Молчание и разговоры ни о чем

Книга 1. Молчание и разговоры ни о чем

«Лишь тот, кто глубины помыслил, полюбит живое»
с) Гёльдерлин

Стоит предупредить однако, что об этом уже говорили множество раз. О ценности внутреннего и внешнего. Но дело в том, что выступая чего-либо ты не можешь не говорить об этом, не можешь молчать. И всякий раз буквально дышишь идеей всеобщей любви на фоне пассивных страданий вещественного мира, забытого в собственных иллюзиях, как измученный раб, строящий пирамиду, в которой он должен похорониться. Это коллективная галлюцинация, которая словом «пробуждение» погрузила нас в еще больший сон. Отучила нас видеть и понимать вещи, но непрестанно о них говорить так, что уже сводит зубы, и от слов тех, которые должны внушать нам трепет и восторг, вдохновлять нас, они напротив, вызывают стойкое отвращение. Искажения порождают неправильное представление о светлом, отторжение и страх. 
В конце концов, если мы не будем искренне пытаться об этом говорить то, что станет со всеми нами?
 

                                                                                   ***
 

Все прелести жизни меркнут и отходят на задний план перед лицом смерти, перед лицом небытия, когда ты видишь чуть за горизонтом черную тень. Ее лицо в виде твоего лица, дряхлого и постаревшего, заглядывающего в замочную скважину. Что же там, за закрытой дверью, где не слышно ни единого звука? Каждая минута тяготит твое сердце и сводит с ума, словно беспрестанно капающий кран в пустой комнате. Так и жизнь уходит куда-то, а я все боюсь спросить – куда? Бессмысленность становится неизбежным приговором, неотвратимой судьбой, когда ты заглянешь в эту замочную скважину и ничего там не увидишь, кроме непроницаемого черного тумана, где не существует ничего и где ничего существует. Оно правит безвозмездно миллиардами тех, кто уже ушел...

                                                                                    ***

В этом есть что-то бодлеровское... 

Увядший праздник на холсте изувеченной природы, погруженной в застывшую скорбь. Это рассечение природного – рассечение деревьев бетонными серыми и глухими многоэтажными зданиями, не внемлющими нашим слезам, словно больные чумой существа, мучительно доживающие свой последний век в обрывках апатичных мыслей о смерти. Где-то произошел разрыв единства материи с духом – природное, погребенное под городскими стенами, захваченное урбанистическим садистом, настроение которого меняется с каждой секундой от передозировки тем веществом, разлитым в загрязненном воздухе, насыщенном аурой насилия, смерти и разложения духовного тайника. 

Оно повсюду, словно вводит нас в транс, запутывает и погружает в апатию, погружает нас в сон, от которого мы вряд ли самостоятельно захотим пробудиться. Это неудачное скрещивание – родилось нечто совершенно больное и уродливое, омерзительное по сути и испорченному назначению, безвольная, полумеханическая машина, набитая мясом и листьями – чудовищный истощенный мутант, которому не суждено подняться, но который истово жаждет – сознательно ли или в закромах подсознания, – чтобы его оставили в покое и дали ему наконец разложиться до конца… 

                                                                                 ***

Ты лишен счастья, друзей, надежды, похвалы, даже тоска по человеку – какой бы она ни была – смогла бы утешить тебя, но ты лишен и ее. Лишен денег, мечтаний, внимания, богатства и славы, обыкновенных земных удовольствий, которыми пользуются все – от вкуса еды до сексуальной связи в грязной уборной, – лишен поцелуев любви, прикосновений гетеры, угарных пиршеств и развратных соблазнов, лишен… когда ты лежишь в могиле.   
                                                  

                                                                                ***

Я не могу подобрать подходящих слов, чтоб описать то чувство. Оно сродни влекущим тебя звездам, к которым бы ты отправился сей же час, но не можешь. Бросаешь взгляд на окно, там где ночь, и чувствуешь себя крупицей в этом бездонном океане. Становится не по себе. Тихо и безжизненно вокруг и внутри. И совершенная пустота, как будто этому океану нет до тебя дела. А ты барахтаешься и тонешь, потерянный в его глубинах, задыхаешься и кричишь про себя. Но ответом — молчание..

                                                                                ***

Мне больше некому писать об этом. Стоял сейчас на балконе и смотрел на небо. Ветер обдувал меня родной прохладой. Я наблюдал за тем, как сверкают в ночном небе молнии и деревья, укрытые сумраком, волнуются в объятиях ветра, который словно живой хранитель был всюду и каждого страждущего одинокого одаривал своей невидимой ласковой ладонью. Внутри меня охватило переживание, — мне сложно его описать, — оно и неописуемо с моим скудным запасом слов. Но это чувство подвигло меня отправиться гулять в ночь, шагая по улицам освещенным фонарями, туда где сверкают молнии и свершаются великие события. Я хотел быть там, среди густых облаков, звёзд и луны. Среди этих ярких небесных тел, заманчиво мерцающих, словно зовущих за пределы этой опостылой пресной жизни. И знаете, я чувствовал такой подъем сил — его мне придавал приятель ветер, — что я был готов отправиться вдаль и возможно погибнуть от чьего-нибудь ножа. Я был готов принять смерть, она заняла все мое чувствительное сердце, жаждущее той неземной красоты, что творилась-бушевала в небе, и смиренно падающее перед ее величием. Я был таким ничтожным в сравнении с этой природой стихии, которая казалось угнездилась у меня в теле, питала все мое существо, приводила в восторг и разрывала на части. Я не могу с ней справиться. Не могу. Оно так сильно, так прекрасно и безжалостно в своем величие. Все мои мысли о том, чтобы быть поглощённым ею и принятым, раствориться в ее объятиях... 

Даже если там в ночи мне придется умереть от чьего-нибудь ножа. Лишь бы больше не испытывать подобных чувств, не имея возможности излить их кому-нибудь, избавиться от них или быть с ними единым целым... Как мне это передать? Лучше пойду.