Музыка жизни

Музыка жизни

«Музыка жизни»

Длинное чёрное пальто, небольшой цилиндр и серьёзное выражение лица. Алексей Сергеевич шагал под шум проливного дождя. Его зонт-трость сейчас был как никогда кстати. Прохожие оглядывались: выглядел молодой человек уж очень несовременно. В свои восемнадцать лет он не был похож на остальных, не любил модные вещи, не интересовался техникой. Юноша был молчалив и загадочен.

Ему нравился дождь, капли падали то на асфальт, то на люк, то на зонты прохожих, издавая при этом разные звуки. Он слышал «кап» звонкий, «кап» глухой и «кап» приглушенный, где-то «кап» казался ему серебряным, где-то золотым, а где-то и вовсе каким-то грязным. Начиналась «музыка дождя», в ливне всё это смешивалось и перерастало в какой-то гул разных по скорости, звуку и цвету «капов». Он слышал, как гармонично сливаются тысячи капель в «мелодию мокрых улиц». Затем капли особенно звонкие заменялись в его голове треугольником, капли глухие напоминали звук барабана, а те, которые били по трубе, уж очень были схожи с последней октавой фортепиано.

Так проходил его сегодняшний день. Алексей Сергеевич наслаждался новой мелодией и совсем не спешил в университет. Тем временем, прохожие второпях куда-то бежали, то и дело нарушая идиллию звуков. Иногда юноша хотел всех их остановить и попросить просто прислушаться… но кому интересно стоять под ливнем и слушать дождь? 

До лекции оставалось десять минут. Алексей Сергеевич вздохнул и направился в сторону университета. Он был молчалив, не носил с собой наушники и являлся одним из тех немногих, кто может находиться наедине с самим собой без каких-либо гаджетов и интернета. Виртуальный мир совершенно не привлекал парня, потому что звуки там были рабами человеческих пальцев, они были неестественными, неживыми, а их действия диктовались кнопками громкости.

Лекция оказалась невероятно скучной. Он учился на программиста, хотя ничего в этом не понимал. Единственное, что ему нравилось в этой профессии, так это звуки стука пальцев по кнопкам компьютера, ведь кто-то стучал быстро, кто-то медленно, кто-то тихо, а кто-то громко, и всё это разбавлялось групповым клацаньем мышки. Это ему напоминало какую-то электронную симфонию.

Алексей Сергеевич заслушивался и сдавал работу позднее всех. Он боялся нарушить гармонию звуков. Боялся вклиниться стуком своих пальцев о кнопки и испортить совершенную мелодию повседневной жизни. Но подобное он слышал лишь тогда, когда они работали за компьютером. Сегодня же слух его улавливал лишь монотонный голос преподавателя.

Где-то постукивал карандаш, кто-то шептался, мел скрежетал по доске… и всё это опять обращалось в круговорот. Алексей Сергеевич пытался, он правда изо всех сил пытался услышать, что объясняют на этой лекции, но звуки были сильнее. Он опять погрузился в гармонию того, что его окружало. Ему вдруг захотелось записать всё то, что он сегодня слышал: и фортепианный дождь, и виолончельный голос преподавателя и барабанные кнопки компьютера. Мысленно он уже собрал все эти вещи воедино, но и представить себе не мог, как и какой нотой возможно записать то, что он слышит ежедневно…то, что ежедневно слышит каждый из нас.

По лбу скатилась капелька пота. Алексея Сергеевича охватило волнение. Он вдруг задумался. Задумался, почему музыканты до сих пор не записали «симфонию дождя», «этюд вокзального гула», «сонату компьютерных клавиш», да и просто музыку всего того, что мы слышим?

Звуки в его голове слились в одно целое, и мыслей вдруг стало настолько много, что он уже никак не мог переключиться на что-то другое. Алексей Сергеевич повернулся к одногруппнику и спросил, слышит ли тот что-нибудь прекрасное вокруг, но он ничего не слышал. Парень повернулся к двум другим одногруппникам, но и они тоже слышали лишь голос преподавателя. Никакого контрабаса, барабанов, треугольника, скрипки… Они совершенно не слушали эту жизнь. Алексей Сергеевич ещё больше поник. Все вокруг стали перешёптываться и обсуждать его странности, все вдруг припомнили старомодный цилиндр на его голове и длинное пальто. Вспомнили, как тяжело даются ему предметы в университете и что его нет ни в одной социальной сети, и начали шептать, шептать и шептать, а шёпот этот напомнил Алексею Сергеевичу морской прибой, шелест листьев, звуки маракаса тихо струящиеся в одиночестве. Ему вдруг стало обидно, что даже в шепоте своём они не видят красоты природы и прелести музыки… но он же там есть.

В кабинете вдруг стало душно, а в подобной жизни парень почувствовал себя невероятно тесно. Не сказав ни слова, он медленно покинул аудиторию. Преподаватель что-то кричал ему вслед, но Алексея Сергеевича сейчас интересовало совершенно другое. Он направлялся на улицу, готовя свой внутренний оркестр получить новые ноты.

Выйдя из университета он почувствовал невероятную лёгкость. Ему вдруг захотелось поговорить с тем, кто будет его понимать. Парень медленно зашагал вдоль улицы «непризнанных гениев». Там он видел и потомков Ван Гога с прекрасными картинами, ему вдруг показалось, что расписная одежда, лежащая на клеёнке для продажи, явно превзойдёт все платья Коко Шанель, а девочка с синтезатором играет ничуть не хуже Моцарта. Это была аллея тихой славы, где сидели все те, кто пока не стал ещё громким, но они уже получали свои скудные почести в виде замызганных монет.

Алексей Сергеевич подошёл к девушке и начал слушать. Его удивляло, что синтезатор может воспроизводить и звуки барабана, и скрипки и того же фортепиано, но всё это клавишами. Девушка зажимала одну кнопку, а играло что-то похожее на дождь, другая кнопка стучала также, как клавиша компьютера, а третья напоминала тот самый осуждающий шёпот. В этом инструменте было идеально всё.

Парень достал все деньги из своего кошелька и положил в шапку, стоявшую рядом с девушкой, в ответ на это она мило улыбнулась. Он обошёл её с одной стороны, затем с другой. Рассмотрел, как плавно скользят её руки по инструменту, как она держит кисть, а как спину. Но всё же девушка эта играла всем известные мелодии. В них не хватало человеческой жизни. Алексею не нравились слова песен, они рассказывали о проблемах, о разных ситуациях, но ведь зачем в музыке слова? Нет, музыка в его голове рассказывала всё звуками. Расставание звучало капающими слезами и хлопком дверей, встреча звенела улыбками и объятиями, у грусти был шелест листвы и хлюпающие звуки мокрого асфальта, а у радости пели птицы и крутились педали велосипеда. Он всё также же слышал тысячи, нет, миллионы звуков, вот только никак не мог их объяснить, не мог никому показать, потому что был абсолютным неучем в этом деле. У него не было денег и даже не было инструмента. Была только музыка, да и та, в его голове.