Мой личный оборотень

Мой личный оборотень

      Я смеялась.… Нет! Я ржала сквозь слёзы! Ржала как кобыла, глядя, как два здоровенных бугая буквально растворились в воздухе, побросав свои пожитки, лишь завидев моего дружка. «Дружок» валялся рядышком на спине в куче прелых листьев, суча всеми четырьмя лапами.
      — Ну, ты и злюка! — заявил серый мне человеческим голосом, еле сдерживая новые приступы то ли смеха, то ли волчьих завываний. — Зачем добрых молодцев шугаешь? Вдруг один из них твой суженый?
      — Я злюка?! — попыталась обидеться на подлую зверюгу, но не смогла: — Это я, по-твоему, рычала на них и штанины рвала?.. — новый приступ смеха не дал договорить.
      — А кто велел мне взять их?
      — А нечего тут из себя героев строить! Кто им сказал, что Красная Шапочка желает спасения от своего Пушистика?
      — Это я Пушистик? — и мохнатые лапы повалили меня на подстилку леса. — Отвечай немедленно, молодуха, кто здесь Пушистик! — язык жестоко слюнявил мое лицо, как бы я ни защищалась руками.
      — Ты! Противный Пушистик! Фу, Пушистик!
      Да, у меня был свой говорящий волк. Как волк… волколак, то есть, оборотень. Всё на самом деле, и врачей звать не надо. Да, я могла помыкать им.… Впрочем, и он мной с таким же успехом. В общем, мы — друзья. Да, и мне это не приснилось и не приглючилось.

      Однажды я решила ни с того ни с сего навестить своих родителей.
      Ну, девушка я лихая, с фантазией буйной, можно сказать, неукротимой, да и своенравная, то есть, мечта поэта. Естественно, лёгких путей мы не ищем. И вместо того, чтобы вызвать такси или же, на худой конец, пятнадцать минут потрястись в маршрутке, попёрлась я к ним короткой дорогой. Правильно-правильно, как в сказке — через лес. Ну, не совсем через лес, а через наш добрый старый лесопарк, где летней порой людей больше, чем деревьев. На дворе уже давно стояла осень, и потому шла я в гордом одиночестве и в тишине.
      Иду, листья ногами пинаю, песенки напеваю. А погода замечательная! Не жарко, не холодно — можно новые кожаную куртку и вязанную красную шапочку выгулять. Ну и что, что в лесу никто не увидит и не оценит — зато душе приятно.
      Иду я вся такая, вся из себя в собственных думах, деревья да кустики осенние разглядываю. В рюкзачке мои фирменные пирожки аромат божественный издают. Под ними бутылочка Martini схоронилась для нас с мамой, а бочёк ей наглаживал благороднейший Jameson для папочки.
      Иду, насвистываю и чуть не теряю челюсть от удивления! На поляне под раскидистым старым клёном, ещё не сбросившим свои листья, сидит… сидит тварь. Тварь непонятного происхождения и рода. А как еще?! Сами представьте картину маслом: клён, кустики вокруг, под деревом расставлен лёгкий столик, самоварчик на нём, блюдечки с различными пряничками-конфеточками и он… попивает чаёк из блюдечка по старой традиции. Всё хорошо? А если я скажу, что чаёк из блюдечка, держа перед своей … харей … лапами, пьёт волк? Как? Вот и я чуть вывих челюсти не получила от такой живописи.
      Стою, пялюсь, пытаюсь челюсть на место приткнуть и заодно прикинуть, не выпила по пути ли случайно папин вискарик по неосторожности. А эта наглая тварина, оторвав зенки свои наглые от газетки, глянула на меня и заявила:
      — А красну девицу не учили, что пялиться так на людей, по меньшей мере, невежливо?
      Это он мне про вежливость?! Ну, падла!
      — На людей невежливо, здесь вы абсолютно правы, сударь. Но… видите ли, какая оказия случилась. Я, как смели весьма нелестно назвать, пялюсь на волка, который пьёт чай средь бела дня да ещё поучает меня вежливости, — естественно, я не могла показать, что растеряна и недоумеваю.
      — Чисто технически, я — не волк, а волколак.
      — Ага, от этого мне, видимо, должно было полегчать.
      —Это, во-первых. Во-вторых, мы, волколаки, — люди вольные и имеем право пить чай, где нам заблагорассудится и в каком угодно обличии.
      — А-а-а… Ну, теперь уж всё на свои места встало. Прошу простить, сударь, деву неразумную, что сама допетрить не смогла, — с ехидной улыбкой то ли присела, то ли поклонилась, то ли просто попыталась не упасть со смеху. — А не могли бы вы прояснить один момент, почему вы в каком угодно обличии в магазин за бутылочкой не бегаете?
      — А зачем? — с этими словами он подвинул столик, под которым гордо стояли три бутыля разных ёмкостей и цвета. — Хошь первача? — и лапа указала на самый здоровый с мутной жидкостью. — Хочь наливочки? А хошь, и настойка полыни найдется, — лапа поочерёдно указала на бутыли с красной и зелёной жидкостями.
      — А какая покрепче? — неожиданно вякнула, в первую очередь, для себя.
      Волк… Тьфу, волколак, поднял от удивления левую бровь, внимательно осмотрел с ног до головы, наверное, и вес прикинул.
      — Уверена? — я кивнула. — Однако.… Тогда полынь, — и лапа ловко подцепила зелёную бутылку, что поменьше остальных была. — Присаживайся. В ногах правды нету, да и силы поберечь надо. А они тебе точно понадобятся после этого, — настойка лихо перелетела с одной лапы в другую.
      — Меня, кстати, Марией зовут, — сказала я и тут же осеклась — не дело мне, девушке, первой лезть с мужиками знакомиться.
      —Маша, стало быть… — он как будто на вкус имя попробовал, на языке покатал, гурман чёртов. — А меня Серым, то есть Серёгой. Прошу присаживаться.
      Вот ведь читала сказки, знаю же, что нельзя с волками в лесу разговаривать, но всё равно, нам же море по колено. Плюхнулась на заботливо расставленный стульчик и принялась лясы точить со зверем.
      — А как же вы здесь живёте? — сама не понимаю, то ли с искренним любопытством, смешанным с заботой, то ли ехидничая, спросила мифическое существо.
      — Как? — переспросил оборотень, аккуратно разливая настойку в невесть откуда взявшиеся хрустальные рюмашки не более наперстка. — А как получится. Весной и летом прекрасно. Тепло, сытно, весело. Осенью уже похуже — уже не так тепло и сытно, но по-прежнему весело. А вот зимой тяжко — и холодно, и голодно, и совсем невесело.
      — Бедненький, — подытожила я.
      — Ну почему же? — ничуть не смутившись, лесное чудище протянуло мне рюмочку. — Только закусывать не забывай, — и тут же сам опрокинул свою, даже не поморщившись. — Вот, главное же припасы на зиму сделать.
      — А-а-а, — многозначительно протянула, принюхиваясь к настойке. — Только где же вы здесь живете? Здесь же особо и спрятаться негде.
      —Хм, наивная. Если очень хочется, то есть, — подождал, когда я освобожу рюмку (а прекрасная вещичка эта настоечка!), наполнил по-новому и продолжил: — Здесь у меня, так сказать, дача, — сказал, неопределённо махнув куда-то себе за спину, — а живу я в городе.
      — В городе? — я не могла в это поверить. — А где? — и тут же опорожнила и вторую рюмку.
      — На Попова, возле супермаркета…
      — Попова восемнадцать?
      — Нет, семнадцать, через дорогу.
      — А почему я тебя там ни разу не видела? — когда я уже успела перейти на ты? — Я живу напротив.
      — А кого ты там не видела? Волка? Ага, сейчас я по городу в этом виде пойду шляться.
      — А слабо? — поддела и выпила ещё.
      — Мне? Нет, мне твоего брата жалко…
      — У меня нет брата, — гордо заявила я.
      — Это я так, в общем, иносказательно. Представь ваш народец, если по улице волк начнёт разгуливать…
      — Убьют? — предположила я.
      — Нет, сперва в штаны наделают, — весело заявил Серый и добавил, уже погрустневшим голосом, — а потом убьют. Ну, мы тут выпили вместе, не чокаясь. Необычный собеседник мне попался. Боюсь, не донесу гостинцев родным.
      — Ну, я тебя всё равно должна была видеть! А ну-ка, покажись красный молодец передо мной как лист перед травой, — повелела уже заплетающимся языком, да и рассудок уже явно меня не слушался.
      — Извини, —зверюга развела лапы, — не могу смущать девушек голым задом.
      — Девушка, к твоему сведению, уже столько голых мужиков перевидала, — отмахнулась я, — кончай уже ломаться как красна девица. Тебе всё равно меня ещё провожать, а ты же волком не пойдёшь в город.
      — Провожать? — левая бровь волка снова поползла вверх.
      — Да, провожать! Или ты думаешь, что напоил меня, и всё?
      —Что всё?
      — Да всё! — мой указательный палец устремился к появившимся уже на небе звёздам. — Каждый порядочный оборотень должен пьяную даму до греха… хи-хи-хи… то есть до дома довести!
      — Верно. Подожди здесь — я мигом, — и тут же скрылся за клёном.
      Моё любопытство вопило, как свинья резаная, что не могу пропустить чудо чудное, каким является перевоплощение волка в человека. По такому делу на едва послушных ногах я дошла к дереву и заглянула за него… И ничего! От серого знакомца-собутыльника и след простыл. Разочарованная, я вернулась обратно… Ну, как вернулась… Встала на четвереньки и вернулась.
      Споил же, падла! А нет, он, вроде бы, предупреждал, что закусывать надо. Надо! А я? А что я? Я ничего, это он меня заболтал своими баснями. И виски почему-то уже на столике стоит, и бутылка из-под вермута пустая под ногами мешается… Когда же всё успели?
      Осоловелыми глазами посмотрела на небо и попыталась сосчитать звёзды… М-м-м, успехов. Сбилась уже на втором десятке. Села на стульчик. Села и чуть не лишилась сознания! Напротив меня стоял мужик. Здоровый мужик ночью в лесу передо мной. Сознание, видимо, не хотело покидать меня, и со всей мочи заорало благим матом.
      — Тихо, тихо, красавица! Это же я! — мужик заорал в ответ, выставив вперёд руки.
      — Кто ты? Я тебя впервые вижу, подонок!
      — Да я же, Серёга, оборотень!
      — Чем докажешь? — уточнила я. Ещё изнасилует, а потом докажи, что красная жидкость лилась из-за него, окрашивая мою шапочку в кровь.
      — Чем докажешь, чем докажешь… Гляди, — тут лицо стало меняться, улыбка сменилась оскалом, оголившим явно нечеловеческие зубы. Мужик задрал морду лица к небу и завыл. Тут я смекнула, что это мой славный собутыльник, и оценивающе посмотрела на него.
      Так, чуть старше меня, лет двадцати восьми, высок, строен, я бы сказала даже, худощав. Лицо вполне симпатичное, живые жёлто-карие глаза, волевой подбородок с щетиной. Щетина — не страшно, всегда побрить успеем. Причёска… подстрижём. С пивом потянет, красавец.
      —Ути, мой Лохматик, — я попыталась его обнять и расцеловать, но, споткнувшись о предательский сучок, просто повисла на его шее.
      Серый нежно помог мне встать на ноги, хоть те категорически отказывались меня слушаться.
      — А не соблаговолит ли сударь проводить прекрасную… ИК… даму до дому? — моим голосом можно было петли смазывать.
      — Да, конечно! Где ты живешь?
      — Болван! Я же тебе говорила!
      — Ах, да! Точно, — взял меня под локоточек, давая возможность и на руке повиснуть, и на плечо опереться, галантная скотина, и повёл по тропке.
      Шли мы молча, молча — скучно.
      — Как ты мог? Как ты мог обмануть наивную девушку? — и залепила своему спутнику сладко звенящую пощёчину.
      Надо было видеть его глаза. Эту уникальную смесь дикого удивления, полного непонимания и детской беспомощности.
      — Заманил меня в лес, напоил и решил покуситься на мою девичью честь! — попыталась его лягнуть в пах и помчалась по тропе в сторону городских огней.
      Ну, как помчалась.… Сделала три-четыре шага в выбранном направлении и, хохоча во всю глотку, завалилась с грацией самой сказочной коровы в ближайшие кусты. Надо отметить, что очень колючие. Везёт мне в этом году на кустики с подвохом.
      Мой кавалер совершенно не по-джентельменски выдернул меня из шиповника и несколько грубовато водрузил себе на плечо, после чего неспешно зашагал к городу. Вися вниз головой, я вяло протестовала, ещё более вяло пыталась его колотить, а потом уснула.
      Проснулась я уже возле своего подъезда, когда меня совершенно немилосердно тормошили, пытаясь узнать код от входной двери.
      — А вот не скажу! Вдруг ты маньяк!
      — Тогда сама открывай, дура! Связался же.
      — Что значит связался?! Это, может, я тебя склеила!
      — Ещё не легче!
      С быстротой, не свойственной моим пьяным пальцам, я набрала злополучный код, вбежала в подъезд и захлопнула дверь перед самым его носом.

      Вот с тех пор мы и стали с ним каждые выходные встречаться в лесопарке.
      Он всё так же не сбривает свою дурацкую щетину. Все так же ходит со своей ещё более дурацкой причёской. Но вот наряд я ему смогла поменять. Ценой трёх часов его стенаний и походов по бутикам, я подобрала ему одежду, достойную его фигуры, а не трехсотлетнего деда, что носил он до сих пор.
      Нет, мы не стали молодой влюблённой парой. Нужны мне эти кожа да кости. Ещё чего! Итак штабелями к ногам красавцы почище валятся.
      А этот паршивец ещё в отношении меня заявил без тени смущения, что, дескать, не собака на кости бросаться. Каков наглец! Вот я его отхаживала.
      Но наши душевные посиделки.… Это что-то! Тихо, спокойно. С ним я словно сбегаю из этого ополоумевшего мира. Сбегаю за огромную крепостную стену. И пусть никто не верит в его существование. Мне то что с этого?