точка обозначена именно здесь - у чёрного остова разорванной взрывом «десятки». Другой же просто идёт мимо, радуясь бурлящей вокруг жизни. Всё предначертано свыше, даже закончившийся на час раньше рабочий день. Будто невидимая рука, желая спасти людей, вывела их из здания раньше положенного.
- Устройство безоболочечное, - прервал его размышления лейтенант. – А у вас что?
Шихалиев машинально кивнул и протянул листок.

- Молитва. Фатиха. На тротуаре в двухстах метров. Отбросило взрывной волной. Странно, что бумага не обгорела.
Лейтенант почтительно взглянул на шефа. Сплетение незнакомых букв не вызывало у него ничего, кроме недоумения.
- Не обгорела, - повторил он. – Просто чудо какое-то.
Шихалиев закашлялся. Быстро засунул листок в папку и тут же добавил:
- Графологам на экспертизу.
В двух шагах догорали остатки автомобиля. Пятеро крепких ребят в форме привычно фотографировали, обмеряли, забирали пробы и искали вещдоки. Всё как всегда. Но почему не отпускает его мысль о том парне? О том, что двигало им в тот миг, когда он привёл в действие взрывной механизм.
- Поражающие элементы механического действия в радиусе 200 метров.
- Пробы грунта взяли?
- Да.
- Свидетели?
- Видели мужчину за рулём. На вид не более двадцати. Кавказской внешности.
Отметив что-то в блокноте, Шихалиев вновь взглянул на «десятку».
- На чьё имя зарегистрирована?
- Номерные знаки повреждены. Связались с ГИБДД.
Майор вновь задумался. В привычный рабочий ритм упругими импульсами врывалось прошлое. Он ощущал его - почти физически, болью отдающейся в затылке. В горле пересыхало – то ли от дыма, то ли от внезапно нахлынувшего волнения. Рука потянулась к спрятанной в кармане пачке «Мальборо». Сглотнув, вытащил сигарету. Глубоко вдохнув, затянулся горьковато-терпким дымком. Прошлое неумолимо подступало. Мешало работать, заслоняя собой всё – и картину места происшествия, и план расследования.

- Дядя Амирджан, а Бог может всё?
- Всё, Иман.
- И покарать грешников?
- Да.
- Но почему он не накажет преступников?
- В Коране сказано, что он отсрочит им кару. Бог ждёт нас. Ждёт, пока мы раскаемся и вернёмся на правильный путь. Как бы не были велики наши грехи в прошлом, он простит их, если раскаяние будет искренним.
- Но взгляни, дядя! Те, кто погряз в грехе и неверии, имеет всё. Думаешь, это справедливо?

- Не суди поверхностно, Иман. Каждому даётся ноша по силам. И ноша богатства ничуть не легче, чем ноша бедности. Вспомни о Саальбе Бен Хатыбе1. Ведь его богатство обернулось проклятием.

- Нет, дядя. Так не должно быть. Отступники получают всё, а ты пашешь ради куска хлеба. А Халида-апа? Столько благих дел, а на операцию собирают в мечети? Где справедливость, скажи?

- Бог испытывает тех, кто ему верен. Ошибки совершают все, и главное – вовремя осознать их и раскаяться. И не жалеть сил на добрые дела, на помощь людям.
- Что значит вовремя?
- Чем скорее, тем лучше. Ведь никто не знает, когда наступит последний час.