Мятежник из рода Инганнаморти

Глава 7. "Рейнард Инганнаморти"

Венецианская карусель, пестрящая яркими красками и лентами, медленно кружилась по кругу. Маленькие дети, восседавшие на деревянных, разукрашенных лошадках звонко и безмятежно смеялись; громко играла каллиопа, и, казалось бы, даже сами листья на деревьях пустились в пляс. Тёплый майский ветер с нежностью трепал ткань детского нарядного платьица: будучи совсем маленьким ребёнком, я обожала подобные походы в парк развлечений.Схватившись за импровизированные поводья, я наслаждалась моментом: эта карусель была любимым моим аттракционом.

-Мама, смотри как я умею!

Покачнувшись, я вскинула руки вверх, весело захохотав. Мама лишь устало улыбнулась в ответ: она, не отрывая взгляд, пристально следила за каждым моим движением. С каждым месяцем мама становилась всё меньше и меньше: совсем миниатюрная, она будто таяла на глазах, и сейчас на фоне толпы казалась совсем невзрачной. Но я, совсем ещё кроха, требовала к себе любви и внимания: мой ум ещё не постиг той страшной правды, что не каждая болезнь излечима и что жизнь совершенно не похожа на ту сказку с хорошим концом, которую я так привыкла слушать на ночь.

Карусель всё кружилась и кружилась; душа наивного ребёнка счастливо пела, не обременяя тело лишними мыслями. Искренняя, детская улыбка не сходила с моего лица: это было время, которым можно было бы наслаждаться целую вечность. Прикрыв глаза, я на минуту представила себе дивное зрелище: рассекая воздух и цепляя краешком ног высокие травы, я мчусь на белоснежной лошади, вглядываясь куда-то вдаль. Любопытно, что же меня ждёт там, за горизонтом? Сказочный замок? Или же божественный сад, наполненный ароматами благоухающих цветов?

Но, к сожалению, далеко не каждому блаженству суждено длиться вечно. Холодный, пронзающий ветер заставил мои глаза распахнуться. Поёжившись, я бросила взор в толпу, пытаясь отыскать мать, но тщетно. Прежде ясное и приветливое небо затянули тяжёлые, серые тучи, а где-то вдали угрожающе загрохотал гром. Карусель то и дело набирала обороты: сумасшедший ветер пронзал моё тело едва ли не до самых костей, пытаясь сорвать меня с деревянной лошадки. С последних сил ухватившись за твёрдую разукрашенную шею, я отчаянно закричала, но никто не слышал меня. Страх, словно коварный хищный зверь, впивался острыми клыками в моё маленькое неокрепшее естество всё глубже и глубже, заставляя меня неистово кричать. Пугающие, мрачные тучи устлали небо чёрным полотном; с каждой минутой меня поглощала неведомая тьма. Тьма, с которой уже ни за что не выбраться…

В тот момент я не могла понять, где я и что на самом деле со мной происходит. Словно очнувшись от кошмарного сна, я снова открыла глаза. Но что это? Я не увидела ничего, кроме ужасающей, кромешной темноты.По телу пробежал неприятный холодок: неужели я всё-таки умерла? Разве это возможно? Но, если меня уже нет в живых, почему же я чувствую невыносимую головную боль? И холод… Здесь царил жуткий, неумолимый холод, который вынуждал содрогаться моё тело. Разве покойники могут ощущать нечто подобное?
Ко мне постепенно начинало приходить понимание того, что я всё-таки жива. Собравшись с последними силами, я попыталась сдвинуться с места, но тщетно: мои запястья были крепко связаны верёвкой. Отчаяние нахлынуло огромной, внезапной волной, окатив с головы до пят. Тряпичный мешок, одетый на мою голову, частично перекрывал доступ к воздуху, из-за чего моё дыхание заметно участилось.

Страх, отчаяние и ужас полностью завладели моим телом. Сердце учащённо колотилось, а к горлу подступила противная тошнота. Я пыталась хоть как-то контролировать себя: если меня стошнит, я могу просто-напросто захлебнуться, ведь чёртов мешок был крепко затянут на моей шее. Что же теперь со мной будет? Думать сейчас о побеге слишком бессмысленно: я была полностью обездвижена. Каменный пол холодил мою спину: она так затекла, что я чувствовала ею каждый бугорок и каждую выемку, что доставляло мне массу неудобств.
Я потеряла счёт времени. Каждая минута кошмарных мук казалась бесконечной, и от этой мысли хотелось умереть.Затаив дыхание, я прислушалась. Ни звука. Совершенно ничего не слышно. Вне себя от паники, я громко закричала, но в ответ опять услышала лишь тишину. В течение нескольких минут я продолжала отчаянно дёргаться, в попытках высвободиться от опутавших меня верёвок, но бесполезно. Завалившись на бок и свернувшись в калачик, я тихо захныкала: ужас предстоящего кошмара полностью овладел мною, заставляя моё тело содрогаться в истерике. Мне больше ничего не оставалось, как лежать. Лежать и терзать себя мыслями об уготованной мне участи, которой, как это ни было не прискорбно, мне не избежать…
                                                         

                                                                               * * *

В эту мрачную, но богато убранную комнату ещё не удавалось пробраться ни единому солнечному лучу: здесь круглосуточно царила ночь, и лишь роскошная, сияющая хрустальная люстра служила единственным источником света. Обшитые красным деревом стены были украшены картинами с изображением хищных животных и кровопролитных сражений- впечатляющего, и в то же время пугающего зрелища. На полу лежал огромный персидский ковёр: эта редкая и дорогая вещь несостоятельным персонам была просто не по карману.

Лохматая шкура медведя украшала одну из стен: прямо возле неё располагался стол, манящий изобилием дорогих алкогольных напитков, наличие которых во времена «Сухого закона» было крайне неприемлемым явлением. Высокий молодой мужчина, облачённый в тёмно-бордовый костюм-тройку, плеснул себе виски в бокал и вальяжно плюхнулся в удобное кожаное кресло. Пристальным взором оценив содержимое бокала, он пригубил напиток, блаженно прикрыв глаза и откинув голову на мягкую спинку кресла. В сию же минуту высокая, резная дверь беззвучно отворилась: стук женских каблучков о мраморный пол тут же нарушил воцарившуюся тишину.