Мусагетова болезнь

Мусагетова болезнь

  - На что жалуетесь? Что вас беспокоит? - каждый раз произнося эти слова, Аркадий Сергеевич понимал, что играет в русскую рулетку. И на пять шансов, что пациент окажется толковый и уложится в выделенные ему пятнадцать минут приема, всегда есть один - что вошедший в дверь его кабинета примет приветственную реплику доктора всерьез и вынесет ему мозг потоком жалоб.

  Если бы он хотел слушать жалобы, пошел бы в терапевты. Аркадий выбрал другую специальность. Да, в его работе были свои недостатки и минусы, но были и плюсы, и, по счастью, и те, и другие хорошо оплачивались. Однажды над дверью одного из своих японских коллег Аркадий Сергеевич увидел каллиграфически выведенную надпись. "Слова неуместны там, где звенят колокольчики" - так перевел ее гостеприимный японец. Если бы Аркадию самому пришла охота повесить над дверью кабинета какой-нибудь лозунг или девиз, то он написал бы что-нибудь проще и веселее, вроде "Зрю в корень" или "К чему слова. Я и так все вижу".

  Аркадий был специалистом узкого, невероятно узкого профиля - венерологом, и только выработанный еще в академии рефлекс заставлял его каждый раз начинать прием издалека, спрашивая о жалобах, а не с неизбежного "Ну-с, снимаемте труселя".

  Аркаша, как и многие коллеги по цеху, любил гонять медсестер, запоминал пациентов по диагнозам и мечтал о Нобелевской премии за то, что он "умный и хороший человек". Дамочек он ласково называл "венерочками", мужиков - "братцами". За работой, бывало, принимался насвистывать "Расцветает сифилек - о любимом памятка" или "Марш энтузиастов". Отвращение к роду человеческому, неизбежно пускавшее ростки в душах таких, как он, спецов по грехам человеческим и их последствиям - лечил воскресной оперой или чтением немецких философов, тщательно скрывая эти грешки за флёром панибратской веселости.

  Когда в дверь его кабинета заглянул пациент - круглая бритая голова, майка сеточкой, под майкой толстая цепь белого золота на обе перси - Аркадий Сергеевич заулыбался, ласково поманил знакомого страдальца к себе.

  - Эх, налетает ветерок, навевает трипперок, а, Саша? - укоризненно рассмеялся он. - Я же еще в прошлый раз вас предупреждал, что некоторые приключения требуют длительного чего?... правильно, лечения...

  Довольный собственными остротами, Аркадий скомандовал пурпурному от стыда бедолаге раздеваться, но Саша не спешил. Он присел на стул у докторского столика и принялся мять в руках светлую льняную кепку.

  - Не до шуток, Аркадий Сергеич, если б триппер, так полбеды... - он с отчаянной надеждой заглянул в улыбчивые глаза доктора. - У меня это... Рахманинов.

  - Эвона как! - расхохотался Аркаша, жестом все же заставляя пациента подняться и начать раздеваться. - Прям так сразу и Рахманинов? И никаких симптомов раньше не наблюдалось? Утреннего Шумана? Листа при мочеиспускании? Или, может, неконтролируемый Альбенис?

  Аркадий развернул во весь монитор индивидуальную карту пациента. Саша Баринов лечился у него регулярно. Парень он был неплохой, беззлобный, но поразительно часто ошибался в женщинах, принимая за легкий нрав соответствующее поведение. О том, что Саша знает, кто такой Рахманинов, Аркадий Сергеевич не подозревал, и, судя по ошеломленному лицу Саши, тот тоже. Первичный осмотр не дал никаких результатов - пациент выглядел совершенно здоровым, хотя и крайне обеспокоенным.

  - И как же вы это подцепили? - поинтересовался доктор участливо. На какое-то мгновение стало жаль парня - если многотрудный сексуальный путь Саши сказался на его рассудке, Аркадий Сергеевич тут бессилен. Но может дать телефончик Евгения Григорьевича, который накоротке и с Зигмундом, и с Карлом-Густавом.

  - Рахманинова-то? - переспросил Саша, застегивая брюки. - От музыкантши одной. Хорошая девушка, красивая. Она с репетиции шла, а к ней ребята Кири Лысого приставать начали. Ну, я услышал, как она на помощь зовет. Дал пару раз по роже тому-другому, домой проводил. Потом на другой день кино, то да сё. Сказал, что парни, которых я побил, меня у нее во дворе караулят - она меня ночевать и оставила. Ну, дело такое, сладилось у нас все. Утром глаза открываю, слышу, по радио Рахманинов...

  Во взгляде Саши плескался неподдельный ужас.

  - И что? - не понял Аркаша.

  - Ну, Аркадий Сергеевич, - постучал себя по лбу кривым пальцем Саша. - Где я, а где Рахманинов! Сразу понял - от нее подцепил, от Лёли, и мухой к вам. Давайте, таблетки, уколы выписывайте - только чтобы как раньше.

  В кармане Сашиных джинсов ожил мобильник.

  - О, - заметил он, раздраженно сбрасывая звонок, - слышите? Моцарт, мать его... сороковая симфония... соль, между прочим, минор. Как мне теперь на автостанции с ребятами разговаривать?

  - Вот что, Саша, - мягко проговорил Аркадий Сергеевич, снимая перчатки, - сделаем анализы, посмотрим и вылечим. А сейчас не волнуйтесь и... вернитесь к вашей Лёле. Девушку, передающую музыкальное образование половым путем, обижать нельзя.

  Он выпроводил Сашу в коридор и приготовился забыть о нем до того дня, когда в почту упадет архив с результатами свежих анализов, но не тут-то было. Во второй половине дня Аркадия Сергеевича ждал еще один сюрприз.

  Модест ворвался к нему за пять минут до конца смены и с размаху бросился на кушетку, замерев в картинной позе невыразимого страдания.

  - Аркаша, мне конец! - воскликнул он. - Зарази меня чумой!

  - Сейчас, - отмахнулся Аркадий, надевая перчатки. - Где я тебе среди прыщавых свистков чуму раздобуду? Хламидиоза могу отсыпать, свежего. Мося, выскребай свою тощую гонорейную задницу из моего кресла. У тебя пять минут, а потом я иду домой. Я чудовищно устал.