Морозный звон

Морозный звон

Коли в дальней дороге вас застигла метель, утешение может быть одно. Ни волков, ни, тем паче, разбойников сторожиться не приходится. Правда, от серой стаи альбо лихой ватаги можно при удаче отбиться. От ведьмы-метели, да ещё если ей мороз в помощь, не отобьешься. Тут одно спасение – были б кони сыты да сильны.

Четверка крепконогих коней, впряженных в невеликий крытый возок на полозьях, давно уже являли приметы усталости. Всё чаще они переходили с рыси на шаг, и возница, помянувший чёрта, дьявола, сатану и всю нечестивую родню его, не тревожил коней кнутом, понимая, что это бесполезно. К тому же он был уверен в своих конях и знал, что они вытянут. И не из такой передряги вытягивали.

Внутри возка, куда не достигало от буйства стихии, тоже царило сонное спокойствие. Две женщины негромко переговаривались, посматривали в окно, слушали хищный вой метели. Третья путешественница, которую в беседу не приглашали, дремала впрок.

– …и тогда твой покойный батюшка сказал пану Сбыславу: «Если это твоя первая настоящая битва, то чему же учили вот этих всех?» – и показал на трупы побитых татар, иссеченных так люто, что на них не можно было смотреть без трепета, – говорила одна. – Они тогда, в начале Инфлянтской войны, были молоды, Ванда, звёздочка моя. Ненамного старше, чем ты сейчас. Батюшке твоему было годов двадцать с небольшим, а пану Сбыславу – не то семнадцать, не то ещё меньше.

– Матушка, а отчего пан Сбыслав не женился до сих пор? – спросила вторая собеседница.

– Он очень любил пани Ольгу, а та, бедняжка, умерла родами. Многие были бы рады отдать дочерей за такого славного рыцаря, но пан Сбыслав не хотел. Он говорил, что ни одна красавица не заменит ему пани Ольги.

– А я, значит, заменила? – Если бы в возке было чуть светлее, было бы видно, что вторая собеседница лукаво ухмыльнулась.

– Это ты у пана Сбыслава спроси. Уж не сомневайся, дочка – любит он тебя.

– Ещё бы не любил! – самодовольно усмехнулась Ванда.

В это время в дверцу возка постучали и почти тут же отворили. В образовавшуюся щель немедленно сунула холодную лапу метель. Потом метель отсекло, потому что щель занял собой Владислав – старый отцов ратный слуга, из небогатых шляхтичей, у которых своего – гонор, усы да сабля, а шапка уже панская. К слову, шапка, брови и усы Владислава были столь густо облеплены снегом и ледышками, что лица за ними было не видать.

– Пани Марта, – сказал он, – стемнело уже, да ещё метель дьявол надавал, а кони притомились. Если ваша панская милость дозволит, через версту свернуть бы на восход, а там всего миля до фольварка Калинковича. Там бы отдохнуть да подкрепиться, а завтра до свету в путь тронемся.

– Опоздаем ведь! – вздохнула пани Марта, которая рассказывала дочери о славных сечах пана Сбыслава. – Свадьба уже послезавтра…

– Пани Марта, вот как Бог свят – завтра о полудне будем в палаце Чарнецких варенухой отогреваться! А сегодня уж не судьба до места доехать.

– Ну, делай, как знаешь, пан Владислав, – сказала пани Марта.

Дверца возка затворилась.

– А скажите, матушка… – заговорщическим шёпотом начала Ванда…

Однако давайте, любезный читатель, проявим благовоспитанность, и пусть благородные шляхтенки посекретничают без посторонних ушей. Тем более что разговоры вскоре сошли на нет, и все три путешественницы предались самому непритязательному дорожному развлечению – дрёме.

А у нас есть возможность представить их.

Две путешествующие шляхтенки, юная панна и её мать, были из семьи Бельских (пани Марта – урождённая Глинка). Еще два поколения назад Бельские были сильным и богатым родом руской шляхты Великого Княжества Литовского, Руского и Жамойтского. Однако Инфлянтская война подкосила их. Слишком много храбрых мужей поженились на сырой земле, сосватанные саблями да пулями московских ваяров, как оба старших брата Ванды. А из тех, кто воротился, немало было калек да хворых, как Вандин отец. Вернувшись бледной тенью себя прежнего и промаявшись около года, страдая не столько от ран, сколько от гибели обоих сыновей, пан Михал отошёл в мир иной. Среди тех, кто провожал витязя в последний поход, был его старый боевой товарищ Сбыслав Чарнецкий. Неподдельно было горе знатного рыцаря, корившего слепую судьбу да костлявую дуру, что забрала не его, одинокого вдовца, а доброго мужа и отца. Но не зря люди частенько поминают жизнь да смерть чередою. Хотя похороны да поминки – не самое подходящее время для любовных дел, пан Сбыслав приметил, как расцвела дочка Михалкова, Ванда. Стал он наезжать к Бельским, помог поправить пошатнувшиеся дела, делал вдове и сиротке пристойные подарки. И, когда он попросил у пани Марты руки её дочери, та согласилась, и Ванда не стала противиться. Полюбила ли она Сбыслава Чарнецкого, как полюбил её он? Трудно сказать. Несомненно, ей льстило внимание прославленного и богатого рыцаря. Вот только пан Сбыслав, хотя был крепок телом и бодр духом, но всё-таки по возрасту годился Ванде в отцы. А молодость беспощадна к тем, кого покинула…

Бельских сопровождала в пути их служанка. Забегая вперёд, скажем, что она не сыграет значительной роли в нашем повествовании, а потому ограничимся сообщением, что кликали её Любкой.

…Тем временем стемнело уже окончательно, метель усилилась, так что несколько раз Владислав слезал с козел и проверял, едут ли они по дороге или свернули чёрт знает куда. Дорога, однако ж, была на месте. Наконец, впереди показались тёмные пятна строений.

– Добрались, сто чертей тебе в глотку, проклятая метель, – проворчал возница.

Так небезопасное путешествие сквозь пургу завершилось благополучно. Вскоре кони были вверены заботам местного конюха, возок нашёл пристанище в каретном сарае, работники перенесли вещи в панский дом – по совести сказать, невелико было приданое Ванды Бельской – а сами путешественницы в ожидании вечерней трапезы отогревались возле печки, покрытой разноцветными изразцами.