Мы сделаем это вдвоём

Часть третья. Любовь во время зимы 1. Пришла зима

Снег шёл восьмой день.

За эти дни мы уже успели увидеть и снегопад в безветренную погоду, и метель с ветром много метров в секунду, и потом снова просто снег. Время от времени мы проверяли, не засыпало ли совсем наши двери – чтобы выйти наружу, нужно было время от времени отгребать образующийся сугроб. У парадной двери в силу направления ветра сугроб возникал быстрее, чем у задней, и я просила Алёшку чистить снег. Подходящая деревянная лопата нашлась в сарае. Пару раз я и сама за неё бралась – потому что Алёшка в тот момент колол дрова или делал ещё что-то полезное. Лопатой махать ещё куда ни шло, а вот колоть дрова я и раньше не умела, и тут не научилась. Вроде бы, мне не по чину. И ладно, пусть так.

Светало поздно, темнело рано, в непогоду – особенно поздно и особенно рано. Ну и солнца мы не видели уже все те самые восемь дней, со свадьбы Гаврилы Григорьевича, ему, всё же, свезло с погодой, а дальше уже небеса решили, что побаловались – и будет. Или кто тут отвечает за это вот всё, тот и решил.

Такое ощущение, что ветер разом дул и из распадков, и с берега, и снаружи нашей бухты – во всех направлениях разом. О том, чтобы выйти в море, не могло быть и речи – все отсиживались в нашей тихой гавани. В частности, в моём доме сидел десяток прожорливых молодцов – друзья-приятели Гаврилы Григорьевича, прибывшие на свадьбу, да не успевшие убыть обратно.

Вообще те, кому вот прямо очень надо было, убыли в свадебный вечер, не дожидаясь финала торжества – например, купец Васильчиков, и кое-кто ещё. Я своими ушами слышала, как он просил Ульяну – подсобить ему с ветром, чтобы благополучно добраться до великой непогоды. Она только улыбнулась – мол, как всегда, долетишь – и не заметишь. Я надеялась, что так и вышло, и что мы увидим его ещё, только чуть позже. Ульяна, будучи спрошена, только отмахнулась – ветер, сказала, дело такое, могуч и своенравен, но договориться с ним можно, если знать – как. Очевидно, она знала. И разом с ним вышли в море ещё три корабля – мол, если Демьян Васильич собрался, то дело верное.

Приглядывать за Ульяной и помогать ей во всём купец Васильчиков попросил, внезапно, Платона Александровича. Мол, мало ли, что, вдруг где защитить или что ещё. Ульяна, правда, только хмыкнула, и на лице у неё было написано – можно подумать, сами не справимся, без всяких тут. Но Платон Александрович отнёсся к просьбе серьёзно, так ей и сказал – вы, мол, Ульяна Арсентьевна, что хотите, то и думайте там себе, а я обещал.

В итоге Ульяна, надев тулуп и закутавшись в платок, добредала ежедневно до нас. Вообще погода нанесла жестокий удар по местной социальной жизни, потому что никому не хотелось, чтобы сдуло с горки в воду. Да и с тёплой одеждой, как я понимаю, у всех было по-разному, поэтому многие просто предпочитали поменьше выходить из избы. Скажем, когда я увидела, в чём собирается пойти кормить кур наша Дарёна, то разоралась, и выдала ей для начала шерстяные чулки из своих запасов. Шерстяной платок у неё был, но ветхий, Ульяна посмотрела на всё это и сказала – будем прясть шерсть и вязать.

Дело хорошее – прясть да вязать, и зала моя большая для этого неплохо предназначена, только пришлось невольным нашим гостям строго-настрого объяснить, что местных женщин трогать нельзя ни в коем случае. Непонятливые получили осветительным шариком промеж глаз – я хорошо запомнила подслушанный разговор, и кажется, этот аргумент способны понять все. Пришлось применить к троим, остальные притихли. И проводили время в одном углу залы, за болтовнёй или игрой в кости, а мы в другом взялись прясть – кто умел, конечно, я-то нет – и вязать.

Вязать я в целом умела, когда-то в юности случалось. Теперь пришлось вспомнить – Ульяна принесла клубки серых шерстяных ниток, и мы нашим дамским сообществом первым делом принялись обеспечивать всех нас тёплыми чулками, носками, шарфами и варежками. Конечно, шарф не так хорош, как ажурный тонкий и тёплый пуховый платок, но и не так плох, как голая шея и плечи. Поэтому – годится.

На шарфе я в целом вспомнила, как вяжут спицами, дальше вспомнила, как вяжут варежки, а потом и носки. Пряли Дарёна, Меланья и Ульяна, и маленькая Настя тоже, Марьюшка же моя сначала смотрела и дивилась, она тоже отродясь ничего подобного в руки не брала, потому как камеристке очень знатной дамы такое дело без надобности. А потом тоже втянулась – попросила веретено, день промучилась, потому что нитка никак не выходила ровной, а к вечеру у неё тоже начало получаться. Вот и славно, без тёплых вещей не останемся.

Нас навещал отец Вольдемар – но он весь распадок обошёл не по разу, потому что желал лично удостовериться, что все живы, что дрова есть, что никто не замёрз и не заболел. И кажется, в соседние распадки тоже ходил, по разу, проверял. Раз, когда ветер стих, заглядывала Дуня – тоже спросить, как дела, все ли здоровы. Регулярно приходил Платон Александрович с гитарой – развлечь нас, так он говорил. В конце концов гитару просто стал оставлять у нас, чтобы не носить её по морозу.

Ещё приходили гости с горы. Не толпой, как на битву с нежитью, а по одному или по двое. Их всегда приводил Северин, а с ним уже появлялись либо полковник Трюшон, либо интендант Дрю, либо ещё один маг – мужичок лет так шестидесяти, звали его Рогатьен, и был он, как оказалось, камердинером генерала, и человеком бывалым. Коренастый, крепкий, темноглазый и почти лысый, он явился, обнюхал все углы в доме, похвалил защиту, осмотрел припасы и обещал принести что-то вкусное, как уймётся метель, и можно будет прислать сверху телегу. Что-то такое, что лучше не носить тенями, ибо испортится, даже если хорошенько заклясть. Нам всем стало любопытно, но он не раскололся. И потом сидел, пил чай, ел пироги, слушал песни да нахваливал.

Ульяна знала много песен, были они длинны, рассказывали то просто о жизни – как кто кого полюбил да что у них потом вышло, а то ещё волшебные сказки – про Ивана-царевича, героев-богатырей и ещё кого-то там. Иногда я сменяла её, некоторые песни вполне заходили здешней аудитории – о том, как дощечка-доска подвела казака, о том, что не шей ты, мне матушка, красный сарафан, и живёт моя отрада в высоком терему и что там ещё можно было вспомнить. Иногда просто сидела с гитарой и вспоминала, как аккорды ставить – мало ли, вдруг ещё придётся.