Музыка из пещеры

Музыка из пещеры

Я привёз эту дрянь из последней экспедиции. Кто бы мог подумать: не инфекцию, не какого-то диковинного паразита, сосущего жизненные соки, не маленького туземца с моими чертами лица, не говорящего примата – а музыку. Точнее мелодию. Дикие племена выбивали из кожаных мембран барабанов нечто похожее на то, что я услышал в пещере за водопадом, название которого местные не произносили из-за суеверного страха: они считали, что в пещере водится дикий дух. Именно дикий. Домашних духов они не боялись – те обузданы, осёдланы, воспитаны. Дикий же дух нападет на любой разум, особенно слабый, нечувствительный к таким тонким материям, что могут запросто проникнуть через плотные шоры рациональности. Но я не охотник и тем более не собиратель, чтобы верить во всю эту ерунду, потому-то я и забрался в пещеру за неназванным водопадом, прополз по мокрым и тёмным тоннелям, точно по внутренностям окаменелого гиганта, и оказался в комнате, похожей на чашу. Стоило мне встать в полный рост, как откуда-то сверху – из кромешной тьмы, изрезанной шпилями сталактитов, - подул ветер. Следом с едва заметно блестящих во мраке кончиков неорганических выростов стали срываться вниз, отбрасывая в воздух звонкие блики, капли воды. Одна за другой. И вот среди шума ветра и звука падающих капель возникла музыка. Нет. Неверно. Ветер, капли, эхо и мой разум, что послужил нотной бумагой для записи. Вот все части одного целого. Мелодии, что засела в голове.

Засела ли? Нет. Это другое чувство. Не навязчивое повторение какой-то невинной композиции. Звук этой мелодии трансформировался в нечто доселе неведомое. Звук занял в организме место отличное от мест обитания прочих аудиальных стимулов. Он поселился в мышцах, в сплетениях алых трубочек, помещённых в бледные полупрозрачные оболочки. Он разлился по мышцам энергией, чистой и необузданной, не имеющей, кажется, чёткого начала, источника в самом теле, но имеющей цель. И цель эта разнится с целью абсолютного большинства людей.

Выйдя из пещеры, я ощутил непримиримую злобу, колючую агрессию, что стискивала мышцы, направляла их на путь разрушения. Даже не хочу здесь описывать, что стало с несчастным лесным зверем, что попался мне на обратном пути из пещеры. Когда я вернулся в лагерь новое для меня чувство первобытной ярости скрылось где-то в недрах тела. Но это молчание было мнимым, я знал, что однажды, проторив дорогу, это чувство будет возвращаться, стоит мне вновь найти нужный стимул. Откуда взялась кровь на моей одежде я объяснять не стал, зачем на следующий день я пошёл в пещеру – тоже. Я вернулся туда с фонарём, блокнотом и карандашом. Я и на самом деле записал эту мелодию – кто бы мог подумать, что не на светских вечерах мне пригодится нотная грамота, а в пещере за неназванным водопадом на другом краю света. В тот раз я вышел из пещеры и по пути до лагеря не встретил ни одно живое существо, а потому первый же косой взгляд в мою сторону спровоцировал всплеск настоящей злобы. Скажу лишь, что до конца экспедиции, а оставалось нам совсем немного, бедняга держался от меня подальше.

Вернувшись на материк, я бросился искать инструмент, что смог бы воспроизвести в точности звуки, услышанные в пещере. Как оказалось, недостаточно просто повторить в точности ритмический рисунок, недостаточно соблюсти контур композиции: такие пародии на оригинал не вызывали ничего, кроме сожаления. Нужно было передать именно те звуки, что я слышал в пещере. Ветер. Капли. Сотни музыкальных мастерских в городе и окрестностях, десятки мастеров-самоучек, старые и молодые ремесленники – никто не справился с задачей, никто не нашел решения. Я подавал объявления в газеты, рассказывал на всех светских вечерах, что ищу мастера, способного воплотить в реальность мою выдумку. Ответ нашёл меня сам, стоило только отчаяться: видимо, иногда это необходимо.

Спустя месяц поисков воскресным утром в дверь квартиры постучали. На пороге стоял человек. Не мужчина, не мальчик, а кто-то застрявший между категориями возраста. Тонкая кожа лица светилась от белизны. Рубашку и брюки прикрывал потрёпанный зелёный халат, на ногах сандалы, какие носили древние греки. Он молча достал газету из внутреннего кармана и указал на моё объявления.

- Вы делаете музыкальные инструменты? – спросил я.

Человек радостно закивал. В его взгляде скользил блеск умственной неполноценности, но я настолько отчаялся, что подумал, может, именно такой мастер и нужен. Небанальный, как и сам инструмент. Я проводил его в гостиную и указал на кресло, где он мог подождать. Сел он почему-то на ручку кресла, закинув туда же и ноги. Гость обнял себя за колени и положил на них голову. Казалось, на моем кресле сидит какой-то первобытный идол, ряженый шутки ради в первое, что нашлось в квартире. Когда я вернулся с записанной мелодией, он сидел уже на комоде в точно такой же позе, словно его перенесли с места на место, как предмет декора. Не успел я возмутиться, как гость соскочил с места и одним прыжком очутился возле меня. Выхватил листок и заходил по комнате кругами. Причем он не старался обходить предметы мебели, он прошелся по столу, по креслу, по дивану, перепрыгнул через горшок с цветами, через стопку книг. Совершив три круга, он захохотал, швырнул в меня листок и побежал вприпрыжку прочь, насвистывая найденную мной мелодию.

На год я оставил свою затею. Никто не смог соорудить инструмент, лишь один старик подобрался ближе всего. Его устройство извлекало подобные звуки, от которых внутри что-то начинало суетливо дрожать, но он оказался верующим и заявил, что музыка не должна рождать подобных чувств, а потому при мне уничтожил инструмент в порыве религиозного бреда, и сжёг в камине все чертежи. На этом я отчаялся окончательно. Чтобы отвлечься, решил привести в порядок в дневниковые записи об экспедиции, описать и классифицировать увиденное в том путешествии, чтобы затем предстать с публичным докладом перед всеми заинтересованными в главной городской библиотеке. Помимо зоологических и антропологических наблюдений, я все же вставил в доклад небольшую часть про музыку из пещеры за неназванным водопадом. Детально описал феномены тела, возникающие в ответ на сочетание звуков ветра и падающих капель. Выступление назначили на субботний вечер – на восемь часов. В тот же день в Королевском театре шла опера, а потому большая часть богемы не явилась, зато научное сообщество города предпочла выслушать мой доклад. Зал заполнился целиком, когда на задние – бесплатные – ряды пустили студентов. Скажу честно, я ожидал меньшего интереса к моему выступлению, на самом деле я вообще не рассчитывал на хоть какое-то внимание. Готов был рассказать свою историю хоть одному только библиотечному сторожу, да хоть пустому залу, лишь бы хоть как-то попрощаться со случившимся, выпустить всё это в мир. Увидев толпу слушателей, среди которых были даже мои бывшие однокурсники и пара преподавателей, я настолько разволновался, что говорил так много и быстро, что мне не успевали подносить воду. Спустя час моего доклада, я, наконец, перешёл к части выступления про мелодию из пещеры. Я в очередной раз попросил воды, а сам углубился на миг в конспект, чтобы освежить в памяти расположение пещеры. Когда я вновь поднял глаза на публику, отметил, что никто на меня не смотрит. Все глядели за мою спину, туда, откуда я слышал шаги. Я тоже их слышал, но решил, что это несут стакан воды, однако, обернувшись, обнаружил неподалёку того самого человека в зелёном халате. Что-то в его внешнем облике изменилось. Горб. Когда он посещал меня, никакого горба не было. Незваный гость подмигнул мне, распахнул халат, запустил руки за спину и вывел вперед то, что я считал горбом – устройство чем-то похожее на волынку, только с большим мешком и большим количеством трубок меньшего размера. Он взял в рот одну из трубочек и заиграл ту самую мелодию из пещеры за неназванным водопадом…