Мой личный сорт цианида

09

Я проснулась под утро, незадолго до рассвета. Через открытое окно были слышны какие-то  пьяные голоса. Вдалеке лаяла собака. У меня по спине пробежали мурашки. Я вылезла из-под одеяла. За ночь в комнате стало холодно.

Я на цыпочках подошла к окну, закрыла его и вернулась под одеяло. Я попыталась вспомнить, открывала ли я вчера окно, и зачем. Но вечер был, будто в тумане. Поэтому я плюнула и легла обратно – спать.

День прошёл более-менее как обычно. Утром я немного проспала. Но первыми двумя парами шла лекция по линейной алгебре, опаздывать на которую было даже как-то не жалко.

Единственной странностью, был Серёга. У нас не было общих занятий, но я несколько раз видела его в коридорах. И каждый раз, замечая меня, он тут же менял направление и шёл в противоположную от меня сторону. Один раз ему даже пришлось прервать из-за этого какой-то разговор. А я не могла решить, было это скорее забавно или жутко.

Конечно, он поступил как урод. Естественно, мне совершенно не хотелось с ним общаться. Но то, как вёл себя он, было нелепо. С другой стороны, с ним действительно было что-то не так. Он выглядел каким-то потерянным и немного заторможенным. Когда он шёл, то двигался, как будто под водой. Кроме того, он начал сутулиться.

Когда я рассказала об этом Шуре, та только пожала плечами:

– Возможно, – сказала она, – он просто ломает комедию. Хочешь – спроси его, хотя я бы подождала, пока ему это надоест.

В среду занятия опять начинались в полдень и шли до половины седьмого. Последние две пары были большой общей лекцией по анатомии ЦНС. Не знаю, чьей идеей это было. Анатомия ЦНС и так была одной из дисциплин, по которой «плавали» слишком многие. Даже днём. С другой стороны, общая лекция означала, что я, наконец, смогу выяснить у Серёги, что он такое творит.

Между четвёртой и пятой парой мы с Кешей и Шурой спустились в кафетерий. Кеша рассказывал всякие удивительные истории про какую-то ужасно экспериментальную группу. Экспериментальность группы, помимо странной музыки, состояла в том, что каждый её альбом был фрагментом одной общей истории. Поскольку альбомов за время своего существования группа выпустила не один десяток, история получалась очень объёмной, многогранной и с целой кучей персонажей.

Я потеряла нить повествования на том моменте, где герой – правитель империи с далёкой планеты оказался маленьким мальчиком-аутистом. Мальчик-аутист жил в больнице, а мёртвый бог, с которым он боролся в своей космической империи, работал в этой больнице психиатром. Психиатр, в свою очередь, был маньяком-убийцей, который наметил мальчика своей новой жертвой. Дальше реальности стремительно перемешивались. Мальчик летал на драконе, дракон тосковал по звёздам, психиатр-убийца оказывался аватарой мёртвого бога и сражался с героем, а мой мозг тихонечко закипал.

Шура молчала и улыбалась. По её виду было ясно, что она всё это уже слышала. И теперь, кажется, её развлечение состояло в наблюдении за моими мучениями. Или за тем, как Кеша не замечал их. Я бросила на неё умоляющий взгляд. Она, в ответ, только улыбнулась самой невинной из своих улыбок.

Мы шли назад, и уже поднимались по лестнице,  когда на меня с размаху налетел Серёга. Я едва не покатилась вниз по лестнице, но Кеша буквально поймал меня за плечо и помог удержать равновесие. Шура, тем временем, схватила Серёгу за руку.

– Богданов, ты что творишь? – почти прорычала она. Серёга испуганно посмотрел на неё. Потом перевёл взгляд на меня. С понедельника он похудел и побледнел ещё больше. Под глазами у него чернели огромные мешки. Он выглядел так, будто сошёл с плаката о вреде наркотиков. Однако, посмотрев на меня, он сумел побледнеть так, что стал одного цвета со стеной.

– Прости! – прохрипел он, глядя на меня. – Прости, пожалуйста! – он вырвался из рук Шуры, и проскочил вдоль перил и кинулся вниз по лестнице.

– Долбаный клоун, – сказала Шура, глядя ему вслед. Но впервые, с тех пор, как я рассказала ей о странностях Богданова, в её голосе появилось сомнение.

Я смотрела то на Шуру, то на стеклянные двери, за которыми скрылся Серёга. В который раз за последние несколько дней, я совершенно не понимала, что же сейчас произошло. Мы простояли так минуту. Кеша опомнился первым и предложил всё-таки пойти на анатомию ЦНС.

На следующий день, в кафетерии я снова встретила Машу. Она сказала, что Серёга сегодня не пришёл, и спросила, не знаю ли я, почему. Я только покачала головой в ответ.

– Он вообще в последнее время сам не свой, – продолжала она.

– Пожалуй, – кивнула я.

– С ним это после посвящения... Что за муха его укусила?

Я не знала. В голове роились версии, одна невероятнее другой. Но ни одна из них, почему-то не вызывала желания высказывать её вслух. Я посмотрела в телефон. Серёга был в сети совсем недавно. Я написала ему: «Привет, с тобой всё хорошо?» Он ничего не ответил.

В пятницу Серёга так и не пришёл. После второй пары я написала ему ещё одно сообщение, на которое он опять не ответил.

В самом конце четвёртой пары, минут за десять до конца занятий в аудиторию вошла Татьяна Юрьевна – наша зам декана. Она извинилась перед аудиторией, подошла и что-то сказала на ухо Анне Николаевне. Та побледнела, и, видимо, о чем-то её переспросила. Татьяна Юрьевна только кивнула в ответ. Анна Николаевна как-то нервно сглотнула, покинула аудиторию взглядом, потом ещё раз посмотрела на Татьяну Юрьевну и жестом показала ей, что та может говорить.

Зам декана встала перед кафедрой. Несколько секунд молча смотрела на аудиторию. К этому моменту даже самая дальняя галёрка сообразила, что что-то явно не так. Повисла нервная тишина, в которой негромкий голос прозвучал как гром:

– Не разбредайтесь, пожалуйста, после лекции, – сказала она. На мгновение мне показалось, что её голос дрогнул. – Здесь сотрудники полиции, они хотят задать несколько вопросов однокурсникам Серёжи Богданова. – Сказав это, она ещё раз оглядела аудиторию и тихо вышла.