191. О СВОБОДЕ ВЫБОРА И О НЕИЗМЕНЯЮЩЕЙСЯ ИНВАРИАНТНОСТИ
Во время игры в шахматы «го» с хозяином гостиницы Накамура мы коснулись темы свободы выбора. Вначале наш разговор принял научный характер, а потом - бытовой. Старик сказал мне, глядя на шахматную доску: «Если говорить об упорядочении психических структур не только в ходе социального и культурного развития, но и в процессе всякого управления, то его можно понимать как выбор из возможного ряда положений, когда есть одно решение, другое, третье и так далее, где множественность – это число степеней свободы какого-то одного решения, при условии, конечно, если все эти решения альтернативны. Ситуацию можно разбить на два момента: первое, это когда можно выбрать любую реализацию, но существует неопределённость и нельзя действовать, так как нельзя реализовать все возможные варианты сразу; второе, после выбора, когда снимается неопределённость, можно действовать, но отпадение альтернативы обедняет возможности и носит необратимый характер, так как, приняв одно решение, нельзя реализовать другое, вот, как в шахматах, выбор того или иного варианта защиты или нападения; если же говорить о жизни, то это выбор того или иного варианта поведения, первого шага, который всё равно ведёт к смерти, как в этой партии: один из нас должен проиграть».
- «Но как стать вечным победителем смерти? – спросил я старика. - Ведь даосы, обретая бессмертие, становятся такими победителями».
Старик, подумав, ответил мне: «Сталкиваясь с нерадостной альтернативой – идти к смерти или стоять на месте, даосы попытались найти выход в ином подходе к проблеме, а именно: уйти от необходимости реализовать себя, принимая одно какое-то решение, или другое, а может быть, и третье и так далее, где множественность – это число степеней свободы какого-то одного окончательного решения. Они просто отстранились от этой цепочки определённых решений, за которую держится смертный человек, и нашли некое своё особое видение и решение этой проблемы, как бы переместившись от одной системы координат к другой, об этом знают и говорят математики, открыв новый путь решения проблемы, который является как бы инвариантом всех решений смертного человека, и идентифицировали себя с ним. Таким образом, произошла замена долголетия на бессмертие и вечную жизни. С одной стороны, сохранилась исходная многозначность ситуации, так исход на долголетие не был до конца исчерпан, а с другой – в ситуацию вносилась новая организация, так как в прежней цепочке установок отсутствовало то видение, что привнесло в решение новый импульс на более мельчайшем внутреннем уровне, где получаемое число на выходе при новой углублённости стало намного меньше по объёму и большим по проникновенности, чем в первой поверхностной цепочке решений. Так, реализовывая ситуацию дальше, и было отыскано некое решение, инвариантное новому открытию всех решений. При наличии в системе постулированного Единого (Дао) этот процесс как бы останавливается на нём, так как Дао выступает как инвариант мира, несводимый к отдельным сущностям, но присутствующий в каждом из них. Таким образом, сливаясь с Единым, даос сам становится Единым, приводя энтропию – своё закручивание внутрь – к нулю и решает проблему нестарения, повернув её к организации вечного обновления, но в то же время, сохраняя неопределённость и многозначность дальнейшего своего развития, как единое и постоянно обновляющееся целое. Таким образом даосская практика психической саморегуляции в сущности решала ту же задачу уменьшения энтропийности – замкнутости - в психике человека, задачу упорядочивания психики, что и конфуцианская культура. В этом можно найти родство этих двух оппонентов, и рассматривать даосизм и конфуцианство в близком родстве, хотя это родство является родством антиподов и единством противоположностей. Конфуцианцы стремились к долголетию, но смерть их всё же настигала, а даосы ставили перед собой более конкретную цель – бессмертие и добивались успеха. Почему так происходило? Изначально перед человеком ставилась иная вводная задача – устремление к бессмертию. Это всё равно что, если бы человек захотел бы стать лисой, бессмертной лисой, только при этом условии внутри человека запускаются совсем другие механизмы, чем у того, кто желает достичь только долголетия. И даосы и конфуцианцы придерживались разных взглядов на методы культуризации человека, в своей практике психотренинга и психической саморегуляции они исходили из общей посылки, что психические функции человека необходимо определённым образом тренировать и «воспитывать», изменяя их в определённом направлении, если их наличное состояние не соответствует некому идеальному образцу. Так, например, в даосском трактате «Лецзы» есть изречение, по своему духу очень близкое к конфуцианским призывам заниматься интенсивным и регулярным самовоспитанием: «Начинаю с воспитания привычек и выращиваю характер, а в конечном итоге получаю судьбу».
- Это понятно, - сказал я, - но я думаю, что как бы я не хотел стать лисом, этого у меня никогда не получится. Человек всегда может оставаться только человеком.
Услышав это, старик Накамура рассмеялся и сказал:
- Напрасно ты так думаешь, вот, женщина, например, способна превращаться в лису, и такие случаи были в истории.
Затем, порывшись в своём книжном шкафу, он вынул один древний свиток и развернул его передо мной. Там был такой текст:
Этот текст я перевёл так:
ИСКУССТВО ОБОЛЬЩЕНИЯ
Одна торговка старая цветами рассказала:
- «Стоял в столице дом возле заброшенного сада,
В саду том издавна одна семья лис обитала,
Сад окружала со сторон высокая ограда.
Одна красавица ходила в сад тот на свиданье
С возлюбленным своим, через ограду пролезая,
Где с юношей могла исполнить все своим желанья
Своим искусным мастерством любовным обольщая.
Боясь, чтоб люди как бы об их связи не узнали,