Мои синтаксические конструкции

Мои синтаксические конструкции

 Оглядываясь на все прожитые двадцать лет, я понимаю лишь одно: ничто не вечно, никто не вечен. Люди приходят и уходят. Дети рождаются, старики умирают. Ты приходишь и уходишь. Ты пришел однажды и ушел... Ты стал для меня не более, чем синтаксическим оборотом речи, ведь теперь ты стал для меня "мой бывший". Я привыкла к тебе, полюбила, пригрела и... обожглась.
      Еще есть ты, которого я вспоминаю... Ты, который именуется "моя первая любовь". При виде которой, даже спустя столько лет, у меня мурашки. Но гордо поднимаю голову и иду дальше, ведь ему-то (ей-то) все равно. А у меня уже не горит огонь в глазах. Уже давно не горит. Уже как полгода я потухла совсем. Уже как несколько лет на мне клеймо суицидника.
      А есть еще несколько ты. "Мой друг", "Парень, который может будет моим парнем", "Парень подруги, вроде как мой друг". Кто все эти люди и что им нужно от меня? Дело в том, что лишь я. Я, которая выслушает, улыбнется и скажет, что всё пустяки. Не та я, которая собирает себя по крупицам ночами из тех кошмаров, что ей снятся. Не та я, которая не рыдает, но изредка исходит на нет. Совсем не та. А та, которая всегда рассказывает забавные истории из своей жизни, слушает других, дает дельные советы, поддерживает, вытаскивает чьи-то отношения.
      Какие вы смешные! А хоть один заметил, как я бегаю от вас? Как спустя много лет, независимо от того, насколько серьезно мы с вами общались, я осталась вам лишь другом? Почему моими парнями были лишь два человека, которые были в принципе не от мира сего?
      Я больше не жгусь. Я уже выросла. 

***

      Ты подошел ко мне и осторожно тронул плечо. Я обернулась. 
      — Почему твои глаза больше не светятся радостью? — ужаснувшись, произнес ты, сползая на шепот.
      Я устало улыбнулась и потупила взгляд:
      — Потому что надоело. Веришь?
      — Что надоело?
      — Жить.
      Он осекся. Не знал, что сказать. Всегда находился, а тут не знал. Я приподняла голову и вглядывалась в его до боли знакомые черты лица. Скучала, но не признаюсь. Он и сам все понимает.
      — Ты стала такой красивой. Хоть и обрезала волосы.
      — А ты стал таким занудой, хоть и обрезал волосы.
      — Издеваешься?
      — Шутишь?
      — Прости меня.
      — И ты меня.
      Он закрыл глаза, полуулыбнулся, от чего половина улыбки съехала куда-то вправо, а левая сторона осталась невозмутимой.
      — Послушай, — взяв воображаемые ножницы, я разрезала тишину и выбросила неловкую паузу между нами.
      — Да? — он наклонил голову набок, заинтересованно наблюдая за мной.
       — Ты хоть когда-нибудь что-то чувствовал ко мне? — я опустила взгляд.
      Он подошел, прижался своим телом вплотную к моему и, бережно приподняв пальцами мое лицо за подбородок, нежно поцеловал. Я не раскрыла губ. Это был односторонний ленивый поцелуй. Егосторонний.
      — Да, чувствовал. Чувствую, — шепча мне в губы, мямлил он.
Не верила. Потому что это был сон. Реальность не была такова. Реальность оказалась апрельбрем, который вонзался в кожу частичками льда. Проникал в кровь вместе с северным ветром, который исполняла Линда. И вообще... Я влюбилась в него в конце ноября, тогда же он перестал ко мне что-либо чувствовать. А потом внезапно чувствовать перестала я. 

***

      — Я хочу оставить тебя в прошлом году, — отразилось на экране телефона. 
Казалось, если бы что-то еще могло во мне умереть в ту ночь, непременно умерло бы еще раз. Но предшествующие события предопределяли, что умирать было нечему, поэтому пришлось подальше засунуть все комки, подкатившие к горлу, и попрощаться. Не навсегда, до ближайшей истерии. 
      А потом накатывало, приходила истерия, и мы снова писали ему. Уже вместе. Умоляли, рыдали по ту сторону экрана. Почему? Просто снова пыталась поверить в людей я, а истерия была просто. Не поверила я. Не верю я. Истерия ушла.
      Мы были вместе так недолго (уже не я и истерия). Но я привязалась к нему. Отношения на спор, сумбурные действия, глупые слова. Мы были детьми. Я была с ним ребенком, а он по-детски оставил меня, ведь оказался не готов. Не пионер, значит.
      Последний раз я напомнила ему о себе в феврале. Как раз 14-ого, когда влюбленные парочки шмонают по городу. И не потому, что мне завидно. И не потому, что мне было не с кем шмонать. А потому что пройдя боль и три из девяти кругов по Данте я ощутила боль на уровне восьмого круга. Я ощутила сотворенный своими руками ад из эмоций (дьявол был бы счастлив, подожди я еще минуту). Передо мной стоял не он и утешал. Просил успокоиться. После в трубку кричал, говоря, что все пустяки, а нам с ним нужно поссориться (мотив Белинды наизусть). А я ведь любила, ведь хотела простого человеческого его "да, я тоже скучал", но, видимо, не дано. Это не мне фраза адресована будет. 
      Я закрыла глаза. Не плакалось, не рыдалось, не было ничего, кроме вырывающих душу тисков, которые я пыталась сдержать, ибо рано еще дьяволу познавать мою душу. Для самой меня она темна. Я опустилась на колени. Нет, не молилась. Клялась. Что больше не буду, больше не позвоню, больше не... Зарекалась. Зареклась. Отреклась. Забросилась... валерьянкой. Легче.