Джуд ненавидела, когда молчат. Не понимала этой нелогичной привычки любую обиду выражать тягостным молчанием и игнорированием. Что это могло дать, кроме тяжести и боли? Ничего. Извинялся первым не тот, кто виноват, а тот, кому больнее, или тот, кто хочет помириться любой ценой, вернуть нормальные отношения, кому дорог тот, второй, молчащий. Извиняется тот, кто готов растоптать самого себя, лишь бы прекратить пытку. Это не решало проблем, не приводило к компромиссу. Просто взаимная пытка до первого сдавшегося. Зачем? Джуд не понимала этого. Не понимала, когда жаловались на постоянные ссоры. Ведь можно было просто поговорить и решить все разногласия, раз и навсегда, прочертить границы, договориться, пойти на взаимные уступки. Да, это непросто, да, может быть неприятно. Но потом будет легче. Это как выдернуть занозу. Хочешь быть понятым – объясни! Но люди предпочитали молчать, обижаясь по мелочам. Не понимая. Не слыша. Не догадываясь.
Джуд не выносила, когда кричали. Это ведь то же самое молчание, только громкое. Та же боль. То же недопонимание. Неспособность слышать. Когда кричат, слышат только себя. Не объяснить. Не оправдаться. Это ничего не решает. Ненужная боль в мире, где её и так слишком много. И чаще всего по мелочам, которые не стоят внимания. Из-за проблем, которые можно было решить одним словом. Слова, кстати, люди тоже выбирать не умели, порой случайно брошенной фразой оставляли на сердцах раны, которые кровоточили годами. Даже не замечая этого. И ведь мучили чаще всего близких и родных. Случайные слова убивали веру, убивали любовь, убивали мечту. «Я же не это имел в виду. Ты принял всё слишком близко к сердцу. Хватит уже цепляться к словам». А ведь всё равно больно, как не оправдывайся потом.
– Вы уже выбрали? – спросил молодой улыбчивый официант.
А ещё Джуд любила ходить в кафе. Потому что там всегда говорят. Всегда спрашивают и внимательно выслушивают ответ. Это важно. Всегда. Никто не может молчать, не на что обижаться, незачем скрывать. И всегда улыбаются, всегда ждут.
– Да, травяной чай и пару сырных булочек, пожалуйста, – ответила с улыбкой Джуд.
Порой ей хотелось выйти на улицу и закричать, срывая горло: «Люди, очнитесь! Что вы делаете! Каждое ваше слово может стать последним! И только от вас зависит, каким оно будет. И будет ли вообще. Неужели вам не страшно? Никто не знает, сколько кому отпущено жить. Так почему? Почему вы тратите драгоценные минуты этой жизни на обиды? Почему молчите, ведь можете не успеть сказать! Неужели так важно наказать кого-то молчанием? Важнее, чем сказать, что он дорог? Так надо накричать или задеть? Ведь на слова любви может не остаться времени. Ведь самое важное можно не успеть сказать. Или после всего несказанного в это важное просто не поверят. Зачем вы так?»
Но Джуд не кричала, она знала, что её не услышат. В её жизни было много людей, которым она уже ничего не могла сказать. Кто-то ушёл навсегда, кто-то решил, что его гордость важнее всех слов, которые он мог бы произнести или услышать. Джуд молчала так же, как и все прочие люди. Молчала и ненавидела это молчание.
– Ваш заказ. – И ещё одна улыбка. Джуд любила ходить в кафе.
И ненавидела мир, полный молчания, пустых обид и бессмысленно потраченного времени. Безвозвратного. Бесценного. Времени, которое можно было наполнить любовью, благодарностью и заботой. Вместо молчания.