Мышки умеют играть

Глава 3

Я приготовилась к вечному падению, отсутствуя в своем собственном теле в первозданной пустоте, но реальность почти мгновенно возвращается ко мне. Теплый воздух собора стал ледяным, и мои зубы болят и дрожат, как будто вот-вот раскрошатся. Я ничего не вижу, свет задерживается в моих глазах яркими пятнами, которые расцветают и кружатся везде, где я пытаюсь сфокусировать свой взгляд.

Я вздрагиваю, шевелюсь, но тут же вспоминаю о синяках на руках. Неведомые пальцы впиваются в мое тело, и удушающая хватка на шее снова сжимается, посылая мурашки по спине. Прерывистый крик пробивается к моему горлу и вырывается наружу, эхом отдаваясь вокруг, невероятно громко.

- Отпустите меня!

Я снова пытаюсь вырваться, но тут же замираю, осознав, что земля под моими ногами дрожит и лязгает. Мы больше не в церкви. Неужели я потеряла сознание? Как долго? Как далеко они меня увели?

Я моргаю, прогоняя остатки оцепенения и паникой. Мы стоим на узкой металлической платформе, подвешенной над круглой ямой, такой огромной и глубокой, что она исчезает в полной темноте примерно в пяти метрах под нами. Я застываю, закатывая испуганные глаза на бесконечные стены, окружающие нас, испещренные крошечными осколками голубоватого света, как алмазы, инкрустированные в камне. Это не реально. Это не Питер. Ущипните меня: я не думаю, что мы даже в России. Настолько нереальным было окружающее пространство.

- Осторожнее, не упадите. Или это будет последним падением, в вашей жизни.

Мягкий мужской голос упрекает, окрашенный тем же самым акцентом, который я слышала от фальшивого санитара.

Капюшон снова появляется в поле моего зрения, и я впервые отчетливо вижу его. Где бы это место ни находилось, тусклый голубоватый свет теперь вырисовывает его длинные волосы и резкие черты лица, когда он стоит прямо передо мной.

Темные глаза оценивают меня, они сочетаются с сардоническими бровями, как два мазка черной краски. Лезвие носа, усыпанное веснушками. Он не выглядит молодым, но я не вижу ни единой морщинки, ни единого изъяна на его лице: ему может быть где-то между двадцатью и тридцатью. Как и у санитара, от сверхъестественного совершенства этого человека у меня мурашки бегут по коже.

Страх не поможет мне в этом кошмаре, но злость может помочь. Я позволяю ей прорваться сквозь меня, впитывая каждое слово, которое мне удается выдавить.

-Кто ты такой? Что тебе нужно?

Выражение его лица смягчается чем-то похожим на улыбку.

- Ты. У меня есть ты, и это именно то, что я искал.

Я перевариваю угрозу, вложенную в его уговаривающий бас.

- Но почему? Я тебя не знаю!

Он опускает голову, пряча глаза под полями шляпы.

- Хватит болтать без умолку.- когда он говорит это, я замечаю в его руке что-то вроде ремня безопасности, прикрепленного к блестящему куску металла.

Мне это не нравится. Мой желудок вздымается в новом ужасе, и я пытаюсь отвернуться, когда он поднимает кожаный ремень к моему лицу. Его головорезы сжимают меня сильнее. Я мельком вижу профиль пожилого мужчины с аккуратно подстриженными усами, прежде чем он хватает меня за предплечье.

Безликий, который держал меня в свободном удушающем захвате до сих пор, хватает меня за челюсть, как он сделал это в церкви. Я сплевываю и кусаюсь напрасно, пока мужчина вставляет кляп мня в рот и быстро застегивает кожаный ремешок под подбородком и над головой, который встречается с другим, завязанным на затылке. Последний, болезненный рывок, и я остаюсь задыхающейся и пускающей слюни, пленницей.

Капюшон рассматривает свое творение с абсолютной отрешенностью что-то бормочет:

- Кровь защитит от меда и лжи, которые льются из уст неверной жены.

Что за... Я крепко зажмуриваюсь, пытаясь остановить слезы, которые щиплют глаза. Это все неправда, я сейчас проснусь. Я должна проснуться.

- Довольно. - он отдал команду своим людям.

Как только в воздухе раздается команда, мужчина позади меня отпускает мою шею. Я чуть не упала на колени, но он двигается очень быстро, просунул руку мне под мышку и удержал меня на ногах. Его усатый двойник хватает меня за другую руку, в то время как третий замыкает нашу зловещую процессию. Капюшон ведет меня к единственному видимому выходу из этого гигантского грота. К железным дверям, встроенных в каменную стену в конце коридора.

Как будто кто-то с другой стороны ожидал нас, серебристая нить прорезается между дверьми, и они со стоном открываются. Каждый шаг вперед обходится мне дорого, я изо всех сил пытаюсь дышать, постоянно глотая слюну, скапливающуюся под языком. Сквозь двери проскальзывает холодная струйка тумана, неся с собой запах уличных и мокрых листьев.

Они выносят меня наружу, где бы это ни было.

Унылый дневной свет омывает нас, когда капюшон ведет нас к выходу, а его головорезы тащат меня за собой. Не быть и восьми вечера, когда меня забрали, сколько же времени я была без сознания? Мои ноги скользят по неровной и скользкой земле  из блестящих булыжников. Туман рассеивается, открывая дорогу впереди нас, и несколько мужественных силуэтов собираются вокруг того, что может быть как грузовиком, так и машиной.

У меня подкашиваются ноги, когда я вижу лошадей. Грузовик - это карета, запряженная четырьмя белыми пятнистыми скакунами, с каким-то фальшивым рогом, прикрепленным ко лбу их уздечки. И эта уздечка напомнила мне кляп.