Мы с Героем

Мы с Героем

Как-то раз осенью в субботу поехал я к себе на дачу. Дача – это громко сказано, так халабуда за городом на шести сотках. Зато воздух свежий, степной. Управился я с огородом, листья собрал, деревья подрезал, а  тут  темнеть стало. До зимы еще далеко, ночью хоть и холодно, а ночевать в домике у меня можно, тем более есть обогреватель. Думаю, останусь с ночевкой, утром еще кой-чего поделаю – и домой. И может вечером вдохновение меня посетит, какой рассказ или стих напишу. За городом, в степной дали и тиши как-то лучше пишется. Стемнело, я в своей халабуде закрылся, включил лампу, положил лист бумаги, задумался. Настроение хорошее, воздушное, какие-то образы кружат, но в слова что-то не складываются. Бывает такое, это ничего, это даже хорошо, это можно сказать, предвестник чего-то значительного. Хуже всего, когда не пишется, денег нет, да еще и настроение фиговое.

Посидел я так минут десять, решил немного для согрева стограммулечку, у меня в халабуде всегда припасено.  Только я знаю, где лежит, без меня не найти, это на всякий случай,  – никогда не знаешь, что за гости пожалуют. Место, где моя дача находится, – тихое, можно сказать безлюдное, особливо осенью. До ближайшего дома, где люди живут, метров сто, не меньше. Я с соседями здороваюсь, но в друзья не набиваюсь – не нарушаю, так сказать, личное пространство.

Достал я заветную, и задумался, что же это я один пью? Я совсем не пьяница, пью редко, я вообще непьющий! Я эту бутылку, может, буду месяца два мусолить по сто грамм в выходной! Как-то неловко стало, не то, что другие подумают, что мол пью я один, значит пьяница (тем паче другие об этом не узнают), а то, что я сам про себя подумаю. А люблю я сам перед собой выглядеть хорошо. И тут идея! А почему бы не позвать моего Героя? Какого героя? А главного,  того, которого я в романе уже почитай год вывожу. Хоть и не пьяница он, а сто грамм выпить может. И не расскажет никому, свой же человек. И не стыдно перед ним. Роман я пишу о жизни, о поколении, и герой мой – выразитель всего поколения, есть у него и хорошие черты, есть и недостатки. Человек интеллигентный, вдумчивый, но немного вспыльчивый. Чем-то на меня похож. Но славный малый! Недолго думал я, достал из сумки роман, раскрыл. Смотрю, Герой мой собирается спать укладываться.

– Герой, – говорю, – рано еще спать, пить будешь? Выпьем, побеседуем, торопиться некуда.

Герой посмотрел на меня сначала удивленно, затем улыбнулся.

– От чего ж не выпить, – говорит.  – С милым собеседником и время быстрее бежит.

Уселись мы, сыр, колбасу нарезали, разлили по пять капель. Договорились, что понемногу будем пить, чтобы не сразу всю бутылку хрустнуть. Мы с Героем не часто так вот сидим, выпиваем, все как-то времени нет. У меня свои дела, житейские, у него интересы литературные. Пересекаемся по жизни, но не так уж, чтобы часто. Выпили по одной, по второй, закусили, но как-то молча, как бывает в начале длинной беседы, когда сказать нужно много, но не знаешь с чего начать.

– Как жизнь? Как дела? – начал он.

– Та так, помаленьку,  – ответил я медленно, словно разгоняясь. – Пишем, живем.

Снова повисла небольшая пауза. Первые пара рюмок, как известно, не считаются. Вагонетка только начинает скатываться. А катится по-взрослому  она уже где-то после третьей.

– А что роман так долго продвигается? – продолжил Герой, кладя сыр на хлеб. В голосе его была слышна некоторая издевка. – Только чуть больше половины написал.

– А ты куда торопишься? Что за срочность? – ответил я. – Что не терпится узнать, чем закончится? Еще успеешь узнать. Как роман закончу, тебе придется потом целую вечность по кругу бегать, все триста страниц топтать, еще надоест до смерти.

– А может не надоест? – ответил Герой. – Любопытный я, больно хочется узнать, чем дело кончится. Кроме того, на этом романе свет клином не сошелся. Может, я еще в какой повести выступлю героем, может даже снова главным. Ты ж со мной не расстанешься, я ж вижу –  тебе писать нравится.

Герой поднял очередную рюмку, сделал жест в мою сторону и быстро выпил. Вроде как пошло дело, завертелось.

– Нравится, то нравится, да дел полно разных, все никак не получается засесть так, чтобы никто не мешал, настроиться на волну,  – пожаловался я.  – Я же еще на работе работаю, почти от звонка до звонка. Текучка всякая, вечером подработка – переводы. А для того, чтобы творить, должно быть перед тобой открытое пространство и время, никаких преград, ничего отвлекающего, открытый космос. Если с утра я знаю, что в шесть вечера мне нужно кому-то позвонить, то в этот день не могу писать.

 – Да ну ты! – воскликнул Герой. Звук его голоса и интонация мне показались невежливыми. Не ожидал я, что мой Герой со мной автором так может говорить. Но моего замешательства он не заметил. – Скажешь тоже, открытое пространство, космос. Джек Лондон писал по 16-17 часов сутки! Так сколько он успел! Умер же молодым. А ты…Если звонить аж в шесть вечера, то что мешает писать в десять утра, в одиннадцать? А хоть даже и в полшестого что мешает? Поставь себе будильник, отключись от мира и пиши.

Я тяжело переношу, когда мои мысли, рожденные в трудной работе над собой, взращенные моим дарованием, отшлифованные часами раздумий, так легко кем-то подвергаются сомнению. Тем более если этот кто-то – герой, которого я сам придумал.

– Кто бы говорил! Ты кто – писатель? Ты – даже не читатель. Ты – герой. Я тебя выдумал. Понимаешь, не было тебя в природе, а я сел к столу и ты появился из ничего, из воздуха, даже не из воздуха, а непонятно из чего, – по интонации моего голоса можно было сказать, что я немного вышел из себя.