Мы никто друг другу

1

Он появился в нашей семье пять месяцев назад — неуправляемый красивый парень, а точнее, Максим Антонович Ганицын, сын моего отчима Антона Сергеевича Ганицына. Когда мне было пять лет, моя мама вышла замуж за дядю Антона, и я стала называть его отцом. Оказалось, у него есть сын, о котором папа никогда не говорил. Поэтому мы с мамой думали, что у него нет детей. Я стала папиной принцессой, но при этом не превратилась в зазнавшуюся богачку. Мне больше нравилось общаться с простыми девочками, и, поскольку моя фамилия была не Гоницына, а мамина девичья Луганская, никто и не знал, что я из богатой семьи. Так мы и жили, пока к нам не приехал Максим. Он жил в Америке с мамой, но мама его умерла, и по ее последней воле он должен был полгода прожить с отцом. Однако общение их как-то не ладилось, папа почему-то придирался к Максиму, а он в ответ делал что-то такое, что отцу приходилось забирать его из полицейского участка или еще что-то. В доме теперь постоянно были скандалы. Не выдержав, я зашла к Максиму, даже не постучавшись.

- Максим, может, хватит себя вести как маленький ребенок? Смотри, ты расстраиваешь отца. - тараторила я, чтобы не передумать высказать ему все. Он даже не смотрел в мою сторону. Как лежал на кровати, подкидывая мячик, так и продолжал лежать.

- Вышла и не смей ко мне заходить. - грубо сказал он. Все так же не смотря в мою сторону.

- Максим, ты же это нарочно делаешь. Прекрати так себя вести. Давай будем семьей. - просила я его. Смех, грубый, раскатистый, как гром, прозвучал в комнате. Он встал с кровати в одних шортах. На его животе кубики, на которых я залипла, пока этот хищник шел ко мне. Внизу живота потяжелело, а в трусиках почему-то стало сыро. Что со мной? Я только хлопала своими ресницами, в глаза как будто насыпали чего-то. То ли хотелось разреветься, то ли еще что. Он подошел вплотную, взяв больно за подбородок, заставив меня смотреть в его темные глаза. И страх разлился по моему телу, что ты наделала, Аня, ты разбудила дикое животное. Мысленно я уже отругала себя.

- Мы не семья, поняла, ты мне никто. Я здесь вынужденно, пока материно завещание не вступит в силу. И, надеюсь, что скоро забуду про вашу семейку, как и раньше не знал. А сейчас вышла и не заходи больше. Иначе тебе будет хуже, кукла будет. Можешь не бояться, на твоего папика деньги не претендую. Подавитесь. - отпустил, чуть ли не откинув от себя, как мусор. Я выбежала из его комнаты и побежала к себе в комнату, где за закрытым замком почувствовала себя лучше. Но больше желания разговаривать с Максимом у меня не было. Внизу опять скандалили родители. Я тряслась от страха после разговора с Максимом. Слезы лились по щекам. А тело почему-то горело.

Я каждый день ждала, когда он съедет. Жить в таком стрессе было невыносимо. Он стал приводить домой девушек, которых я отчетливо слышала, и мне было неприятно представлять, чем они занимаются в его комнате. Я прятала голову под подушку, пытаясь заглушить звуки. Наконец мне повезло, и дома было тихо. Родители уехали на юбилей к друзьям и звали меня с собой, но я приболела и отказалась. Максим тоже куда-то ушел, и, кажется, его не будет до утра. Я слушала музыку в наушниках и готовила себе яичницу, когда что-то пошло не так, и огонь стал сильнее. Я пыталась потушить его, но у меня начали гореть руки. Вдруг раздался грубый крик: "Что ты творишь, курица?" Меня оттащили от огня, и огонь был потушен. Меня трясло, руки болели. Мне осмотрели их и смазали, забинтовали. Но я даже не могла разобрать, кто рядом со мной. Мне дали что-то выпить, и это обожгло горло. Я закашлялась. Подняла взгляд и увидела Максима, который был в ярости. "Тебе что, жить надоело? Не умеешь обращаться с плитой, курица, не трогай. Хотя надо было предупредить, что будешь пытаться покончить с собой. Я бы еще погулял". И еще много всего обидного сказал мне этот бесчувственный человек. Руки болели. А он, как появился неожиданно, так и исчез.

С того случая прошла неделя. Руки несильно пострадали, и то, что вовремя были намазаны, помогло. Девочки Саша и Маша предложили сходить в клуб, но родители были против моего посещения таких заведений. Пришлось придумать, что мы будем заниматься у Саши докладами с ночевкой. У Саши как раз родители уехали. Саша нашла для меня платье, как она сказала, сногсшибательное. Маша дала туфли. Накрасилась и поехали танцевать. Было так здорово: музыка, легкость в теле. К нам присоединились мальчики, знакомые Маши. Мы танцевали, веселились. Один из них предложил потанцевать. Мы кружились в медленном танце, голова кружилась от счастья, расслабиться от всех проблем. Как мы оказались с этим парнем в туалете, не понимаю. Он стал меня целовать, его язык настойчиво пробивался ко мне в рот. Я решила попробовать, как это с языком, и расслабилась. И тут его рука начала пробираться ко мне в трусики. Я превратилась в камень. Пытаюсь убрать его руку, которая гладит мои половые губы. Мычу ему в рот: "Нет, я не хочу". Но он не слушает. Я уже реву, я не хочу. Вдруг этого парня от меня отрывают. И слышен звук драки. Но я осела на пол и отползла в угол. Кто-то берет меня на руки и выносит из туалета. Холодно, как будто в холодной воде искупалась. Ставят на ноги, но ноги не слушаются, я оседаю. Меня ловят и сажают на сиденье. "Аня, что твой дебил, брат, позволяет, Игната избивать, да вы оба полоумные. Игнат просто хотел прикольнуться", - визжит моя подруга Маша. А я не слышу. Шум в ушах мешает разобрать. Но кто-то грубый ей отвечает очень грубо и угрожает. Дверь, где я сижу, закрывается, отгораживая от двуличных личностей, которых считаешь близкими. Слезы текут, меня трясет. "Аня, успокойся, всё хорошо, он тебя не тронул", - голос Максима. Но где-то далеко и матерится. "Блять, успокойся сама, туда поперлась со своими подружками-змеями". Так что нечего реветь. Орет он. А машина несется. Сейчас домой к мамочке с папочкой отвезу, вот им и будешь реветь. "Нет, не я не хочу". Как в трансе повторяю, и рука нащупывает ручку на двери машины, и вот ветер в щель меня омывает. "Дура, закрой дверь", - орет. Резко тормозит. Выскакивает из-за руля. Вытаскивает меня, как куклу. Я не чувствую боли, и как он меня трясет, и там, где его руки будут синяки. Что я творю, не понимаю, припадаю губами к его рту, из которого проклятия вылетают в мой адрес, чувствую привкус алкоголя на его губах. Он не отвечает, замер на долю секунды, а в следующий момент лавина его поцелуя сносит все мозги. Сама позволяю снять платье и оставить в нижнем белье. Уложить на заднее сиденье в машине и позволить вытворять всё со своим телом. И я кричала его имя в агонии. Когда его первый толчок причинил боль, а потом все смешалось: боль и огонь. Я не понимала, чего боюсь больше. Но почему-то с ним не было страшно. Я выгибалась, чтобы сильнее его почувствовать. И вот я сидела на нем верхом, а мои груди скакали в такт его толчкам. Темнота озарила, и я упала на его плечо. Мы тяжело дышали. Он скинул меня на сиденье, как помеху, и выбрался из машины, ругаясь. Он ударил по капоту. Стоял и курил. Я пыталась натянуть дрожащими руками одежду. Что я наделала? Я сидела, дрожа, но слез не было. Мое тело ломило, особенно между бедер, и мне хотелось принять душ. Я вела себя как шлюха. Я сидела, обняв себя за плечи, чтобы унять холод тела, но теплее не становилось. Максим сел на место водителя и, не говоря ни слова, отвез меня домой. Он помог мне выбраться из машины и проводил до комнаты. И ушел, не смотря на меня. Как будто я была грязью, и я чувствовала себя так.