Мост четырех ветров

Мост четырех ветров

Часть первая. Встречи и беседы

1.

Багрово-красное солнце уже почти скрылось за острыми крышами Академии, на прощанье позолотив бурую от времени и мха черепицу, серые камни мостовой и окна, за которыми то тут, то там загорались огоньки. С набережной подул прохладный ветерок, и торговка, сидящая в нескольких шагах от моста, накинула на плечи пеструю шерстяную накидку. Достав из короба горсточку жареных каштанов, она придирчиво выбрала самый крупный и разгрызла, сплюнув шелуху в ладонь, а потом ссыпав в карман, чтоб не сорить на мостовую. На другой стороне дороги седой фонарщик в потертом сером сюртуке обстоятельно разложил на обочине коробку с инструментами, макнул в масло фитиль, примотанный к палке, поджег его и поднял вверх. Крючком на конце той же палки открыл фонарь, сунул внутрь горящий фитиль и аккуратно закрыл. Через несколько мгновений на мостовую лег дрожащий желтый круг света, пересеченный тенью от столба. Торговка, лениво грызущая один каштан за другим, ссыпала их обратно в короб и передвинула деревянный столик и стул, чтоб попасть в пятно света.
— Поздно вы нынче, дядюшка, — окликнула она фонарщика, собирающего коробку.
— Так ведь лето, сударыня. Это зимой мы зажигаем в шесть вечера, а летом — за три часа до полуночи, как положено. Вы, я смотрю, в городе недавно?
— Угадали, дядюшка.
— Значит, привыкли с петухами вставать и ложиться. Здесь, в столице, порядок другой. Кое-кто и встал-то недавно. Вон, сударыня, смотрите.
Высокий молодой человек в длинном камзоле черного бархата, отделанном серебряным позументом, широкими легкими шагами прошел мимо них, помахивая тросточкой и учтиво прикоснувшись пальцами к полям шляпы в ответ на почтительный поклон фонарщика. Миновав фонарь, щеголь остановился перед входом на мост и, сняв шляпу, галантно поклонился бронзовой химере на постаменте с правой стороны. Затем, сделав несколько шагов, так же поприветствовал химеру левой стороны и, надев шляпу, проследовал дальше.
— Чего это он? — ахнула женщина. — Странный какой. Одет как принц, а чудищам железным кланяется...
— Бронзовым, сударыня, бронзовым. Знаменитым мостовым стражам работы Юзефа Северного. Весьма известный был зодчий и скульптор, изволите ли знать. Издалека люди приезжают, чтобы взглянуть на его работу: мост Четырех ветров и его стражей. Достопримечательность столицы, да… Ходят легенды, что в полнолуние — да не всякое — творится на этом мосту небывальщина… хм… А сей молодой человек — тьер Мариуш Коринза, единственный сын тьера Коринзы, что в Королевском Совете на должности лейб-секретаря. Отец его лишил наследства, вот юноша и обосновался в нашем квартале. Жилье приличное и стоит недорого. Академию-то он до конца не закончил, а экзамены сдал. Очень упорный молодой человек! Встает вечером, работает ночью, а утром ложится спать. Некромант — наш молодой тьер, — добавил старик с некоторой гордостью.
— Ужас какой! — убежденно проговорила торговка. — То-то у него и лицо белое, как у покойника. А глаза чернющие, будто угли. И как вы такого соседа не боитесь, дядюшка?
— А чего бояться? — удивился фонарщик, опираясь на шест и, видимо, радуясь возможности поговорить. — Молодой тьер Коринза — юноша воспитанный, прекрасных манер и образования. Соседям от него никакого беспокойства. Бывает, приходит навеселе, ну так дело молодое, кто в его возрасте не грешен? А что некромант, то так уж ему на роду написано, благородные тьеры-то сами себе дар не выбирают. Что благие боги ребенку при рождении выделили, так тому и быть.
— Что ж его родной отец выгнал, такого распрекрасного? — поджала губы ничуть не убежденная торговка. — И видом он все равно странный: губы красные, ровно у девицы юной, брови черные… Словно крашеные!
— Крашеные и есть, — подтвердил фонарщик. — Некроманты, они все со странностями. Кто налысо голову бреет, кто в женском платье ходит, кто себе кожу дырявит и кольца в нее продевает… Тьер Коринза вот красится, словно девица… кхм… — фонарщик закашлялся, съев конец фразы, и поспешно продолжил. — Некромант тьер Майсенеш, который жил за Бровицким мостом, вообще носил сапоги из человеческой кожи. И менял их, кстати, ре-гу-лярно, да… То есть постоянно, сударыня. Тьер Коринза, дай ему боги здоровья, никому дурного не делает. Бронзовым химерам кланяется, так некроманты, говорят, разницы между живым и мертвым не видят: такое у них ремесло. Может, ему эти химеры живыми представляются. А уж что там у него с отцом вышло, так это их дело, тьерское… А не наше, сударыня, да… кхм, не наше!
Подхватив ящик, фонарщик закинул на плечо шест и поковылял вверх по улице к следующему фонарю, бурча под нос что-то о необразованных особах, судящих то, к чему касательства не имеют...
— Дядюшка! — окликнула его торговка. — А этот, что сапоги носил… Зачем ему ужас такой?
— Из суеверия, сударыня, — обернулся фонарщик. — Он, видите ли, подобно многим верил, что смерть ищет человека по следам, вот и надеялся ее запутать...
— Видать, не помогло, — равнодушно проговорила торговка вслед удаляющейся спине в сером сюртуке.
Молодой человек, послуживший предметом разговора, неторопливым прогулочным шагом прошел по знаменитому мосту, задержавшись на пару минут у парапета, полюбовался темной водой Кираны с последними закатными отблесками и, сходя с низких ступенек, обернулся назад, к паре бронзовых статуй. Великий Юзеф Северный изобразил четыре ветра, давшие название мосту, в виде фантастических существ с хищно выгнутыми, словно перед прыжком, львиными телами. Изящно вырезанные бронзовые крылья распластались по воздуху, морды с гротескно искаженными человеческими чертами оскалились в безумной полуулыбке. Миг — и химеры то ли взмоют в воздух, то ли кинутся на жертву! Снова сняв шляпу, некромант вежливо поклонился обеим статуям по отдельности, не обращая внимания на любопытные взгляды нескольких прохожих, и продолжил путь по улице к площади Семи побед.
Перед самым выходом на площадь у него снова случилась небольшая заминка. Как раз в то время, когда начищенные до зеркального блеска ботинки тьера Коринзы ступили с тротуара на мостовую, с противоположной стороны улицы, из кустов, неспешным шагом, напоминающим походку самого тьера, вышел огромный черный кот. Совершенно черный, без единого, насколько мог разглядеть Мариуш, белого волоска на гладкой шерсти. Хмыкнув, некромант замер на месте. Кот, дойдя до середины улицы, сел на мостовую и принялся вылизывать левую переднюю лапу, надменно игнорируя окружающее. Мариуш осторожно сделал шаг вперед, другой… Кот, оживившись, прекратил мыться, встал и тоже прошел немного наперерез Мариушу. Некромант остановился — кот сел, поглядывая по сторонам. Чтобы пересечь мостовую, ему оставалось несколько шагов — чуть меньше, чем Мариушу до конца тротуара. И было совершенно ясно, что стоит человеку тронуться, как кот не преминет воспользоваться преимуществом, перейдя ему дорогу.
Пару мгновений Мариуш смотрел на кота с неподдельным интересом. Затем, вместо того, чтобы ринуться вперед, подчеркнуто неторопливо сделал шаг назад и тихонько произнес:
— Прошу вас, сударь. Я не суеверен.
Сверкнув зелеными глазищами, кот медленно прошагал перед Мариушем, скрывшись в зарослях ночной фиалки у забора.
— И вам удачного вечера, — пожелал ему вслед Мариуш, выходя из-под каменной арки на площадь.
Здесь было куда оживленнее, чем на пустынной улице. Возле фонтана, украшающего центр площади, прогуливались горожане, несколько лоточников предлагали горячие пирожки, ватрушки и пончики, у противоположного края площади раскинулся шатер бродячего цирка, где вовсю шло вечернее представление. Проходя краем площади, Мариуш ловил недоуменные и презрительные взгляды. Кое-кто торопливо отводил взгляд или смотрел мимо, старательно не узнавая того самого Коринзу. Кое-кто шептался за спиной, не подозревая, что слух у некромантов немногим хуже кошачьего. Но большинство смотрело на него равнодушно: мало ли чудаков в великой столице, где гостей со всего материка больше, чем жителей. Одни студенты магической академии чего стоят!
В любимой кофейне было, как всегда, тихо и уютно. Те, кто мог себе позволить здешние цены, обычно выбирали места попрестижнее, и завсегдатаев у мэтра Бельхимера было немного. Сегодня, например, всего двое стариков в камзолах по моде полувековой давности коротали вечер за бесконечной партией в шахматы… Мариуш снял шляпу, повесив ее на огромные оленьи рога, прибитые у двери, прошел за постоянный столик в углу, опустился в удобное кожаное кресло, прислонив к нему трость, и с удовольствием вдохнул запах выпечки и яблок с корицей. Взял меню, которое все завсегдатаи знали наизусть, поскольку менялось оно не чаще раза в месяц...
— Тьер Коринза, приятного вам вечера!
Мэтр Бельхимер лично румяным колобком подкатился к столику уважаемого и во всех смыслах слова дорогого посетителя.
— И вам приятного вечера, мэтр, — отозвался Мариуш, вытягивая ноги под стол, накрытый белоснежной накрахмаленной скатертью, и оглядывая зал. — Что посоветуете?
— Пирог с курицей, — решительно отозвался Бельхимер, словно военачальник, отдающий приказ к наступлению. — Несомненно — пирог с курицей и грибами. Сливочный омлет со спаржей и сыром, а на сладкое — печеные яблоки с корицей. И кофе, разумеется?
— И кофе, — согласился Мариуш. — Мэтр Бельхимер, это ваш кот?
— Кот? — поразился хозяин кафе. — Тьер Коринза, неужели вы думаете...
Он с удивлением, переходящим в брезгливость, воззрился на черного кота, сидящего у столика Мариуша.
— Да-да, я вижу, что он явно не ваш, — рассеянно произнес некромант, разглядывая кота.
Кот в упор смотрел на некроманта. Теперь, на свету, было хорошо видно, что бока у него ввалились, а под короткой шерстью видны ребра. Роскошные густые усы оказались наполовину обломаны, а на ушах виднелись проплешины. Но это, несомненно, был тот самый кот, встреченный Мариушем совсем недавно. На идеально натертом паркете он выглядел, как чернильное пятно, совершенно не соответствуя уюту и респектабельности кофейни.
— Не извольте беспокоиться, тьер! Сейчас этого кота не будет, — уверил Мариуша хозяин, делая шаг...
— Напротив, — мягко остановил его Мариуш. — Будьте любезны добавить к моему заказу блюдечко сливок. Если уж у меня гость… И, может быть, кусочек пирога? — обратился он к коту, слегка наклонив голову. Тот заинтересованно дернул ухом, не обращая ни малейшего внимания на Бельхимера. Казалось, больше всего его заинтересовал крупный дымчатый агат в бархатном жабо некроманта.
— И пирога, мэтр Бельхимер...
Хозяин, привыкший за годы общения с тьером Коринзой ничему не удивляться, укатился на кухню.
— Вам будет достаточно удобно на полу? — спросил Мариуш. — Или поставить еще кресло?
Кот равнодушно посмотрел на него и перевел взгляд на Бельхимера, несущего заказ. Разрезая омлет, Мариуш исподволь наблюдал, как кот спокойно, выказывая прекрасные манеры, ест пирог с курятиной, оставляя грибы. Съев пирог, он приступил к сливкам и не остановился, пока не вылизал блюдечко дочиста...
— Может быть, повторить? — тихо поинтересовался Мариуш.
И тут у него по спине пронесся знакомый холодок. Кот, сверкнув глазами, злобно зашипел в сторону, не трогаясь, впрочем, с места. Мариуш медленно поднял глаза — перед ним, с другой стороны столика, стоял сухопарый старик с неприятным острым взглядом и презрительно искривленными тонкими губами. Черные с сильной проседью волосы казались присыпанными толстым слоем пепла, как и лицо пришельца, черный суконный камзол колебался в свете свечей, а чем ниже, тем сильнее темные панталоны и высокие сапоги просвечивали насквозь.
— Рановато вы, тьер Майсенеш, — едва разжимая губы, проговорил Мариуш. — До полуночи еще часа два...
— У меня мало времени, Коринза, — глухо проговорил призрак.
— Тьер Коринза, — чопорно поправил его Мариуш. — Вряд ли мы с вами стали ближе после вашей смерти. Что вам нужно, тьер Майсенеш? Только быстрее, у меня тоже мало времени.
— Собираетесь в оперу? — усмехнулся призрак.
Он, кстати, неплохо выглядел для своего нынешнего состояния. Почти не прозрачный, лишь слегка колеблющийся в свете ароматических масляных ламп, заливающих кофейню мягким теплым светом. И говорил глуховато, но не безжизненно, а собственным, родным голосом, с выражением и обертонами. Совсем не плохой призрак получился из тьера Тадеуса Майсенеша, бывшего коллеги и редкостной сволочи.
— Именно, — отозвался Мариуш, словно невзначай подвигая к себе солонку — не новомодную, с дырочками, а крошечную чашечку золотистого фарфора, доверху насыпанную белыми крупинками. — Там сегодня премьера, я давно мечтал услышать «Белую даму» в этом составе...
— Оставьте в покое соль, Коринза. Тьер Коринза, если вам угодно… — скривившись, поправился призрак. — Мне нужна ваша помощь. Я… не могу обрести покой.
— А я при чем? — процедил Мариуш, старательно отводя взгляд. Получалось плохо: Майсенеш и живым был — скотина такая — исключительно хорош, а теперь от него так и веяло ледяной силой. — Не нужно было при жизни заигрывать с кем попало...
— Не вам меня учить, Коринза, — тихо и яростно проговорил призрак. Тарелки на столе задребезжали, кот возмущенно мявкнул из-под стола. Надо же, не сбежал… — Я не милостыню прошу. Получите такую плату, о которой и не мечтали. Мои рабочие дневники — устроит?
Пальцы Мариуша, поглаживающие солонку, замерли. Он медленно, очень медленно перевел дыхание, собирая всю силу — и посмотрел призраку в глаза. На полупрозрачном, как студень, лице того, кто когда-то был Тадеусом Майсенешем, клубились два сгустка тьмы. Мариуш сглотнул, подаваясь вперед… Под столом к его ноге прижалось что-то тяжелое, горячее, и в колено впились острые когти. Даже не вздрогнув, Мариуш выдохнул, отведя взгляд. И правда — неупокоенный. Призраки, конечно, не врут, но это же Майсенеш...
— Что нужно? — выдавил он.
— Не так уж много...
Показалось, или в голосе призрака явно прозвучало разочарование? Если бы Мариуш поддался, подпал под чары, то и разговаривать с ним было бы необязательно. Хороший некромант не теряет свою силу после смерти, он уходит в родную стихию. Не зря некромантов никогда не любили убивать. Обезвреживали, иной раз жуткими методами, держали в заключении, но не убивали… А кот заработал еще не одну порцию пирога личной работы мэтра Бельхимера...
— Я тороплюсь, — повторил Мариуш. — Ваши дневники — лакомый кусок, но я не единственный темный мастер в городе. И даже не самый сильный. Почему я?
— Потому что мы не слишком ладили, — ухмыльнулся призрак. — На вас никто не подумает, тьер Коринза. И за вами не станут следить.
— А еще меня не жалко, — бросил наудачу Мариуш. 
— Вас — нет, а вот себя мне очень жалко, — оскалился Майсенеш. Лицо у него текло и расплывалось с краев, выглядело это весьма противно. — Вы будете слушать или поискать кого-то другого?
— Я выслушаю, — негромко отозвался Мариуш. — Если поклянетесь посмертием, что будете говорить правду.
Он бросил быстрый взгляд на зал. Старики в углу все так же сидели над шахматной доской, вряд ли осознавая чье-то присутствие. Бельхимер не появится без зова...
— Клянусь, — скривился призрак. — Я, Тадеус Майсенеш, клянусь Мариушу Коринзе своим посмертием, что не солгу ни в едином слове. А теперь слушайте, чтоб вам… Я заигрался, вы правы. Но если сделаете то, что скажу, мне позволят уйти. Сегодня полнолуние, седьмое в году, как раз нужный день. Вскройте могилу и отпойте мое тело по ритуалу серых братьев. Потом второй раз — через круг теней. И третий — лунной дорожкой… Надеюсь, даже такой недоучка, как вы, это умеет?
— Надейтесь, — бросил Мариуш. — Вы болван, Майсенеш. Завязать свое посмертие на три ритуала. Чем вы думали? Своими знаменитыми сапогами? А если я не успею? Или сил не хватит?
— Тогда у вас не будет моих дневников, — ухмыльнулся призрак, — а в столице появится еще одно привидение. И, клянусь своим посмертием, первым, на кого я потрачу свои бесконечные ночи, станете вы, Коринза. А вторым — ваш драгоценный батюшка, столь непредусмотрительно лишивший вас родовой защиты...
— Не смейте, — прошипел Мариуш. — Не смейте мне угрожать… Три ритуала? А в пыль прямо тут не хотите? А в лапы гончим? Вы меня знаете, Майсенеш, мне терять нечего… Заберите меня в посмертие — и посмотрим, у кого оно будет веселее...
Он спокойно и аккуратно поставил солонку на стол, чтобы не рассыпать ни одной крупинки… Крепко сжал в ладони лезвие столового ножа, так что только край выглядывал из пальцев. Приложил его к запястью другой руки. Улыбнулся накрашенными губами, на которых еще должна была остаться любимая черно-бордовая помада. И посмотрел в тьму глаз призрака, раскрываясь навстречу, позволяя тому увидеть… Не все, но этого хватило, чтобы Майсенеш дрогнул зыбким студнем — и отшатнулся.
— Мне говорили, но я не верил, — прошелестел Майсенеш. — И вы называете глупцом меня? Вы безумны, Коринза...
— Тоже мне новость, — усмехнулся Мариуш. — Как мне получить дневники, если дело сложится?
— Перед ритуалом заберете с моего тела перстень, — помолчав, сказал призрак. — Он не на пальце, а в правом сапоге. И не кривитесь, уж вы должны знать, что могилы вскрывают. Я не хотел рисковать.
— Посмотрел бы я на ненормального, решившего вскрыть вашу могилу… Дальше что?
— Наденете перстень и вслух признаете себя моим наследником. Проведете ритуалы, все три. Могилу можете закопать, а можете и так бросить. Судьба оболочки мне неинтересна. Придете ко мне домой и покажете перстень тому, кто там будет. Вам отдадут дневники и остальное, что захотите. Можете выгрести все подчистую. Или вообще вступить во владение имуществом. Не стесняйтесь, других наследников у меня нет. Несложно, как видите...
— Постойте, — быстро проговорил Мариуш, видя, что призрак становится все прозрачнее. — Могила защищена? В чем подвох? Майсенеш, это слишком простая работа за такую награду. В чем подвох, душу вашу темную?
— Отпустите меня и берите, что хотите… Я устал. Коринза, я так устал...
Призрак заколебался, истаивая и уходя в горячее марево над лампами. Мариуш с трудом разжал пальцы, сжимающие лезвие ножа, позволяя ему упасть на скатерть. Из-под стола слышалось тихое заунывное урчание… Вытерев мокрый лоб, Мариуш заглянул под стол, погладил вздыбленный мех.
— Кажется, у меня срочное дело, сударь мой кот… Вам не нравятся призраки? Мне тоже. Но до полуночи чуть больше часа, и мне надо идти. Мы ведь не всегда делаем то, что нам нравится, верно?
Бросив на скатерть несколько монет, он встал, сунул в карман солонку, не заботясь, что ее содержимое рассыпалось внутри кармана, подхватил трость и, надев по пути шляпу, вышел из кофейни на стремительно пустеющую площадь, с которой расходились последние гуляющие.