Музыка над нами

Музыка над нами

Вином дело не кончится – они знали это с самого начала.

Потому, когда Саймон предложил ограбить Пророка, никто даже не удивился.

В этот вечер бар обстреляли – не успели заметить, полиция или одна из окрестных банд. В какой-то миг показалось, что мимо мелькнул белый отблеск Печати – но, может, просто свет фар отразился в окне.

Мэгги убрала осколки и завесила раму цветной шалью, но в баре всё равно тянуло сыростью и сквозняком. Все уныло молчали. Джуд курил, стряхивал пепел в недопитый стакан. Его сигарета вспыхивала злым багрянцем.

У Томми немели пальцы, пристывали к струнам, мелодия получалась дёрганой и нервной – но он продолжал играть. Механически, чтоб хоть немного отвлечься. Ждал, что его остановят, но всем было не до того. Единственная лампа стрекотала под потолком, раскачивалась, когда по мосту над баром грохотал поезд. Дрожащий свет метался по пыльным бутылкам и стойке.

– Надоело, – Саймон сплюнул на грязный пол, – так нам долго не протянуть. Неделя, две – и высадят нас отсюда. Нужно большое дело.

– Убивать никого не будем, – предупредил Джош, покачивая стакан в ладони. Эта его привычка из прежней жизни до сих пор всех смешила, хоть никто в этом и не признавался, – помните? Я предупреждал. Никакого грабежа и убийств. Мы помогаем людям.

– И сейчас поможем, – улыбнулся Саймон.

***

Томми приехал в Арк полгода назад. Он добирался так долго и так устал, что путь смазался утомительной полосой поездов, прокуренных попуток и придорожных мотелей. К концу усталость стала по-настоящему отупляющей. Новый день стирал предыдущий, и Томми не понимал уже, был этот путь, или он его выдумал. И где у пути начало.

Очнулся Томми только на краю территорий Пророка. На самом краю – в нескольких шагах колыхалась чёрная пустота Стикса. Небо обшаривал бледный луч вышки северного пропускного пункта. У железных ворот собралась траурная процессия. Гроб качался на лодке из тонкого света, и когда свет иссяк, канул в гулкую гладь реки. Общее молчание стало плотным и медленным, как вода-смерть. Томми показалось мрачно-удачным, что эти люди проводили кого-то – и встретили его. Он прибился к ним – измотанный, бледный с дороги, Томми ничем не отличался от остальных. Так и попал в город.

Пару недель Томми скитался по улицам, ночевал на вокзалах и в подворотнях, крал яблоки с рыночных прилавков, на те центы, что остались после путешествия, покупал лакричные леденцы. Ни на что другое всё равно не хватало. Несколько раз Томми пытался устроиться со скрипкой на одном из перекрёстков или мостов, но полиция почти сразу его прогоняла, чуя заключённую в инструменте опасность.

Самая долгая попытка привлекла Печать.

Осколок света, огромный, в два человеческих роста, заострённый и каменный с виду, завис над тротуаром с другой стороны улицы. Сперва Томми его не заметил. Но людей вокруг становилось всё меньше – люди боялись Печатей. Томми знал, нужно и ему остановиться, убрать скрипку, бежать, скрыться в какой-нибудь подворотне, замереть, дрожать, не издавать ни звука. Волны воли Печати катились в сумерках, накрывали мелодию и разбивались. Томми охватила упрямая, голодная злость. Он знал, что это противостояние добром не закончится, но скрипку не спрятал, не убежал. Играл, пока облака над городом не пропитались мраком. Томми успел подумать про чёрный строй – не пустое упрямство, уже преступление.

И Печать двинулся к нему.

– Молчи, – он не говорил, но воля звучала. Дыхание рассекло раскалённым лезвием этой воли. Череп сдавило тяжёлым обручем. Проклиная себя – и за упрямство, и за малодушие – Томми прижал скрипку к груди и бросился прочь.

После этого он потерял голос. Слова метались в груди, в голове, горячие, как угли, невыразимые. Немота стала не просто молчанием, она причиняла боль.

Томми понял: это предупреждение, и следующая встреча с Печатью или полицией может стать и последней. Но кроме музыки у него ничего не осталось. Найти другую работу не получилось. Томми украл со стойки в какой-то кофейне меловую табличку, но жители города всегда спешили, не замечали ни жестов, ни написанных слов. Прогоняли.

Но даже в этих полуголодных скитаниях Арк не поблек, не стал казаться проще и меньше. Не распался ломтями грязных привокзальных улиц. Нет, Арк сиял. Высотки, мосты, суды и театры, чудные автоматы с пирогами, шумные машины и прохожие, медные лодки и лодки из света, парящие над Стиксом – всё казалось Томми красочным, слишком ярким видением.

Особенно Башня Пророка.

Огромная и золотая, из любой части города – яркая, грозная. Шпиль, как волшебный луч, пронзал сизые облака. Сколько раз Томми замирал, уставившись на него, не в силах пошевелиться. И время бежало прочь с чёрными волнами Стикса, и времени не было жаль.

В середине первого дня третьей недели тучи, всегда подвижные, будто бурлящие, впервые пошли прорехами солнца и неба. Томми с новым восторгом смотрел на Арк в ярких крапинах света. Люди вокруг тоже заметили перемену. Они выходили из машин и зданий, смотрели в небо, двигались куда-то зачарованным потоком. Томми пошёл с ними, снова невидимый и неотличимый от всех.

И на одной из центральных площадей, до краёв залитой солнцем, с неба посыпался Инф. Искристые хлопья, как цветной снег – или они казались такими уже после, когда Томми пытался вспомнить. Но ни цвет, ни то, что творилось вокруг, не вспоминалось чётко. Вспоминалось другое: каким сладким восторгом Инф таял на языке, как город стал ещё прекрасней и ярче, как сквозь сердце текла река – шире, сильнее чёрного страшного Стикса. Чистая, вечная любовь.