Мотылёк. Жажда жизни

Пролог.

Крик заполнил нашу тесную комнату, в которой нет ни единого лучика света. Моя спина мокрая от пота, а может и крови. От ужаса, что охватил тело, я уже не чувствую боли. Грудь сжимается, тело отказывается принимать в себя воздух в надежде умереть.

Я обняла себя, сжала пальцы на предплечье как можно сильнее и думаю о том, как закрыть глаза, но они не слушаются. Веки открыты так широко, что боль пронзает тонкую кожу у ресниц. Наш и без того грязный пол залит кровью, вином и слезами, я даже не представляла, что их бывает так много.

Мужчины, что стоят над ней, даже не смотрят в мою сторону. Заносят нож для следующего удара и плоть со звуком рвущейся ткани поддается холодному металлу. Она и без того не жилец, но для этих двоих моя мать не больше чем игрушка, а когда игрушка кусается и пытается сопротивляться, получает наказание.

Я слишком рано узнала, что такое грязь, что значит продавать тело за деньги и упиваться опиумом. Моя мать показала мне этот мир во всех его грязных красках. Но в свои почти десять я еще не понимала, что значит проклятое звание мотылька и чем мне обернется моя дурная наследственность.

— А с этой то, что делаем? — в мою сторону смотрит грузный мужчина в одной льняной рубахе, он даже не удосужился натянуть штаны, пугая меня своим нагим естеством, — разболтает же.

— Да и хрен с ней, что нам сделают? Сам же слышал, эта уже все, себя изжила. Мы считай этот дом от лишнего рта освободили, нам еще спасибо скажут, — рыжий и тощий, вытирает окровавленную грудь белой, застиранной простынью и сплевывает вязкую слюну на пол.

— А так-то неплоха, может? — первый неоднозначно приподнимает бровь глядя в мою сторону и наконец берет штаны с железного бортика кровати.

— Да не, проблем потом не оберемся, представь сколько денег они потеряют?

Я уже слабо слышу, что они говорят. Вроде обсуждают, какой неплохой вещицей была моя мать, то ли их не устраивают условия нашего дома отдыха. Здесь душно и сыро. Я неотрывно смотрю на тело, что уже, по-моему, и не двигается, и неосознанно киваю, соглашаясь с ними. Они уходят, не запирая за собой дверь, а я глубже вдыхаю запах железа, что заполнил комнату. Я не решаюсь к ней подойти, остаюсь на своем месте, в луже, что появилась от моего испуга.

Её белые как снег волосы становятся алыми, ресницы прикрыты будто дрожат во сне. Рта не видно за толщей крови, а ведь мне так нравились мамины губы…

Когда слеза предательски все же покатилась по моей щеке, я ударила себя со всех сил, словно пытаясь прибить надоедливое насекомое.

Она не заслужила моих слез. Не заслужила. Она бросила меня, зная, что моя жизнь обернется адом. Бросила.