Молнии Великого Се

Дорога в Гарайю. Часть 2

 Проверить свои предположения Камень смог на четвертый день пути, когда они достигли отрогов гор. Большой торговый шлях, где каждый дневной переход был отмечен постоялым двором, трактиром или корчмой, еще в полдень остался далеко позади, поэтому Могучий Утес и его спутник устроили ночлег на небольшой горной террасе, языком выдающейся в травяной лес.

  Камень срубил несколько сухих стеблей, развел костер и занялся приготовлением ужина: набрал воды из родника, размолол на маленькой мельнице зерно, замесил из получившейся муки тесто на воде и травяном масле, разложил на походной жаровне лепешки. Его спутник, не побоявшись холода, совершил возле родника омовение и теперь, закутавшись в неизменный плащ, раскладывал на полотне зенебочий сыр и солонину.

 Ночная свежесть холодной влагой оросила землю, выпала росой на пористый бок скалы. Наступившая ночь была светлой. В небе пухлые фиолетовые облака поочередно предлагали мягкие постели трем оранжевым лунам, трем шаловливым красавицам, юным дочерям Владыки Дневного Света, что вечно нарушают покой повелительницы теней. Крапчатый и Чубарый, чьи мохнатые спины временами вырастали над верхушками травы, с аппетитом ужинали: в ночной тишине слышался сочный хруст, в свете лун поблескивали умные добрые глаза.

 Поджидая, пока лепешки подрумянятся, Камень полировал и без того блестящий, как соляное зеркало, клинок меча, чужестранец смотрел на его занятие с интересом.

   — Дикий Кот рассказал мне, что ты владеешь оружием надзвездных краев, — глухим и взволнованным голосом начал он. — Неужто этот меч — тот самый?

  — Я получил его из рук царя Афру как награду за доблесть в битве у реки Фиолетовой, — охотно пояснил Камень. — Тогда Могучие Утесы сумели остановить орды голоштанных дикарей из гнилых болот, удерживая речной берег до прихода воинов Урагана.

 — Далеко за пределами травяных лесов известно, что эта победа досталась твоим родичам слишком дорогой ценой! — показывая завидную осведомленность в делах Сольсурана, кивнул чужеземный мудрец.

  — Твоя правда. Тогда я единственный остался в живых, хотя и получил столько ран, что только искусство вестников Великого Се позволило мне вновь встать на ноги. Жестокая была сеча. Фиолетовая в тот день стала красной от крови, весь берег покрылся человеческими телами, как травой… Но отступить мы не имели права. Ведь мы защищали царя.

 Камень ненадолго замолчал, ибо не знал, что еще сказать. Да и где он мог отыскать слова, чтобы объяснить этому прячущему лицо чужеземцу, какому правителю ему довелось служить, а оправившись от ран, он не вернулся в опустевшее родовое жилище, отдав свой меч и доблесть последнему из рода владык. Вот это был царь! Любимый народом и богами. Недаром Великий Се явил ему свою благодать, послав на землю Сольсурана из надзвездных чертогов своих светлых вестников. Божественные посланцы помогали править страной, лечили людей от болезней, возводили дивные дворцы, открывали секреты ремесел. Одна прекрасная богиня подарила царю Афру свою любовь, плодом которой стало прелестное дитя, маленькая царевна, названная Птицей.

  — Печально, что верность наследнику рода царей при нынешних властителях обернулась для тебя изгнанием! — старательно подбирая слова, проговорил чужеземец. — Такое, впрочем, случается и в нашем краю.

 — Что толку в такой верности?! — Камень вздохнул, пытаясь избыть накатившую из самых глубин души горечь. — Царь Афру погиб! Я же, презренный, живу.

  — Спасти царя и его супругу ты был все равно не в силах! Зато, насколько мне известно, именно тебе удалось уберечь от неизбежной гибели невинное дитя.

 Куда исчез простуженный бас? Голос мнимого мудреца звучал звонко и чисто, и то, несомненно, был голос девы. Не померещилось ли? Не затеял ли какую игру отверженный дух?

  — Вестники Великого Се вновь вернулись на землю Сольсурана! — продолжил чужестранец своим прежним голосом. — И они рады будут принять в своем Граде последнего потомка рода Могучего Утеса!

 Поблагодарив за щедрое приглашение и пожелав спутнику хорошего отдыха и крепкого сна, Камень решил подняться повыше, поглядеть, как там тропа. Продолжать разговор, словно в пропасть, проваливаясь в бездну воспоминаний, у него не было сил. Кроме того, он хотел уже наконец разобраться с этим следом. Кому и зачем могло понадобиться день напролет красться, пробираясь едва не ползком среди колючих высоких стеблей, по следам двух одиноких странников, не имеющих ни излишних меновых колец, ни какой-нибудь ценной поклажи? С другой стороны, в последнее время с легкой руки князя Ниака в Сольсуране уж очень популярным ремеслом сделалась охота за живым товаром, а работорговцы были теми, кого он меньше всего хотел бы сейчас повстречать.

 Побродив по окрестностям, Камень пришел к двум утешившим его выводам. Во-первых, он в очередной раз убедился в том, что охотничье чутье у него пока не притупилось и что по их следу действительно кто-то шел и шел, не особо-то и таясь. Следов оказалась куча, и они явно указывали, что незнакомец не только не охотится на других (это стало вторым приятным выводом), но скорее сам является объектом чьей-то охоты.

 След, оставленный босыми, сбитыми в кровь ногами, петлял и заплетался, как травяное волокно в руках уставшей вязальщицы. Путник долго бежал, запыхался, к вечеру еще и захромал. Судя по размеру ступни и длине шага, это был подросток. Он носил лохмотья и ходил босиком, из чего Камень заключил, что это нищий подмастерье, подпасок, а еще вернее — беглый раб.

 Впрочем, какую бы долю, а вернее недолю незнакомцу ни выковал Небесный кузнец, смекалки для ее достойного несения Он отпустил вдосталь. Не каждый взрослый муж сумеет сообразить, увидев на постоялом дворе двух мирных, неприхотливых путников, пойти по их следам, сбивая с толку свою погоню, да и себе облегчая путь через травяной лес. Здесь, в горах, если на перевале обойдется без снегопада, чего Камень и для себя бы желал, разыскать его будет куда трудней. А там, глядишь, и до родного дома доберется. Ведь бывает же и у рабов какой-никакой, а родимый дом.