Мы из Губрозыска

Глава 1

Курьерский из Петрограда запаздывал. Хотя от курьерского в том поезде было разве что название. В прежние времена состав на большой скорости пролетал Нивинский полустанок, а сейчас мало того, что полз, как черепаха, так ещё и останавливался на каждом углу. И публика в поезде была совсем другая. Никаких тебе бывших хозяев жизни: обычный трудовой народ от крестьян до совслужащих.

Сыщики, чтобы не мозолить глаза, спрятались в лесочке, выбрав место, откуда хорошо просматривался пустой перрон.

Комаров в июне тысяча девятьсот двадцать первого развелось видимо-невидимо. Они густой тучей нависли над четвёркой сидевших в засаде мужчин, и ели бы не дымный самосад, которым поделился щедрый Пантюхин, дела стали бы совсем плохи.

- Вот же твари! Так и норовят попить кровушку из трудового народа! – хлопнул себя по мясистой шее старший отряда – Колычев, агент Железнорудского[1] губрозыска[2].

Трёх милиционеров из Нивинской волости (почти весь штат, за исключением начальника волостной милиции) ему дали в подчинение для выполнения особо важного задания.

– Не насекомые, а прямо буржуазные элементы какие-то! – добавил он, снова проведя по загривку. – У! Кровопивцы, в душу их мать!

- А ты сильнее затягивайся, да дым большими кольцами выпускай. Учись у меня, - усмехнулся Пантюхин.

Он пыхнул и тут же окутал себя огромным облаком вонючего дыма.

- Завидую твоим лёгким, - покачал головой Колычев. – Тебя вместо паровоза запрягать можно.

- От меня рази только дым да копоть одна. Но могу у попа заместо кадила поработать.

Дым скрыл от всех кривую усмешку Колычева.

Уже перевалило за полдень, на небо набежали угрюмые тучки, затянув солнце серой пеленой. Комары только того и ждали, набросились с удвоенной силой.

- Как бы не залило нас, - вздохнул Пантюхин. – Вон, птицы низко залетали. Верная примета – быть дождю.

Он жадно докурил самокрутку и с сожалением бросил окурок под ноги, чтобы растоптать подошвой ботинка.

- Эй, казачок, как дела? – спросил агент.

Вопрос адресовался Петру Елисееву. Из всех сидевших в засаде только он производил впечатление человека служивого. Стройный, широкоплечий, с густым казацким чубом, выбивавшимся из лихо заломленной набок фуражки с синим околышем. Одет в выцветшую гимнастёрку, подпоясанную кожаным ремешком, и галифе. На ногах щегольские сапоги-гармошка, которым сноса не было.

Сам Колычев больше походил на мастерового, коим, в сущности и являлся, до того как по разнарядке угодил из депо по первой в ЧОН[3], а потом на милицейские курсы. Закончив их, оказался в губрозыске, где в скорости стал считаться одним из лучших сотрудников.

Пантюхин и Рожнов, последний из их компании, обликом и одеждой не отличались от подавляющего большинства крестьян. Разве что на боку у Пантюхина висела кобура с револьвером, а Рожнов взял на операцию трёхлинейку с примкнутым штыком, но кого удивишь в эти тревожные времена оружием. Почитай, у каждого второго в хозяйстве надёжно припрятан обрез, а то и целый пулемёт.

В своё время это здорово аукнулось властям. Когда в восемнадцатом в уезде вспыхнул кулацкий мятеж, прибывшие на усмирение воинские части изъяли у мужиков винтовок и патронов на стрелковую дивизию. И это только то, что удалось найти в результате коротких поисков. Страшно подумать, сколько ещё зарыто-закопано и может быть однажды извлечено на свет божий.

Впрочем, советская власть не дремала, предупредительно гася возникавшие то тут, то там стихийные волнения. Былого размаха они, конечно, не имели, но не все ещё поняли, что Советы пришли всерьёз и надолго.

- Всё по-старому, - отозвался Елисеев. – Состава не видно.

Немного подумав, спросил:

- А этот Чеснок точно сегодня должен приехать? Никакой ошибки?

Колычев важно кивнул.

- Даже не сомневайся.

И принялся пояснять:

- Наколочка верная. У Чеснока здесь брат живёт. И такое понимаешь, жизненное обстоятельство: у брата на завтрашний день свадьба назначена. А дальше всё просто: не может Чеснок такого события пропустить, обязательно наведается. Характер у него такой.

- Завтра, говоришь… - Елисеев прикрыл глаза. – Это что ж получается, Чеснок – Васька Никитин, брат Савелия Никитина? Так что ли?

- Знаком с ним? – заинтересовался агент.

- Доводилось сталкиваться на кривой дорожке, - не стал вдаваться в подробности Елисеев.

- Ещё как доводилось. Семейка у них ещё та. Оторви да выбрось. Тот, который Савелий, злостный самогонщик, - пояснил Пантюхин. – Никакой совести у человека нет. Гонит огненное зелье в промышленных, так сказать, плепорциях. Мы уже и штрафовали его, и аппарат конфисковали, и арестом припугнули. Ничего не берёт! Как гнал, так и гонит.

- Не грусти! Возьмём Чеснока, а вместе с ним для комплекта и братца-самогонщика, - заверил Колычев.

- Если будет за что, - тихо произнёс Елисеев, но агент его услышал.

- Найдётся за что. Не за одно, так за другое, - убеждённо произнёс он. – Может, за самогон привлечём, а может, и …