Мой взрыв страстей

4.Лира

На вас когда-нибудь смотрели двадцать-тридцать человек разом? Причем не так, лениво, то поглядывая,  то опуская глаза в рюмку, как на какого-нибудь аниматора на корпоративе, а по-другому, пристально? С чувством? Потому что чувства в этом зрительном зале зашкаливали.

На переднем плане, почти вровень со мной, сидел принц Тамино. От меня до него не было и полутора метров, он весь развернулся в мою сторону и всем телом подался вперед.Он буквально жег меня взглядом.Белокурая дама, сидевшая рядом с ним,приобнимала его ручкой,  улыбалась, хохотала, сверкая зубками – но старания ее были напрасны – он обращал на нее свой взор лишь мельком и отвечал невпопад. Герцог тоже был здесь – куда уж без него. Правда, он впереди не маячил, сидел вдали и в тени, но его тяжелый взгляд я чувствовала на себе каждую секунду. При этом остальные мужчины не отставали – или у меня уже начиналась паранойя на почве всеобщейвлюбленности, или Лизонька действительно прописала свою Амину эдаким беспощадным катком обаяния, влюбляющим в себя всё и вся. Заинтересованно/зачарованно взирающих на меня  мужских лиц я насчитала больше чем с десяток. Дамытожеменяразглядывали. Недоброжелательно. С оттенком «что-они-все-в-ней-нашли?»

Но все на самом деле меркло перед необходимостью играть перед  этой внимающей толпой на лире. Лира была у меня в руках. Я сидела на складном стульчике. Выглядела я при этом, если верить глазам принца Тамино, сногсшибательно – но что мне с того? Мне надо было играть.

– Прекрасная Амина, порадуйте нас своим искусством.

Низкий бархатный голос принадлежал королю – лица я его не могла разглядеть, он сидел слишком далеко, но я видела, что он на самом деле не сильно старше своего племянника, принца Тамино.

– Прекрасная лира, спой же нам, – проворковала нежным голоском белокурая дама,– пой, пой лира!

«И подохни, лира!» – пронеслись у меня в голове известные слова классика. Отставив инструмент, я поднялась.

– Давайте я вамлучше стишок расскажу? – произнесла я, выжимая из себя милую улыбку.

Люди замерли. Всеобщий интерес ко мне мгновенно, если так можно выразиться, посвежел. Но возражать мне никто не стал, и поэтому, вспомнив незабвенные школьные годы как единственный мой опыт публичных выступлений, я затянула:

– Я к вам пишу. Чего же боле? Что я могу еще сказать? Теперь я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать…

И так далее, стараясь не частить и вообще выполнять все, когда-то вбиваемые мне в голову незабвенной Марь Иванной,паузы и интонации, я досказала бессмертный отрывок до конца. А что еще мне было делать? Не кричать же всем этим людям, что я не причем, и вообще, не Амина, а Оля? Чтобы меня связали и поместили в местный аналог сумасшедшего дома?

– Восхитительно! – произнес король, и все дружно поддакнули. – Вы не перестаете нас удивлять!

Тамино кивал в такт его словам, герцог вздыхал, склонив голову на бок. Дамы сидели пораженные, кавалеры смахивали слезу. Не знаю, правда, мое ли чтение было тому виной, или всех так поразил внезапный Пушкин.Возможно, конечно, восхищение моим исполнительским мастерством было заложено во всех, также как и ослепление моей «прекрасной» внешностью.

– Вы можете идти, прекрасная Амина, – сказал король.

Два раза просить меня былоне нужно, и, поклонившись всем,  я вышла.

На дворе былауже ночь, и извилистые коридоры освещались факелами. Стараясь вспомнить, какой же дорогой шла в этот зал, я сворачивала и плутала, пока, наконец, не очутилась в каком-то темном закутке с  единственным оконцем, выходившим в сад.

– Вы забыли свою лиру.

Лязг доспехов, сопровождавший эти слова, ясно сообщил мне, что герцог не дремлет. Свет луны, лившийся из окна, обрисовывал его гигантскую фигуру.В ней чувствовалось столько угрозы, что я  внутренне сжалась и вцепилась в окно – но оно было слишком узким, и бежать через него было невозможно.

– Кто разрешил вам трогать мою лиру? – накинулась я на герцога, во-первых, надеясь, что меня услышат и спасут, а также потому, что лучшая защита – нападение.

Но одно дело давать наглому преследователю отпор в многолюдной церкви, и совсем другое – в пустынном и темном коридоре. Герцог лишь рассмеялся.

 – Мне не нужно ничье разрешение, – язвительно сказал он и отшвырнул лиру в сторону.

Протяжно звякнув, она упала в угол. А в следующий миг обе его закованные в железо руки прижимали меня к стене.

– Как ты там сейчас говорила? – прорычал он, почти вплотную приблизив ко мне свое лицо.– Мне порукой ваша честь? Моя честь тебе порукой, что я этого так не оставлю! Ты ответишь мне за все свои оскорбления!

И он впился в мои губы поцелуем.

Давным-давно в одной милицейской методичке я читала: если насильник крупнее и сильнее вас, сделайте вид, что поддались, а потом укусите его за язык. Совет кусать насильника за язык и тогда показался мне бредовым, а сейчас, когда мне противостоял двухметровый мужик в латах – тем более. Он одним ударом своей закованной в железо руки мог отправить меня в нокаут. Но я не сдалась. Нет, я, конечно, трепыхалась, извивалась – скорее, правда, чисто инстинктивно, чем как-то еще. В голове у меня тем временем проносилась мысль: «Ну не может же быть так!Не может быть, чтобы  меня, главную героиню любовного фантазийного романа, тупо использовали в коридоре, как персонажа самого чернушного постсоветского фильма!»

И да – так не было.  Доспехи герцога уже царапали мою кожу, когда слева высветился отблеск пламени,  раздались шаги, и мелодичный голос произнес:

– Что здесь происходит?

Красавица-блондинка, та самая, что пыталась очаровать Тамино,  в сопровождении нарядных подруг и со слугой, несшим перед ними подсвечник, удалялась из королевского зала. И по счастливой случайности, удалялась она именно этим коридором.

– Ничего не происходит, – грубо бросил герцог и отпустил меня. Я упала на пол.

Он развернулся, и, как ни в чем не бывало, пошел прочь.  Дамы расступились перед ним. Я осталась сидеть. Стайка женщин прошелестела мимо так, словно меня здесь и не было, но я их не винила. Они в любом случае казались мне сейчас ангелами-спасителями. Подобрав свою искалеченную лиру, я поплелась в башню.