Могу ли я жить?..

Обыкновенный осенний вечер. Золотую листву кидает и вновь перехватывает ветер, что развевает и концы твоего длинного шарфа. Он такой колючий, но ты все равно его носишь, потому что мы сделали его вместе. Ты никогда не носила шапку, глупенькая, поэтому и сейчас твои рыжие волосы взлохмачены, в них чуть ли не венок из листьев. Пальто из шерсти довольно теплое, ты никогда не чувствовала холода в нем.

Набирая целую охапку листков, ты оборачиваешься ко мне и бросаешь их. На твоем лице улыбка, какую вряд ли кто сможет повторить – такая она детская, искренняя. Кажется, ты по-настоящему счастлива, от этого счастлива и я. Твой смех еще звенит в ушах, и ты, пробегая мимо, вновь зовешь меня к реке.

Мы на полуразрушенном мосту. Смотрим на течение реки и просто наслаждаемся шумом воды. Из куста вылетают птицы, и ты пугаешься. Твое выражение милого испуга всегда со мной, как и твоя улыбка во все тридцать два зуба. Ты вновь оборачиваешься к реке и начинаешь греть руки теплым дыханием.

– Знаешь, – начинаешь ты говорить, – это лучшая осень.

– Почему?

– Потому что мы познакомились.

Согласна. Всегда буду согласна с тем, что это была лучшая осень. Мы познакомились всего несколько дней назад, а ты уже стала моей самой близкой подругой. Сестрой. Мы делились всем, чем могли, даже самыми глупыми идеями. Это не могло не нравиться в тебе – ты готова выслушать меня всегда.

Осень пролетает так незаметно, и только потому, что с тобой мы теряем счет времени. Зима, самое ее начало. У тебя совсем скоро День Рождения, и мы со всеми твоими друзьями сделали тебе такой подарок, которого ты точно не ожидаешь. Я сразу же была уверена: тебе понравится.

Мы подходим к твоему дому, и там начинается все веселье. Дарим тебе мольберт и краски, кисти и другие вещи, которые понадобились бы тебе для рисования. Ты всегда хотела этого, но родители не могли себе позволить из-за долгов. Вижу, как ты улыбаешься и плачешь от счастья. Вытираем дружно твои слезы, и ты начинаешь вновь весело смеяться, даже твои веснушки подхватывают эту волну веселья.

Зима не спешила становиться настоящей, лютой, и мы гуляли каждый день, хоть и школу не забывали никогда. На выходных снова всей толпой у тебя. В гостиную, где мы сидим, ты приносишь нам свои рисунки и просишь критику. Ты всегда хорошо рисовала, писала красивые картины, поэтому мы все встречаем с восторгом.

– Ой, чуть не забыла! Я же сестре кое-что посвятила! Подождите минутку, – ты убегаешь снова в комнату, и мы терпеливо тебя ждем.

Неожиданно с кухни чувствуется запах гари. Кто-то из наших идет, чтобы посмотреть, и видит, что горят занавески – плиту кто-то не выключил, и ветер помог ткани жобраться до источника огня. Он быстро распространялся, и все решили попытаться потушить. Не получалось. Пламя пожирало все, что видело, многие друзья получили ожоги. Я знала, что твоя комната на втором этаже, что ты должна узнать о пожаре. Я хотела пойти в твою комнату и предупредить, но меня все уговаривали уйти, чтобы не погибнуть.

Я пошла за всеми. Времени искать тебя не было, потому что весь дом был охвачен огнем. Уже утром, когда дедушка по своему обыкновению смотрел новости, я узнала, что весь дом сгорел до основания. Было обидно за столь уже родной уголок, но мое сердце перестало на момент биться не из-за этого. По новостям сказали, что сейчас проводят поиски пострадавших, что одну девушку семнадцати лет уже нашли. Это был прямой эфир, поэтому я тут же, не надевая ничего и не переобувая тапки, полетела к твоему дому.

Там была скорая, полиция, пожарные. Я видела, как задний двор огорожен желтой полицейской лентой, но я все равно пробежала через всех и увидела, чем занимались врачи. Сердце пропустило удары вновь. Тебя только сняли с забора, на который ты упала и сломала спину. Смерть на месте. В твоей руке был рисунок – две девушки в осеннем лесу играют с листьями, на нем же была подпись: «Подруге, сестре и просто лучшему человеку в моей жизни». Там было написано мое имя. Я трясущимися руками забрала рисунок из твоей окоченевшей руки и посмотрела на врачей и полицейских.

Кажется, я тогда оглохла, ослепла и потеряла способность двигаться. Все перед глазами плыло, ноги почти не слушались. Когда меня на скорой везли в больницу с легким обморожением, я узнала из разговоров, что дверь в твою комнату заело, и ты не могла из нее просто выйти.

Это моя вина. Ты погибла из-за меня. Если бы я только наплевала на всех и открыла дверь снаружи или выломала ее, тебе бы не пришлось прыгать, ты бы не сломала спину.

Мне двадцать три, а я до сих пор этого не могу пережить. Такого друга, как ты, я больше никогда не смогу найти, я знаю. Ненавижу себя за проявленную трусость и нерешительность. Ненавижу за то, что позволила себе потерять тебя… Надеюсь, хоть ты простишь меня, раз я не могу.

Так, могу ли я жить? Нет. Без тебя мне тяжело. Без тебя жизни просто нет…

Но я все еще дышу, я все еще вижу тебя в своих мыслях и снах, твой образ всегда передо мной. Как та осень, когда ветер кидает и вновь перехватывает листву. Он развевает и концы твоего длинного шарфа – колючего, но я все равно его ношу, потому что мы сделали его вместе. Ты никогда не носила шапку, глупенькая, поэтому и я так делаю. Пальто из шерсти довольно теплое, ты никогда не чувствовала холода в нем. Мое такое же, даже цвет тот же – твой любимый, оранжевый.

Так, могу ли я жить? Трудно без твоего теплого дыхания. Но я не могу допустить, чтобы твой рисунок пылился на свалке. Пока жива я, он цел. Пока жива я, ты жива в моем сознании. Ты мечтала, что мы встретим старость вместе, что мы, две старушки, свяжем такой же точно шарф, что он не будет колоться. Так и будет. И ты снова улыбнешься мне, сестра.

И последний раз: могу ли я жить? Думаю, что да. Это простой ответ, который был мне нужен. Но если ответить коротко, почему же, я скажу: так хотела она.