Море Облаков

Часть 2 Глава 3

Мимо проплывали коричневато-желтые многоэтажки, похожие на куски сыра с плесенью, не до конца завязанные морские узлы развязок, тоннели и мосты, потом мы выехали на широкую автостраду, и начались: деревья, знаки, облака. К полудню, чтобы спрятаться от жаркого солнца, мы подняли верх и теперь ехали как будто в старой американской машине. Икер оказался поклонником мелодичной музыки, что-то вроде джаза, и это добавляло атмосферы.

Все наши загадочные парижские происшествия не шли у меня из головы, я пытался связать их общей нитью, понять что они и зачем. Так я ехал в собственном молчании, из какой-то непонятной неудовлетворенности собеседниками, которым пришлось бы слишком много объяснять, не удовлетворяя расспросов.

Музыка и дорожные разговоры, как сахар и сливки, дополняли странную, кофейную горечь моих мыслей до нежного, приятно-тоскливого чувства, какое бывает в хороший, но пасмурный день. По временам я вслушивался в разговор, потом переставлял лоб на другую часть прохладного стекла и снова забывался.

Когда Икер выезжал с заправки, машина вздрогнула и чуть не заглохла, но потом взревела и поехала, слегка виляя кормой по-лошадиному. Петр Данилыч повернулся к нам и сказал:

– Все время вертится в голове песня, не могу отделаться:

Ну, подружка верная,
Тпру, старушка древняя,
Стань, Маруська в стороне,
 

            Мы, сидящие сзади, рассмеялись и подхватили:

Наши годы длинные,
Мы друзья старинные,
Ты верна, как прежде, мне.
 

Даже Икер пел с нами, но у него слово старинные выходило как сталинные.

– Послушай, Икер, – начал Мишка, – а тебе говорили когда-нибудь, что ты иногда путаешь «р» и «л»?

– Говолири, – ответил Икер, – но я не путаю. «Р» и «р» – это одна буква.

Я прыснул коротким смешком, а Петр Данилыч повернул к Икеру свое вытянувшееся в недоумении лицо и спросил:

– Это как же так?

            – «Л» – перламутровая буква. А всего в русском алфавите двадцать семь цветов, – ответил Икер что называется, не в бровь, а в глаз, в машине воцарилась тишина осознания, только двигатель, подстать Икеру, перламутрово урчал.

            – А как же ты выбираешь, когда сказать р, а когда л? – спросил Петр Данилыч.

            – Я не выбираю, я всегда говолю одну и ту же букву, – ответил Икер и Петр Данилыч задумался.

            – А какого цвета буква «ё»? – спросил Иван Макарыч с неприкрытой надеждой на подвох.

            – Серо-оланжевая, – ответил Икер серьезно.

            Подкрепленная бородой серьезность его оказалась проникновенна и заразительна, и мы, проникшиеся, зараженные и бесповоротно заразные, стали расспрашивать – буква за буквой. «А» оказалась алебастрового цвета, «Б» – бежевая, «С» – селая, как сказал Икер, «П» – коричневая, «Ю» – серо-голубая, «У» – уже без серости – голубая, «Ц» – морского цвета и так далее, остальные я уже и не помню. Некоторые буквы у Икера совсем не имели цвета, они были прозрачные, как вода – твердый знак и мягкий знак.  А каждое слово получалось что-то вроде радуги, и Икер, когда кого-нибудь слушал, не только слышал слова, но еще и видел их на периферии зрения – переливы цветов, как северное сияние. Не знаю, как это у него получается.

            Испания, горы и жара надвигались медленно и неумолимо. А потом также медленно, под натиском густеющих сумерек, жара и горы стали отступать, машина с откинутым верхом летела вниз как ковер-самолет, а Икер, подобно джину, управлял и улыбался, как будто ковер-самолет дело пустяковое. В десять часов вечера утомленные и усталые – совершенно пустой, сизифовой усталостью – окутанные дымкой уличных фонарей мы с чувством прошли через вестибюль отеля, поднялись к себе на третий этаж и без чувств уснули.

            Утром после завтрака мы попытались дозвониться до человека-ядро, тогда, из России, нам это сделать не удалось. Сейчас же нам на английском языке ответил приятный женский голос. Разговаривал Петр Данилыч и выходило у него неплохо, но оба разговора получились короткими. Сначала на наш естественный вопрос женщина ответила, что попробовать себя человеком-ядро конечно же нельзя, попрощалась и положила трубку. Когда мы позвонили во второй раз и снова завели про свое, она даже не стала слушать, а просто повесила трубку и больше на наши звонки не отвечала. Тогда мы подождали где-то с полчаса, перешли все четверо в наш с Мишкой номер и позвонили снова с другого номера, говорил Мишка. На вопрос, где можно получить автограф человека-ядро, женщина сказала, что его можно получить на представлении через два дня, а пораньше, если очень-очень хочется и вы такой большой фанат и завтра уезжаете, а Мишка несомненно удовлетворял всем условиям, то можно получить после обеда по такому-то адресу.