Молли Данлоп

Молли Данлоп

В маленькой квартире Марка Темпе, пианиста и преподавателя сольфеджио в местном музыкальном колледже, царил уют. В углу комнаты стояло его любимое пианино, слегка потертое временем, но с глубоким бархатным звуком.

Марк только что закончил разбирать переложение фа-минорной хоральной прелюдии Баха «Ich ruf zu Dir, Herr Jesu Christ» для фортепиано и теперь с чувством выполненного долга сидел в кресле с чашкой крепкого чая, наслаждаясь моментом покоя. Но тут вдруг раздался звонок в дверь. Марк удивился — ибо гостей не ждал, — и, поставив чашку на стол, пошел открывать.

На пороге стоял доктор Араго, его коллега из колледжа, заведующий кафедрой теории музыки. Этот невысокий, худощавый человек с седыми волосами и глубоко посаженными серыми глазами всегда производил впечатление загадочного ученого, каким-то образом застрявшего в обыденной жизни.

— Добрый вечер, господин Темпе — произнес Араго, мягко улыбаясь. — Простите за вторжение, но я подумал, что смогу застать вас дома. У меня есть кое-что, чем хотелось бы с вами поделиться.

Марк пригласил его войти.

— Конечно, доктор, проходите. Хотите чаю?

— Благодарю, если не затруднит.

Марк проводил гостя в гостиную, усадил в кресло и вскоре вернулся с горячим чаем. Араго бережно поставил на стол объемистый кожаный портфель, который принес с собой.

— Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я к вам пришел, — начал доктор, осторожно поглаживая портфель. — Сегодня я работал в архиве колледжа. Искал рукописи для своей новой лекции о модальных ладах в старинной музыке. И наткнулся на кое-что, что, как мне кажется, вас заинтересует.

С этими словами он открыл портфель и извлек старую, пожелтевшую от времени тетрадь, переплетенную вручную. На обложке каллиграфическим почерком было написано: «Рэймунд Клемент. Её звали Азия».

— Это рукопись? — спросил Марк, слегка нахмурившись.

— Да, и не просто рукопись, — ответил Араго. — Это сборник сочинений для фортепиано за авторством польского композитора Рэймунда Клемента, который иммигрировал из Польши в Канаду.

Марк вспомнил, что фамилия Клемента мельком упоминалось в музыкальных кругах, но никаких серьезных работ об этом композиторе он не знал.

— Я решил, что вы, как пианист, оцените её больше всего, — продолжал доктор Араго. — Кажется, там есть фрагменты, которые никто никогда не исполнял. Хотел бы попросить вас взглянуть.

Марк осторожно взял тетрадь в руки. Внутри были нотные листы и размышления о музыке, лирические строки, которые казались то философскими, то откровенно меланхоличными.

— Вы хотите, чтобы я сыграл что-то из этого?

— Именно так, — кивнул доктор Араго. — Возможно, музыка Рэймунда Клемента снова оживет благодаря вам.

Марк перелистнул несколько страниц и наткнулся на пьесу, озаглавленную «Всё ради Азии».

— Очень необычные гармонии для своего времени, — заметил он, слегка пробежав пальцами по клавишам пианино, подбирая первые аккорды.

Звуки начали заполнять комнату. Музыка была странной, гипнотизирующей, словно в ней переплетались отголоски разных эпох. Лицо доктора Араго стало сосредоточенным, он слушал с напряжением, словно ловя каждый нюанс. Когда пьеса закончилась, в комнате повисла тишина.

— Вы чувствуете? — тихо спросил доктор Араго.

— Что именно? — не понял Марк.

— Как будто эта музыка притягивает что-то... из прошлого.

Марк посмотрел на него с недоумением, но не успел ничего сказать. С улицы донесся звук, похожий на далекую мелодию, будто кто-то наигрывал старинный мотив на скрипке.

— Это совпадение? — спросил Марк, но в голосе его уже слышалась неуверенность.

Доктор Араго покачал головой:

— Это только начало, господин Темпе. У Рэймунда Клемента была непростая судьба. Он был влюблён в канадскую актрису, которой посвятил большую часть своих сочинений. Думаю, нам придется разгадать её тайну, если мы хотим понять музыку этого поляка.

Марк не успел ответить на слова доктора Араго, поскольку в дверь комнаты заглянула его дочь Молли. Малышке было всего шесть лет, у неё были длинные чёрные волосы и большие глаза, которые всегда искрились любопытством. По своему обыкновению девочка была одета в свою любимую рубашку с длинными рукавами белого цвета с яркими красными полосками.

— Папа, ты кого-то играешь? — спросила она, но тут же заметила Араго.

Её лицо тут же осветилось улыбкой.

— Ух ты, это же доктор Араго! Здравствуйте! — радостно воскликнула Молли, подбегая к нему.

Она легко вскочила к нему на колени, как будто это был давний ритуал. Доктор с лёгким удивлением, но также с нежностью, обнял её, держа осторожно, словно она была самой хрупкой струной.

— Ты расскажешь мне сказку? Пожалуйста! — попросила Молли, глядя на него снизу вверх своими блестящими глазами.

Марк улыбнулся. Молли обожала истории доктора, хотя он рассказывал их редко.

— Ну что ж, милая Молли, — сказал Араго, слегка кашлянув, — я расскажу тебе одну особенную сказку. О крошечных существах, которых называют квинтянами.

— Квинтяне? Кто это? — глаза Молли расширились от восторга.

— Это такие маленькие существа, которые живут внутри музыкальных инструментов, — начал доктор негромким, но добрым тоном. — Они любят музыку больше всего на свете. Каждый квинтянин связан с одной нотой, и когда инструмент звучит, они танцуют.

— Танцуют? — переспросила Молли, маленькие ножки которой уже начинали подпрыгивать под ритм воображаемой музыки.

— Да, — продолжал Араго, кивая. — Когда ты играешь на фортепиано, моя милая Молли, квинтяне оживают. Они взбираются на крышку твоего инструмента, прыгают с неё на клавиши и создают волшебный свет, который мы с тобой не видим.

— А что, если кто-то играет очень плохо? Они грустят? — с тревогой спросила девочка.

Доктор Араго задумчиво улыбнулся:

— Нет, они не грустят. Они просто стараются помочь музыканту найти правильную мелодию. Иногда шепчут ему на ухо, иногда показывают дорогу в музыкальных снах.