Море Облаков

Часть 1 Глава 8

Воскресное утро началось со сладкого потягивания и хруста пальцами ног. Я могу ими хрустеть сколько захочу, а на руках вот хрустнут и все – больше не хрустят, надо сколько-нибудь подождать, чтобы снова захрустели. Мама говорит, что хрустеть вредно, вероятнее всего, так оно и есть – мамам положено знать такие вещи.

Продолжилось утро шоколадными хлопьями с молоком, в это утро я был как-то особенно голоден, видно это Иван Макарыч утомил меня своим нескончаемым падением, поэтому после хлопьев я заварил себе еще и чаю с моими всегдашними потусторонними печеньками, только эти были с одной стороны шоколадные.

Покончив с чаем, но не с аппетитом, я взял последнюю печеньку в рот и пошел набрать в кружку теплой воды, чтобы почистить зубы. Глядя на непрерывно появляющийся из крана водяной столб, я еще раз вспомнил свой сон, и мне вдруг захотелось непременно съесть печенье до того, как в кружку нальется вода, но при этом съесть печенье медленно, чтобы его раскушать, но так, чтобы обязательно успеть до того, как нальется вода, потому что, когда ешь печенье медленно и со вкусом, главное не прерываться, а если не успеешь съесть до того, как нальется вода, то придется прерваться, и тогда все будет напрасно. Сделать напор поменьше? – это тоже значит прерваться, только не потом, а уже сейчас. Все это было томительно. Печенье таяло на зыке своей шоколадной стороной, вода полилась через край… но я не прервался и даже прикрыл глаза, чтобы зрительные впечатления не заглушали вкусовых… м-м-м… шоколадная потусторонность.

После завтрака я пошел проведать Петра Данилыча. Повод был цельнометаллический, поэтому можно было не стесняться. Вообще, я временами довольно стеснительный… не то чтобы очень, но иногда вдруг возьму и застесняюсь, можно сказать, на ровном месте. А порой бывает, такое выдам,  что все сидят и краснеют, а я сижу себе и ничего, даже совсем не стесняюсь. Мама говорит, что я – человек настроения. А мне больше нравится быть человеком-настроение.

Когда я вошел в дом, за овальным белым столом перед большим окном на кухне сидели Зоя, ее муж, Петр Данилыч и Иван Макарыч. Окутанные теплым ароматом жасмина и карамели они пили чай и ели гренки, намазывая их медом. С ангельски скромным видом, я принял их гостеприимное предложение. Не могу сказать, что я очень хотел есть, просто молочные гренки с медом – это уж очень вкусно. «На сколько больше было бы худых людей, если бы еда не имела вкуса, или мы его не чувствовали», – подумал я, запил медово-липкий мякиш не до конца сладким чаем, с наслаждением не спеша прожевал и откусил  еще. Больше в то утро подобные мысли меня не посещали.

С Петром Данилычем все было в порядке, насколько я мог судить, да и Иван Макарыч так никуда, похоже, и не упал, как бы настойчиво и натурально мне это не снилось. На мой вопрос о самочувствии, Петр Данилыч заявил, что никогда не чувствовал себя лучше – легкая встряска, определенно, полезна для живого организма в любом возрасте, даже в таком преклонном, как у него. Он сидел с газетой, держа ее в вытянутых руках, изредка встряхивая ее, чтобы расправить, и тем подавая нам знак, что собирается что-нибудь прочитать вслух.

– В Баренцевом море введено в эксплуатацию Альбановское нефтегазокондесатное месторождение, – читал Петр Данилыч, стараясь отстранить от себя газету подальше и напрягая глаза, отчего лицом становился похож на серого волка из книжки с картинками, которую я читал когда-то еще в глубоком моем детстве. – А цены на нефть снова возросли, в то время, как нефтедобывающие страны ссылаются на физическую невозможность увеличения добычи. Страны-импортеры нефти, в свою очередь, обвиняют добывающие страны в сговоре и получении незаконной сверхприбыли. Скоро будем пешком ходить, – заключил Петр Данилыч.

– Или на велосипеде, – сказал я.

– Да, или на велосипеде, – сказал Петр Данилыч, перевернул лист и склонил голову слегка на бок. – На Луне начато строительство первого блока международной лунной станции – по Луне будем скоро на велосипедах ездить, – улыбнулся Петр Данилыч и пролистал еще дальше, а Зоя начала меня расспрашивать про школу и про то, как я учусь. А что тут сказать, учусь я очень даже неплохо.

Наконец Петр Данилыч отложил газету и уставился уставшими глазами на тарелку, где осталась последняя сиротливая гренка, которую вроде бы никто и не хотел, но в то же время, будь он здесь один, обязательно съел бы. В результате перекрестного опроса лица трех мужчин приобрели немного усталое выражение показной сытости, и мы со всей нашей детской непосредственностью поделили гренку с Зоей. Она ломала ее своими красивыми кремовыми пальцами, и мне нравилось следить за ее движениями, а гренка, по-моему, стала от этого еще вкуснее обыкновенного… хотя, может быть, она просто была последней. И что не говорите, а в лингвистическом и вкусовом соперничестве грЕночек и гренкОв безоговорочно выигрывают первые.

– Так, а что у нас там по плану? – сказал Петр Данилыч чуть погодя. – Первая часть почти завершена, насколько я помню? Где доска? – Петр Данилыч осмотрелся. – Вон, на холодильнике, Олег, передай, пожалуйста, – Олег, муж Зои, обернулся, шаря глазами и, нашарив, передал через стол шахматную доску.