Мокумокурэн

Мокумокурэн

Сколько Ксения себя помнила, она всегда жила недалеко от станции метро Воздухоплавательный Парк, в одном из тех питерских домов, построенных века этак два назад — с высоченными потолками, лепниной и каминами, — в которых обычно обитают либо очень богатые, либо очень бедные люди. Богатые владеют квартирой целиком, бедные довольствуются одной-двумя комнатами в коммуналке.

У Ксении с ее папой комната была одна. Им, в общем-то, хватало, а потом, когда папа умер, комната оказалась в ее единоличном распоряжении.

Всю свою жизнь Ксения ненавидела этот дом и эту комнату, потому что они делали ее не такой, как все.

Другие дети могли позвать приятелей по уличным играм к себе домой; там можно было играть в «Монополию», или смотреть «Джуманджи», или, болтая, сидеть на уютной кухне, где мамы этих детей готовили что-нибудь вкусненькое.

К себе в гости она кого-либо звать стеснялась.

В ее доме не было кодового замка, и первое, что видели входившие в дом люди — это грязную обшарпанную парадную с исписанными матом стенами. Лифта тоже не было: в те времена, когда строился этот дом, о таком техническом чуде, как лифт, даже не мечтал никто. Звонок в квартиру был срезан, из дырки в стене жалко торчали два провода. В прихожей всегда царил полумрак — проводка была испорчена, и соседи по квартире отказывались вызывать электрика — и пахло пылью и чем-то кислым, грязным.

Сидеть и болтать с друзьями на кухне тоже не получалось. Тут стояла газовая колонка начала двадцатого века, крайне своевольная, создававшая множество проблем как при нагреве воды, так и при готовке. Еще тут жили тараканы. С проводкой на потолке кухни дела обстояли примерно так же, как в прихожей, и темноту разгоняло лишь голубоватое мерцание телевизора. Иногда включенный телевизор создает эффект уюта, пусть и слабенький, здесь же все было наоборот: он всегда работал неизвестно для кого и неизвестно зачем и только усиливал ощущение безнадеги, разливавшееся по квартире, точно застоявшаяся болотная вода.

В их с папой комнате все было не так плохо: например, там имелось большое эркерное окно с широким подоконником, которое Ксении очень нравилось. Но в оконной раме было множество щелей, сквозь которые дуло, и в комнате вечно стоял холод. И обои были старые, некрасивые, и отходили от стен в некоторых местах после того, как их несколько раз залили соседи сверху. Под потолком чернела ажурная плесень.

Были у дома и кое-какие другие особенности, от которых гостям становилось не по себе...

В конце концов Ксении надоели косые взгляды и неловкое молчание и она перестала приглашать друзей в гости. Возможно, дело было не только в доме: она все чаще ловила себя на том, что не знает, о чем говорить со всеми этими людьми. Она утешалась придумыванием историй про счастливых беззаботных девочек, в основном блондинок, у которых был красивый дом с уютной кухней и много друзей. Выдуманные друзья говорили только то, что ей хотелось слышать, и послушно замолкали, как только она от них уставала — как попугай, чью клетку накрывают покрывалом, — а в жизни все было не так просто. Сначала она стала слишком робкой для уличных игр, потом — слишком странной для дружбы с однокурсниками из института, потом — слишком холодной, чтобы поддерживать отношения с коллегами по работе.

А с квартирой — свыклась.

Может, дело было в усталости, но как-то незаметно для себя она пришла к выводу, что это все-таки дом, а не застенок. И даже тараканы с кухни со временем куда-то делись.

Однажды у Ксении появился, что называется, любимый человек. Они учились в одном институте (он — курсом старше), потом, не сговариваясь, устроились работать в одну и ту же компанию. Они даже внешне были похожи — северным холодком манер и тоскливыми, истинно ингерманландскими глазами, нездоровой бледностью и привычкой щуриться на слишком ярком свету. В какой-то момент Ксения поняла, что, видимо, придется пригласить его в гости, в ее темное, неуютное обиталище; она была почти уверена, что гость тут же сбежит — но он не сбежал, и вскоре пришел снова, и снова, и снова.

Но неприязни к ее квартире он даже не думал скрывать:

— Мне тут всегда не по себе. Темно, грязно — это полбеды... Гораздо хуже все эти непонятные скрипы и шорохи — как в ужастике. А главное, стены тут как будто смотрят. Знаешь, в японской мифологии есть такое чудовище — мокумокурэн?..

Что еще их объединяло — так это эрудированность в довольно неожиданных областях и некоторая чудаковатость.

— ...Он живет в старых домах, которые требуют ремонта. Название переводится как «множество глаз», и именно так он и выглядит — как десятки глаз в стенах... Он глядит, глядит и, в общем, постепенно сводит жителей дома с ума.

— Да уж, в моей квартире точно что-то этакое обитает. Ведь «все мы здесь не в своем уме», — попыталась отшутиться Ксения.

Как-то раз он попросил:

— Может, уберешь это зеркало из прихожей? Только не смейся, но каждый раз, когда я мимо него прохожу, в полутьме там вместо отражения мерещится черт-те что...

Ксения смеяться не стала. В следующий раз, придя в гости, он увидел, что зеркало завешено тканью.

В другой раз спросил:

— А откуда эти царапины от когтей на обоях?

— Кошка, — сказала Ксения.

Он знал, что никакой кошки ни у нее, ни у ее соседей по квартире нет, но решил не задавать вопросов.

Однажды он споткнулся о грязный, осклизлый порог кухни и растянулся на полу. Когда он поднялся, Ксения увидела у него на виске кровь: при падении он ударился головой о латунную ручку древнего, как мамонт, буфета.

— Лучше тебе не приходить больше, — тихо сказала она, вытирая ему кровь смоченной в спирте ваткой. — В следующий раз может быть хуже.

А он вдруг спросил:

— Не хочешь продать эту комнату? У меня есть накопления, можно было бы купить квартиру в новом доме и съехаться... Ты ведь всю жизнь этот склеп ненавидела.

— Надо подумать, — растерялась она. — Вряд ли в этом доме вообще кто-то захочет поселиться...