Моя Прелесть

Возможно это только начало

Возможно это только начало


… и еще несколько движений…,  моя рука с зажатой меж пальцами наждачной шкуркой, легко и с почти маниакальной любовью скользит по поверхности отполированного до матового блеска дерева с характерным рисунком волокон от долгой шлифовки, местами ставшей похожей на человеческое тело покрытое легким загаром.  Рука нежно скользит по двум выпуклым полушариям, то огибая их, то ненадолго замирая в ложбине меж ними. Сдув с пальцев ароматную древесную пыль я отошел на пару шагов, чтобы окинуть взглядом всю свою работу целиком. Без ложной скромности скажу – она была прекрасна, эта созданная в натуральную величину фигура обнаженной девушки, по-моему, она была даже безупречна. По крайней мере, такой она казалась мне. Она – мое детище, моё создание и порождение моей фантазии, хотя, я и  создавал её по реальному образу, тому образу, что уже много лет не давал мне покоя… я и резать-то её начал уже давно – несколько лет назад я специально для этой цели, купил большой кусок ствола горной арчи. Арча дерево теперь редкое, и от того охраняемое – рубить его вроде бы нельзя, но все же кое-кто обнаружив на своем участке, на склоне горы высохшее дерево решил продать его. Так ли это было на деле – мне не известно, если так, то хорошо. А если дерево спилили живым, то что ж, думаю, моя скульптура будет ему достойной «загробной-жизнью» наверно ничуть не хуже чем стать винтовой лестницей в доме какого-нибудь толстосума или еще хуже – пойти на топливо для очага чтобы сварить на нем мясо в честь какого-нибудь очередного праздника. Я работал очень медленно, каждый день делая лишь по малой капле, но неизбежно приближаясь к тому образу, который я видел в своем воображении: «Длинные, стройные ноги с великолепными, словно точеными щиколотками; узкие, маленькие стопы были так гармонично вписаны в форму голени и так искусно подогнаны матерью природой к форме ноги у той. У той, что некогда послужила мне прообразом-вдохновителем  для этого изваяния, так, что мне пришлось потратить не один месяц (да что там месяц – на всю работу ушло несколько лет!), чтобы достичь хоть капли похожего совершенства форм. Икры идеально красиво переходили в столь же красивые и стройные бедра: такое удачное совпадение размеров и форм бедер и икр встречается не так уж и часто. А бедра –  не широкие как у танцовщиц танца живота, но и не по-мальчишески узкие как у иных исполнительниц уличного танца – они были идеально женственные! Все пропорции были четко выверены мной полсотни раз – ноги были точно вдвое длиннее туловища: расстояние от начала бедра до стопы, ровно вдвое превосходило расстояние от бедра до плеча. Сами восхитительные бедра, сходились вверху, образуя четкий треугольник промежности»
       Я потратил массу усилий и кропотливого труда, чтобы придать дереву в этом месте максимально достоверный вид. Вид того, что в женщинах является основой их сущности и привлекает собою мужчин. Признаться – мне всегда было как-то неловко шлифовать статую в этом месте… и, мне всегда казалось, что вот сейчас, кто-то войдет в мастерскую и застанет меня за этим  словно бы интимным занятием. От основания перевернутого треугольника брали начало две направленные в стороны друг от друга несимметричные гиперболы, образуя собой почти идеальную линию талии. Дольше всего я трудился над грудью. О, это была самая волнительная, и, пожалуй, самая трудоемкая деталь скульптуры.  Грудь большая, зримо тяжелая, но при этом высокая и крепкая, (почти как на барельефах в честь богини Иштар), чтобы у любого кто смотрел на неё не возникало даже тени сомнения, в том, что это тело упруго и дышит полной жизнью очаровательной молодости… она, словно налитая – с выпуклыми остриями сосков, такая, какая например она бывает у женщин, готовых вот-вот разрешиться от бремени. На каждый сосок у меня уходило по две-три недели неспешного труда, это был долгий процесс вырезания и зачарованной шлифовки; сначала инструментом, а потом и просто голыми пальцами, чуть смоченными в оливковом масле, да, я не спешил, – создавая свою Прелесть, я словно сказочный Пигмалион, что был влюблен в созданное своею же рукой творение, я, как и он, день за днем, по крохам оттачивал красоту своего идола. Вот только знаменитый ваятель влюбился в свое творение уже создав его и увидев как оно прекрасно, а я же, уже был влюблен в этот образ задолго до того как приступил к воплощению своей мечты. Наверно я был более похож на несчастного Смегула из Властелина колец с его «Прелестью» Но, я был счастлив, что могу своими руками создать то, что ни при каких обстоятельствах не доступно было-бы мне в реальном мире. Да, это была Моя Прелесть, я вдруг решил, что про себя буду звать её «Моя Прелесть» и вдруг представив себя Смегулом рассмеялся. Ведь этот Смегул на деле просто сказочный фетишист… неужели я сейчас похож на него!!?
       В дверь мастерской тихонько постучали.
       – Можно? – я, узнав голос жены, поспешно убрал руку с груди статуи, продолжая уже больше по привычке натирать ладонью, большую грудь, в глянцевом полушарии которой уже отражалась потолочная лампа – да-да, входи, конечно, я почти закончил… наверно уже можно.
       В коридоре раздалось цоканье каблуков, и в мастерскую вошла невысокая  женщина средних лет с красивым треугольным лицом, обрамленным каштановыми локонами и с фигурой носящей следы былой стройности а-ля песочные часы.
       – Привет Наташа, – я приложился губами к подставленной щеке жены.
       – Ого! – Глаза жены впились в статую, – так вот значит, с кем ты мне тут изменяешь! – на половину в шутку на половину всерьез воскликнула Наташа. Жена уже давно порывалась прийти «проверить» куда это я пропадаю по вечерам после работы, правда ли я торчу в мастерской или... Но это были лишь шуточные угрозы, она никогда не ревновала меня, не знаю, по крайней мере, она никогда не доставала меня своей ревностью и глупыми подозрениями.
       – Вот познакомьтесь… – я не договорил, и совсем не потому что представлять жену деревянной статуе, было наверное глупо и нелепо, а просто потому, что имя статуи я еще не выбрал, а назвать имя девушки ставшей прообразом  я называть пока не хотел, и наверно даже не потому что скрывал от жены имя той что стала моим вдохновением, это было-бы тем более глупо ведь если работа удалась (на что я в тайне надеялся) она и так её узнает, а если нет…, ну что ж… я просто хотел чтобы жена «опознала»  её. А наверно потому, что эта статуя уже не была той с которой я её резал. Это была кто-то другая, но вот кто!? Это было для меня как тест на правильность моего видения – если жена её узнает значит работа в принципе удалась, а если не узнает то… то тогда, эта работа удалась вдвойне, значит я изваял не ту которую хотел, а воплотил свое впечатление о той что вдохновила меня, – создал свой вариант. Жена медленно обошла скульптуру кругом, внимательно всматриваясь в линии и черты и, замерла на полушаге, вглядываясь в её лицо. Я вдруг заволновался как студент на экзамене – мало ли как отреагирует женщина, узнав в столь откровенно сексуальной статуе ту, кого я и пытался изобразить, ту которая могла бы стать соперницей.
       – Ну-ка, ну-ка… – она сощурила глаза и приблизила своё лицо к лицу статуи, а я невольно залюбовался этими двумя лицами: жена была почти на 12 лет старше моей «заочной» натурщицы, Наташа, по-своему красивая женщина, уже обладала той прелестью зрелости, что присуща всем женщинам среднего бальзаковского возраста – формы Наташи уже носили следы прожитых лет внося едва заметные на первый взгляд коррективы в форму талии, линию беде6р, силуэт бюста…, а я ваял молоденькую девушку, которой тогда, когда я видел её впервые, едва ли было больше 17-ти лет! Конечно, в статуе была запечатлена всего лишь 17 летняя красавица, но все равно это была квинтэссенция юной красоты и еще не зрелой сексуальности.   – Эй, милый… да это-же… мне кажется или я ошибаюсь, поправь меня, но это-же… по моему это…  ой, это что-же получается… а, это  же… – жена не договорила и резко обернулась ко мне, сверля меня взглядом. По глазам я понял – она её узнала и это значит, мне удалось сделать свою работу хорошо. Это с одной стороны обрадовало меня, а с другой напрягло – я пытался по глазам жены понять, чего мне ждать от этого её открытия: признания ли таланта, готовности разделить со мной радость успеха, или, увы, сцену ревности? Наконец жена вытолкнула из себя: – Это что, Вика!!?
       – Да Наташа это Вика. – У меня в голове словно зазвучал большой колокол, он отбивал гулкие удары через строго равные промежутки времени. Я смотрел на жену и ждал последнего удара этого воображаемого колокола, удара с которым что-то случится. Удара, с которым моей работе будет вынесен приговор, а за одно и мне вместе с ней. Это будет либо мой триумф – полная победа, или тотальное фиаско с невыясненными до конца последствиями. Ведь Наташа очень хорошо знала ту, чей образ вдохновил меня. Более того, Наташа знала, что мне нравиться Вика, что я буквально был в неё влюблен – просто болел ею, что она превратилась для меня в подобие фетиша, предмет поклонения или в идол для язычника… но, это все было так эфемерно, так нереально, ведь я и Вика мы были совершенно из разных миров: красивая от того и успешная, вечно занятая, всегда в пути  девушка-танцовщица танцующая в какой-то современной поп-группе, очень яркая и целеустремленная личность с которой мою жену объединяло лишь какое-то дальнее родство. И я, невзрачный мужчина гораздо старше неё, далекий от той жизни, того блеска, что всегда влекла Вику.  Вика была для меня скорее идолом – несбыточной мечтой, нежели даже кумиром. Ревновать меня к Вике было не просто глупо, а нелепо, как например, глупо было бы ревновать меня к Анджелине Джоли или скажем к Анне Семенович, ибо представить себе ситуацию в которой я стал бы ухаживать за Викой (даже если бы и смог) или уж тем более невероятное – представить, что Вика ответила бы на те мои ухаживания, ну не смог бы такое представить себе даже я, а я человек в принципе с хорошей фантазией. Жена всегда знала о моих чувствах к Вике, потому что я их от неё и не скрывал никогда, но она относилась ко всему этому как к моей забаве или скорее даже как к фетишу. Я это знал, и лишь поэтому, так открыто работал над этой скульптурой. Я даже не прятал её от жены и лишь прикрывал холстиной, когда она входила в мастерскую, что бывало впрочем, не часто. Жена ничего не знала о том кого или что  я там  режу из цельного ствола горной арчи, за который, кстати, я отдал приличную сумму.  Лишь потому, что она практически не интересовалась тем, чем я занимался в свое свободное от работы время. Считая все это просто пустой забавой или даже дурью которой маяться от скуки все мужики «слегка-за-сорок». Мало ли заскоков у мужчин: у одних футбол в голове, у других бокс, хоккей или машины, третьи пьют не просыхая или наоборот – заводят вторые и третьи семьи, многочисленных любовниц… тут каждый сам кузнец своего несчастья. Я никогда прежде не пытался вырезать или вытесать из камня, фигуры людей, а тем более женщин, считая, что для этого у меня нет ни таланта, ни должного опыта. Но лишь до тех пор, пока однажды во сне не увидел Вику.
       Впервые наяву я увидел её еще лет восемь назад, когда она приезжала в гости к родственникам. Тогда, она еще только хотела связать свою жизнь со сценой, была вся устремлена в шоу бизнес и понимала, что порой для успеха ей придется идти буквально по головам. Все шансы  у неё были. Ведь тогда она была еще молодой и прекрасной, такой юной как эта моя статуя, запечатлевшая её именно такой, какой я и увидел её впервые в жизни.
       – Слушай, ты глянь-ка, а ведь похожа, похожа-то как… что б тебя…! – Искренно восхищаясь воскликнула жена и вновь отвернулась к статуе, было видно что она поражена и взволнована, а я выдохнул, поняв что грозы наверно уже не будет и вдруг сообразив, что вот уже наверно с полминуты как вообще не дышу – но позволь тебя спросить дорогой мой – продолжала Наташа нахмурившись и сложив руки на груди, она вперила в меня свой острый взгляд – а где же это ты, позволь тебя спросить мой Пракситель доморощенный, где-же это ты видел нашу Вику в таком… э-мм, так сказать «пикантно-натуральном виде» – Жена деланно нахмурилась и сжала губы.
       – Ну-у… Наташ, – начал я нарочито оправдывающимся тоном, – что же тут сложного я видел так много выступлений Вики, где её тело прикрывала лишь пара прозрачных лоскутков или узких шнурочков, во многих танцевальных па её тело было просто как на витрине в анатомическом музее…  да и потом, Наташ, я уже достаточно взрослый мужчина чтобы хотя бы приблизительно знать анатомию женщины. И да…, у меня ведь еще фантазия есть, в конце концов.
       – О да! Ох уж вот с фантазией-то как раз все в порядке у тебя, – и она сделала широкий жест кистью руки в направлении статуи и демонстративно вперила свой взгляд в груди моей работы. – По-моему ты немного тут перестарался, как-бы тебе это необидно сказать… преувеличил тут некоторые вещи, что ли.
       –  Ну, если и преувеличил то совсем чуть-чуть. – Стараясь удержать шуточный тон разговора, ответил я жене в её же манере.
       – Да!!? А по мне так ты сразу пару размеров тут прибавил. Да у твоей статуи даже больше чем у меня! – Жена прищурила один глаз. Она знала, что мне всегда нравилась её крупная грудь.
       – Ты так считаешь? Хм, ну будем думать, что Вика села на силиконовую диету – с сомнением произнес я, уже и сам прекрасно понимая, что тут я действительно перестарался и допустил почти гротескное преувеличение, ну вот не удержался я и слегка «подправил» матушку природу, хотя она в этом совершенно не нуждалась.
       – Конечно, считаю, нет, ты сам посуди – разве с 5-м размером она бы смогла танцевать акробатические танцы?
       – Да? Хм-м… – произнес я почесав затылок, – а вот об этом я как-то и не подумал совсем… с 5-м танцы… хм-м. Но, ты же знаешь нас мужчин, у нас ведь что на уме, то и в руках… ну то есть я хотел сказать, о чем мы думаем, то и ваяем… и что же теперь мне делать? Так-уж не хочется мне переделывать всю работу, а особенно срезать «лишние» слои древесины… потом нужно заново шлифовать…  понимаешь арча, она, очень твердая древесина и очень дорогая к стати – добавил я на всякий случай, – легко что-нибудь испортить,  ведь тут ведь как, тут почти как у человека отрежешь – назад уже не пришьешь. Да и потом, можно и форму  испортить и вообще… – я  тоже прищурил один глаз так, чтобы жена поняла, что ничего переделывать я и не собираюсь.
       Жена с видом заправского критика отступила еще на пару шагов и, обхватив подбородок пальцами негромко и словно в раздумьях возвестила:
       – Нет, определенно, ничего переделывать не нужно, так даже лучше. Думаю, Вике твоя «идея» понравится, – я увидел лукавые искорки в глазах жены, ох уж эти женщины никогда не откажутся от подколки в адрес подруги,  кстати будет сказать, что Наташа сама обладательница полного третьего  размера. – Хи-хи-хи, думаю, пусть Вика знает, что ей чего-то слегка не хватает. Ты же собирался ей это показать?
       – Да, конечно собирался иначе, зачем я вообще все это тут городил. – Говоря это я немного лукавил, я создавал свою статую вовсе не для того чтобы произвести впечатление на Викторию живую или сделать ей подарок. Вовсе нет. Я делал её для себя. И вдруг внутренне утвердился в правильности сравнения себя со Смегулом.
       – А как ты её зовешь, – жена склонила голову набок и посмотрела на меня долгим изучающим взглядом – так и будешь звать её Вика, или что-то вроде Галатея или может быть Эвридика?
       – Нет. – Категорично заявил я, – это будет «Моя Прелесть»!
       – Фи… тоже мне властелин Колец! Что же ты, так и будешь как этот… маленький лысый чудик из того фильма!? – Удивленно воскликнула жена, пытаясь припомнить имя голума.
       – Почему бы и нет. – Я пожал плечами, а жена отвернулась от статуи словно разом теряя к ней интерес и обратилась ко мне:
       – Домой идешь?
       – Да, сейчас только закрою и иду. – Ответил я.
       Жена помедлила и добавила:
       – Тогда я подожду тебя, вместе пойдем.
       – Ага! Боишься оставлять меня наедине с Моей Прелестью!
       – Конечно. Мало ли тебе теперь в голову взбредет, она же прямо как живая у тебя, того и гляди кинется к тебе в объятия. – Тон жены был предельно серьезным, но я прекрасно знал, что думает она уже совсем о другом. Видимо было у неё ко мне какое-то дело,  наверно поэтому она и пришла в мою мастерскую. Я накинул на Мою Прелесть чистую холстину и заперев двери мастерской взяв жену под руку, отправился домой…