Мр. Норман
Мой дядя – Бигфут
«Величайшее в жизни счастье – это уверенность в том,
что нас любят.
Любят за то, что мы такие,
какие мы есть».
В. Гюго
Оборотень
Огромный размер ноги и сильный неприятный запах, это не единственное, что однажды увековечило моего дядю Гэрри как человекообразного примата. И даже не его кустистая борода поспособствовала этому. Да, от дяди жутко воняло, и борода покрывала все его лицо, но сшитый им костюм обезьяны… это было по-настоящему ужасным. Каждый Хэллоуин дядя Гэрри надевал эти лохмотья и пугал всех, кто отваживался в тот вечер постучать в нашу дверь. Из года в года дядя влезал в шкуру примата и пугал сладкоежек, а я с самого утра уже задавалась вопросом:
«Боже, неужели дядя Гэрри будет отмечать Хэллоуин с нами? Он опять наденет этот дурацкий костюм».
Сегодня, накануне праздника, мы всей семьей приехали в гости к мистеру Паттерсону, который, даже несмотря на то, что День всех святых только завтра, уже встретил нас в костюме йети. Погода сегодня была на редкость хорошей. Вообще осень в Олд Вуде самое паршивое время года. Постоянно льют дожди. По радио только и слышно о штормовом предупреждении. Осень в Олд Вуде это – грязь, ветер и ливни. Но сегодня было затишье. И это было здорово. Но, не смотря на теплую погоду, мама мне строго наказала одеться теплее. Поверх своего любимого красного свитера я надела ветровку, также надела свои любимые и очень удобные джинсы. Ну не в платье же ехать на барбекю. На ногах красовались кеды, старенькие, потертые, но любимые. Кеды я люблю.
Когда я вслед за мамой и папой выбралась из машины, лужайка у дома дяди была подготовлена к нашему приезду. Неподалеку от беседки потрескивала гриль. Дымок поднимался вертикально вверх и по всей округе стоял дурманящий аромат запекающихся стейков. Я была жутко голодная и мне не терпелось скорее начать жрать мясо. На разделочном столе в беседке находилась уже открытая бутылка вина. Теперь понятно отчего дядя кривляется и бегает в своем ужасном костюме, он просто выпил. Я любила дядю Гэрри, и он нравился мне. Но что может быть неприятнее захмелевшего валяющего дурака дяди Гэрри? Только захмелевший валяющий дурака дядя Гэрри в старом линяющем костюме гигантского снежного человека. Ужас просто.
- А это у нас что за конопатая и такая взрослая девочка? – закудахтал мистер Паттерсон, увидев меня. Когда он оказался рядом, я вспомнила тот острый запах, без которого не обходится ни один Хэллоуин, а именно запах залежавшейся в подвале сырой шкуры, которая в данный момент была на дяде. – Поглядите, как выросла Энни. В последнюю нашу встречу ты была не больше какашки паучка.
- Хех, - усмехнулась я, - какашка паучка.
- Тебе уже сколько? Восемнадцать?
- Четырнадцать, – ответила я, и мой кончик носа защекотал запах перегара в вперемешку с пылью от костюма. – Ты что, забыл?
- Нет, дорогая Энни, - ответил дядя Гэрри и его глаза в глубине морды Бигфута сузились от улыбки. – Я не забыл. Как я мог?
На самом деле я не удивлюсь, если он забыл, сколько мне лет. Это называется склероз. Последнее время память подводит дядю Гэрри. Но я не сержусь. Наверное, все пожилые люди страдают забывчивостью.
- Взбирайся! – рявкнул мистер Паттерсон, становясь на четвереньки и подставляя мне свою гигантскую широкую спину. – У меня для тебя сюрприз!
Меня зовут Энни Паттерсон, мне четырнадцать лет. Хоть я и девочка, но наряду со своими одноклассницами терпеть не могу платья. В них мне неудобно! Ни покататься на велосипеде. Ни в лесу побегать. Кроме того, их жалко запачкать или порвать, зацепившись, за что ни будь. Я ненавижу розовые платья! Предпочитаю джинсы и кеды. В них очень удобно. Кроме того, за ноги не укусят клещи, а у туфель не сломается каблук.
Еще я ненавижу веснушки на моем лице. Их слишком много! Они буквально всюду! Даже на ушах и на руках. Мама говорит, что это подарок солнца, но мне, кажется, это мое проклятие ведь на солнце количество моих конопушек увеличивается в сотни раз и, кроме того, они становятся ярче! Папа утверждает, что он сам в детстве был конопатым, и к двадцати годам все веснушки исчезли с его лица. Эх, придется ждать еще долгие шесть лет прежде, чем я смогу спокойно заглядывать в зеркало. Но платья я никогда носить не буду. Даже на выпускной не одену.
- Ты серьезно?! – воскликнула я, когда мистер Паттерсон опустил меня у подножья дерева на заднем дворе.
- Абсолютно! – дядя Гэрри согнувшись пополам, еле мог перевести дыхание после марафона со мной на спине. Потом выпрямился, снял звериную морду и выдохнул. – Я построил его для тебя.
- Теперь у меня есть свой домик на дереве! – я обняла огромное чудовище и провалилась в его мягкую вонючую шерсть. – Я всегда мечтала о таком! Каждый день!
- Он твой.
- Спасибо, дядя Гэрри. Это самый счастливый момент в моей жизни! Ты лучший дядя на свете! Хоть и пахнешь как мокрый пес.
Дядя Гэрри расхохотался и, посоветовав мне быть аккуратной, ведь домик могли облюбовать различные животные, помчался на помощь с барбекю к моим родителям. Мама и папа возились с овощами.
Я, сгорая от нетерпения поскорее оказаться под крышей своего домика, взобралась на дерево как мартышка. Когда я откинула люк, я сразу поняла, о каком животном говорил дядя Гэрри.
Моего папу зовут Генри. Высокий тощий мужчина с залысиной на голове и яркими как у меня зелеными глазами. В свои сорок, папа был младше дяди Гэрри аж на десять лет. Однако даже если не учитывать разницу в возрасте, дядя физически был сильно измотан, словно старый ржавый драндулет, норовивший вот-вот развалиться. Это из-за того, что дядя Гэрри долгое время работал на севере, где тяжелые условия труда расшатали его организм и, кроме того, преждевременная смерть жены Софии ударило ему по сердцу. Но я не считаю дядю Гэрри грудой барахла, я люблю его. Он добрый.