На грани:отсвет ориентиров

День свадьбы

Дни неумолимо пробегали мимо, не обращая внимания на просьбы сжалиться надо мной. Среда, четверг, пятница. Я поймала субботу за рукав. Она испуганно посмотрела на меня и, вырвав руку, понеслась вдвое быстрее. Наконец, настал день свадьбы, а я так и не придумала, что мне с этим делать. Хоть я и жила в богато обставленной комнате, ни на минуту не забывала, что я пленница. Возле двери постоянно дежурил охранник, Гретта отходила от меня только изредка, чтобы распорядится насчет еды. Я чувствовала себя гораздо лучше, но единственное, что мне было доступно – это гулять по комнате. После тридцатого круга это занятие совсем потеряло свою привлекательность. Одно доставляло радость: мой ненаглядный не появлялся. Может его убили? Ну или хотя бы сильно покалечили? Неужели так сложно? Моя нервозность росла с каждым часом.

      Было уже около десяти утра. Я стояла у окна, вглядываясь в далекую линию горизонта. Где-то там, может быть, у меня есть семья, которая сейчас всеми силами пытается помочь мне и вызволить из плена. В лесу, конечно же, прячутся люди, которые, как только я спущусь вниз, освободят меня и пристрелят чертова Ланкастера. Хотя, ладно, я не кровожадная. Пусть просто жестоко изобьют. Где-то там, за горизонтом, есть свобода, жизнь. Надо лишь добраться до него.

      Грета вошла, неся в руках белое платье. Она осторожно уложила его на кровать и бережно расправила складки. Тонкий шелк переливался на солнце от снежно-белого к серебристому, ажурная атласная вышивка на корсете придавала платью удивительное изящество и легкость.

      – Вы будете самой прекрасной невестой, - сказала Грета.

Может быть, меня бы это и обрадовало, но не в этой ситуации. Это платье прямым текстом заявляло мне о том, что я одной ногой уже в аду. Один неверный шаг и мне никто не не сможет помочь. Когда Грета одела меня и причесала, я не узнала себя в зеркале. Мои бледные щеки теперь прятались под легкими румянами, всегда непослушные, вьющиеся волосы были уложены в аккуратную прическу. Даже мою худую фигуру, не отличающуюся особым рельефом, это платье делало более изящной и мягкой.

      - Я пойду позову Уолтера, он принесет букет, и мы спустимся вниз. Хозяин уже ждет вас, - сказала Грета и вышла из комнаты.

      Вот и все. Придет Уолтер, и моя судьба будет решена. Ланкастер уничтожит меня, но с начала вдоволь наиздевается. Он уже ведет себя так, словно я его собственность, и для пущей убедительности хочет сделать так, чтобы я собственноручно на это подписалась. Я представила себе противную улыбку на его самодовольной морде. А вообще-то хрен ему, а не свадьба. Я сорвала с волос венок и растрепала прическу. В моей душе при этом поднималось чувство какой-то отчаянной радости. Я стянула с себя платье и с почти детским злорадством, воровато оглядываясь, принялась искать ножницы. Они оказались совсем на виду, на тумбочке. Увлечение моей горничной шитьем сыграло мне на руку. Я методично кромсала платье на полосы и зигзаги, представляя на его месте фигуру моего возлюбленного жениха. Наконец, расправившись с ненавистным предметом гардероба, я, прямо как была в панталонах и корсете, залезла под одеяло. Закончила я как раз вовремя, потому что через минуту в комнату с торжественным видом вошел Уолтер. Он удивленно посмотрел на меня, потом на белую груду обрезков ткани и унесся куда-то вместе с букетом в руках.

      Я была вполне довольна своей выходкой, ведь теперь свадьбу точно придется отложить. Может быть, я тут всем в конец надоем и меня отпустят. Ну или убьют. Второй вариант казался мне все более вероятным. В комнату влетел Ланкастер. Ему хватило нескольких секунд, чтобы оценить ситуацию. Мрачное веселье, натянуто гоготавшее в моей груди, быстро сменилось страхом при виде его выражения лица. Нет, к его ненависти я уже привыкла, но когда он вдруг сделался спокойным, и даже выдавил приторную улыбочку, мне стало совсем не по себе. По спине забегали мурашки, в поисках безопасного укрытия.

      - Что ж, раз платье тебе не по нраву, пойдешь голой, - сказал он.

      Он ведь пошутил? Судя по всему, нет. Ланкастер схватил меня за предплечье и рывком вытянул из кровати. Тяжелая рука сомкнулась на моем запястье словно наручники, и он потащил меня в одних панталонах вниз по лестнице. Мои слабые попытки протестовать и упираться вряд ли были им замечены, как и различные красочные эпитеты к его имени. А может он специально пропускал их мимо ушей, чтобы не портить мой вид. Кажется, он всерьез решил довести начатое до конца, а уже после с лишком отыграться. Он открыл дверцу кареты и толкнул меня внутрь с такой силой, что я споткнулась и свалилась на пол, а следом залез сам и крикнул кучеру: «поехали».

      Вот ведь кретин. Я поднялась с грязного пола кареты и забилась на сидение в противоположный от него угол. Ланкастер смотрел в окно и пытался успокоить дыхание. Его явно взбесила моя выходка. Что ж хоть одной цели я достигла. Вскоре мы остановилась около маленькой церквушки. Ланкастер открыл дверь и вышел из кареты. Он ждал, пока я выйду.

      Вот теперь я осознала всю глупость того, что натворила. Как я могу пойти в церковь в таком виде? Даже если там только священник. А если не только? Я вжалась в стенку кареты, приготовившись отбивать любые атаки, но мой мучитель сжалился надо мной и, потянув за шнурок на груди, снял свой плащ и великодушно бросил его в меня. Я судорожно рылась дрожащими руками в складках ткани, пытаясь сообразить, где у этого огромного куска материи верх. У меня так ничего не вышло, хоть я, кажется, повернула его в руках уже не один раз.

      Ланкастер закатил глаза и вытащил меня за руку из кареты. Он отобрал плащ, расправил его и накинул мне на плечи, завязав спереди шнурок. На запястье снова сомкнулась его железная рука и потащила меня к маленькой калитке. Плащ как монашеская ряса покрывал мое тело и волочился еще на добрые полметра по земле. Ланкастер в очередной раз вздохнул, оглядывая меня, и толкнул церковные двери. К моему большому облегчению, там было всего несколько человек. Священник уже ждал нас у алтаря. Я шла, поминутно запинаясь о длинный плащ, шагами отсчитывая последние секунды моей жизни.

      Мы остановились напротив священника, застывшего с тяжелой книгой в руках и торжественным выражением на лице. Он начал бубнить давно заученную речь, а внутри меня все начало дрожать. Ланкастер, судя по всему, это почувствовал и осторожно краем взгляда посмотрел на меня, видимо, решив проверить, не хлопнусь ли я прямо сейчас в обморок.

      - Согласны ли вы взять эту девушку в законные жены? – спросил священник.
      - Согласен, – холодно ответил Ланкастер.
      - Согласны ли вы взять этого мужчину в законные мужья?

      Ага. Конечно. Он же моя мечта. Здоровенный небритый мужик, который прибьет меня в первый же день нашей счастливой супружеской жизни. Да он ненавидит меня! А еще он сейчас сломает мне руку, если хоть немного сильнее сожмет. Ай!

      - Да-а, - проскулила я, чтобы не расставаться с такой любимой мною частью тела.

      - Объявляю вас мужем и женой, - провозгласил священник.

      Упокой господи мою душу.

      Ланкастер повернул меня лицом к себе. На дне его холодных глаз заиграли злорадные огоньки. Тонкие точеные губы изогнулись в самодовольной ухмылке. Я не успела опомниться и сделать вздох, как он больно впился в мои сжатые губы. Хорошо, что это длилось недолго. Пока я ловила ртом воздух, как рыба, оставшаяся из воды, он выволок меня из церкви и упихал обратно в карету. Я пыталась осознать произошедшее. Это казалось таким невозможным и абсурдным, что я не могла поверить в реальность происходящего.

      Ланкастер выдернул меня за руку из кареты и потащил в замок. Я путалась в плаще и совершенно не успевала за ним. Наконец, на одной из крутых ступенек я споткнулась и не пропахала носом по белому мрамору только потому, что он вцепился в мое предплечье. Ланкастер что-то прорычал сквозь зубы и поднял меня на руки, не обращая внимания на мое истеричное сопротивление. Я еще не была в этой части замка и кажется уже начала догадываться, куда он меня тащит.

      Он пнул ногой тяжелые двустворчатые двери, мы оказались в большой спальне. Одно это обстоятельство уже заставляло меня дрожать. Он подошел к широкой кровати и попытался опустить меня на нее, но не тут то было. Я намертво вцепилась в его шею, так что черта с два он от меня освободится и что-то сделает. Он пытался расцепить мои руки, но страх в несколько раз увеличил мои силы, и я продолжала болтаться на нем как заправский ленивец на дереве. Если бы мне кто-то раньше сказал, что я буду искать в подобной близости спасение, я бы рассмеялась ему прямо в лицо. Наконец, Ланкастер бросил бесполезные попытки снять меня с себя и, тяжело вздохнув, уселся на кровать. Я спрятала нос на его плече и еще крепче вжалась в его тело. Пиявки, следует заметить, присасываются с меньшим усердием.

      - Ну и что теперь прикажешь делать? - спросил он. - Так и ходить с тобой? Ты слишком буквально поняла обещание быть неразлучными в болезни и радости. Выпусти меня, я тебе ничего не сделаю, - сказал он. - До вечера, во всяком случае.

Доводы рассудка сейчас, тем более Ланкастера, едва ли могли меня переубедить. Я не стала без боя сдавать своих позиций и вцепилась в него с удвоенной энергией. Он зашипел, пытаясь вздохнуть. Были бы силы – задушила гада.

      - Неужели ты меня так сильно боишься? Раньше ты была куда храбрее, - заметил он.

      Пошел к черту. Если уж насильно привязал меня к себе, то жизнь я тебе конкретно испорчу. Не думай, что победил, впереди еще не одна битва. Хотя враг, кажется, сменил стратегию. 

      Его ладони легли на мою спину и осторожно поползли вниз, но носа от его плеча я так и не убрала. Он нагнулся и поцеловал меня в висок. Не знаю, что меня больше напугало: его поведение или моя реакция на него. Он начал целовать шею и плечо, открывшееся из-под сползшей ткани. Мне вдруг стало слишком жарко. Он провел рукой по позвоночнику снизу вверх так, что пришлось выгнуться и показать свое лицо. Какая же у него довольная морда. Его карие глаза становятся все ближе, пока совершенно не перекрывают собой пространство. Горячее дыхание обжигает мне кожу.

      Я не желала его близости, но теперь и не хотела, чтобы он меня выпускал. Мне было так жарко в его руках и странно спокойно. Кажется, впервые за долгое время я почувствовала себя в безопасности. Он оторвался от моих губ и посмотрел на лицо. Что-то шевельнулось в его равнодушных глазах. Он задумчиво провел по еще не сошедшему синяку на скуле. Впервые я узнала, что за хладнокровной маской прячется что-то живое. Он вдруг коснулся губами в том месте так осторожно, словно пытался вылечить своим прикосновением все раны. У меня даже дыхание остановилось. Я с замирающим сердцем сосредоточилась только на этом непонятно нежном прикосновении. Мои пальцы уже отцепились от шеи и перебирали его волосы. Странно, но они оказались мягкими. Он, почувствовав долгожданную свободу, положил меня на кровать, не отрывая губ от моего тела.

      - Я хочу видеть тебя вечером на ужин, - прошептал он на ухо. – Хорошо?
      - Хорошо, - ответила я, уже не в силах сопротивляться.

Он вдруг отстранился. Стало сразу холодно. Сквозняк слегка привел меня в чувство.

      - Буду ждать, – с наглой улыбкой сообщил он и вышел за дверь.

      Ну что за человек. Опять меня провели как ребенка. Я повернулась на бок и накрылась краем одеяла. Так странно, он ушел, и вместе с ним меня покинуло чувство спокойствия. Я просто давно не видела к себе человеческого отношения. Ему нужно было снять меня со своей шеи вот и все. Очень просто. Я пригрелась и вскоре провалилась в сон. В конце концов, этот день меня полностью вымотал.



Отредактировано: 05.05.2019