...
Слухи ходили разные. Например, кто-то видел тень рогатой лошади с руками-лапами, торчащими из грудины. А другие говорили, что существо не имеет формы, оно как сгусток густо-серого клубящегося дыма. А третьи утверждали, что оно стелется по земле как многоногая ящерица. Но сходились в одном: у существа есть глаза, про них упоминали все свидетели. И звук. Всегда один и тот же. То ли цокот, то ли стрекот гигантского насекомого.
Но я-то знал, что это могло быть всего лишь художественным преувеличением, кочующим из одного рассказа в другой. И все бы ничего, если бы не стали пропадать люди. Не массово, конечно. Да и потом выяснялось, что вроде бы то одного, то другого видели в разных местах...
В общем, когда Серега рассказал мне о "жутовской жути", я не сразу зацепился за историю. Ну, знаете, этот высокомерный цинизм городского жителя относительно затерянного на карте пгт?
"Ничего он не затерянный, — обиженно сказал Серёга. — Там даже поезда дальнего следования останавливаются. На две минуты. Да ну тебя, Тёмыч. Я тебе дело говорю. Валяешься тюфяком, бухаешь, в квартире срач. Когды ты последний раз писал? Вон, клава пылью заросла. Как хочешь."
Тогда я ему ответил что-то вроде "бухтишь, как моя бывшая", он, конечно, заткнулся и ушёл. Не обиделся, это ж Серёга. Но как-то уход его, особенно когда на столе еще оставалась пара неоткупоренных банок, меня задел. Не сразу. Сразу я тогда пиво допил. И послал его мысленно. И всех послал. Моя жизнь, что хочу, то ворочу.
А утром раздался звонок. И в поисках телефона взгляд наткнулся на отражение в зеркале. Бледная опухшая рожа в сумраке заставила меня ухмыльнуться. Во, где жуть. А эти ваши страшилки про конячью многоножку... Брехня это всё.
— Лапушкин! — прогрохотал динамик и я отодвинул его от уха. — Где, <...>, обещанный рассказ? Сроки прошли две недели назад. Сборник будет подписан в печать шестнадцатого. Если ты ничего не сдашь, то аванс, сам понимаешь.
Филимонов, редактор издательства "Домус Книгус", вообще никогда не здоровался. Высокой культуры человек, блин.
— Сень. Не ори, а? Я пишу.
— Опять с бодуна? Знаю я, как ты пишешь. Лапушкин, я тебя протащил в антологию, а ты? В общем так. Либо на следующей неделе ты сдаешь десять тысяч слов в виде рассказа, либо я тебя лично распну. У тебя есть сюжет?
Рожа в зеркале скривилась. Да распните уже. Жизнь моя — вот где кошмар. Только она не подойдет для "Антологии ужасов".
Аванс... Да прое... Проел я его.
— Сюжет — жуть. А... Э... Жутовская жуть, слыхал? На реальных событиях.
— Чего? — редакторский голос чуть подобрел. — Ты серьёзно что ли пишешь?
— Ну. Только вот... Мне для... достоверности... очевидцев бы опросить.
Повисло молчание. Филимонову был нужен мой рассказ и я это знал. Ведь когда-то тираж с моей фамилией сметали как горячие пирожки. Вот чертяка. Давай. Ломайся.
— Деньги что ли нужны?
Вот умничка. Не только культурный, но и сообразительный.
— Это недалеко. Мне на пару дней. Поезд там, проживание. Два дня. Для детализации. Знаешь, такое полудокументальное повествование. Типа "Ведьмы из Блэр". Журналист едет расследовать запутанное дело. Пропажа людей, неопознаное чудовище, любовная линия. Злой участковый. Хапуга зам. главы администрации. И все такое.
Сопение в трубке сказало мне, что я на верном пути.
— Тёмыч. Ты комар. Деньгососущий комар. Такой же паразит. Скинь координаты, билет сам куплю. Командировочные оформим. После четырех заходи.
Он отключился.
Вот черт. Где это Жутово вообще?
Рожа в зеркале икнула, а палец уже тыкал в Серегин контакт.
...
В голове крутился мотивчик из детства. Что-то вроде "На дальней станции сойду, хлеба по пояс…".
Только вот конкретно тут никаких хлебов не было. Станция как станция, прилично покрашеное в белый и нежно-голубой приземистое зданьице, солнце, птички. Несколько тощих, южного типа, голубей смотрели на меня с крыши. Почему же они тощие? Тут же не меньше трех элеваторов в округе. Ах да. Один из них заброшен и там меня ждет монструозная многоножка.
Как автор ужастиков я никогда сам не верил в описываемую мною хрень. Не Лавкрафт ни разу, ага. Комлитчик, так нас называют. Деньги — вот мое вдохновение. Так я думал, пока не пришёл он. Неписец. Пришел, стукнул меня по дурной башке и выбил всю фантазию. Раньше я думал, что это просто, сел, заполнил страницы отборной чушью, главное, чтобы там были все штампы. Непонятные существа в пугающем антураже, туповатые персонажи, "давайте разделимся", сногсшибательные вопящие блондинки... Вот это всё.
И я садился и тасовал их как колоду. Смешно... Меня покупали. Хвалили. Говорили, как тонко я иронизирую над жанром. И что-то про метаиронию... У меня эти рецензии где-то до сих пор лежат. Ухохотаться.
А года два назад вышел тот роман. И кто меня дернул в философию? Вообразил себя серьезным литератором? Идиот. Пописывал страшилки, копеечку, но имел, а сейчас? Поиграл в писателя? Доигрался. "Исписался," — сказали они. Эти рецензии я тоже храню. Может вообще нужно было остаться в своем НИИ? Куда меня понесло-то?