На излом

Храм

Яркая вспышка отбросила меня на пару метров назад, и я с противным причмокиванием врезалась во что-то мягкое. Наверное, один из трупов Кавра, они у него вечно какие-то полусгнившие – слишком уж долго он над ними возится. Быстро пробежавшись руками по телу, удостоверилась: мантия не прогорела и не порвалась. Полную невидимость она, конечно, не даст – только не вблизи от Солнечного храма. Но слиться с окружающей средой поможет. В пылу битвы вряд ли кто-то обратит внимание на расплывчатую тень у самой земли, верно? Тем более – ночью. Жаль только, что эта ночь иногда светлее дня из-за огня и света, который прорывался то тут, то там из посохов темпларов. Они сражались яростно, ожесточённо, наши мертвецы падали десятками. Но у монахов не было шансов. Ни единого.

Труп, который любезно смягчил моё падение, упорно пытался продолжить своё движение вперёд. И мне, кстати, пора уже было делать то же самое.

Я скатилась с его туловища и, накинув на голову капюшон, поползла вперёд. Храм белел в сотне метров отсюда, высокий и грубовато-простой. Но я направлялась не к нему. По крайней мере, пока – уже через несколько часов я наверняка прогуляюсь по опустевшим коридорам. Однако прямо сейчас я, старательно огибая сражающихся храмовников, приближалась к одному их собрату. Мёртвому. Серые одежды темплара разметались по траве, а с рыжих волос стекала кровь. Труп, одолевший этого парня, превратился в ходячий факел – но, даже сгорая, продолжал бить камнем по голове уже поверженного противника. Запах жжёного мяса пробуждал аппетит после долгой дороги. Впрочем, в закромах храма наверняка найдётся что-то повкуснее, чем подгоревший мертвец.

Я наконец достигла его и склонилась над телом. При жизни этого парня даже можно было бы назвать симпатичным – до того, как половина лица превратилась в кровавое месиво, а посреди рыжих локонов пробили дыру размером с кулак.

Мертвец рядом наконец прогорел до того состояния, что потерял способность двигаться, и свалился на траву. Он потрудился достаточно, теперь моя очередь. Посмотрим, продолжат ли монахи сражаться так слаженно, когда против них встанут их собственные братья.

Поплотнее закутавшись в мантию, я положила руки на грудь парня. Она была ещё тёплым, почти горячей. Сосредотачиваясь, я прикрыла глаза. Крики и грохот вокруг будто притихли, в то время как я пыталась собрать в одну точку мечущуюся вокруг энергию. Я почти видела её – зелёный цвет переливался разными оттенками, переплетал между собой всё вокруг и вселял внутрь дикое желание жить. Стоило только сконцентрироваться на нём, поймать, схватить в ладонь…

Мои веки поднялись. В сознание вновь ворвались звуки и картинки битвы. В десятке метров впереди какой-то храмовник, судя по серости одежд – послушник, тыкал посохом в туловище иссохшегося мертвеца. Яркие, испепеляющие вспышки ознаменовывали каждый удар, но труп пока ещё стоял и даже пытался атаковать обрубками рук.

Нужно торопиться. Я опустила взгляд и увидела, как в кулаке бьётся сгусток ярко-зелёной энергии. Каждая пульсация этого клубка отдавалась во всём теле теплом и какой-то первозданной радостью, совершенно неуместной посреди боя.

Жизненная энергия в чистом виде, светлая и прекрасная, к сожалению, была мне не нужна.

Подняв сгусток к глазам, я начала сосредоточенно его ненавидеть. Энергия, грила, заклубилась быстрее, неуловимо выскальзывая из пальцев. Мой кулак сжался сильнее. Я закрыла глаза, вспоминая смерть, унижения, боль – всё, что только могло подпортить жизнь, бившуюся в моей руке. Если бы я вложила в труп сгусток чистой, ярко-зелёной грилы, то она бы просто рассеялась. Её нужно было изменить. Если говорить прямо – её нужно было осквернить.

Я закусила губу, вспоминая страх, омерзение, убийства. Натренированной фантазией заставляя себя вновь и вновь переживать то, что человек попытался бы забыть. Хотя, вообще-то, мы тоже люди. По крайней мере, большинство из нас. Но, когда каждый встречный твёрдо уверен в том, что ты чудовище, постепенно и сам привыкаешь так о себе думать.

Мысли о косых взглядах и проклятиях, шёпотом посылаемых в спину, тоже помогали энергии переродиться.

Спустя минуту моим глазам предстал тёмно-зелёный сгусток грилы, лениво лежащий на ладони. Он больше не клубился и не пульсировал, просто существовал, мёртвый и даже немного мерзкий. Я бросила взгляд на другую руку. Старый потрёпанный браслет – разноцветные бусины, нанизанные на кожаную полоску – как и обычно, поднял внутри самые глубинные воспоминания. Я всмотрелась в грилу, чувствуя, что в глазах начинает щипать. Энергия в моей ладони стала почти чёрной.

Теперь и только теперь она способна прижиться в трупе. Грила начинала жечь мою кожу. Более опытные некроманты могли хоть купаться в такой энергии, но мне до такого было далеко. Если бы я продолжила держать её в руках, то очень скоро получила бы ожоги, почти кислотные. К тому же темплар впереди наконец разобрался со своим противником и теперь озирался по сторонам, явно выбирая цель для следующей атаки. Так что я торопливо прижала ладони к груди мертвеца и ментальным усилием направила грилу внутрь, к сердцу.

Спустя несколько секунд труп открыл уцелевший глаз. Если честно, пустота во взглядах этих тварей пугала меня до сих пор. Он посмотрел в мои глаза, заставляя дрожь страха пробедать по телу, но я, наклонившись к окровавленному уху, прошептала: «убивай».

Пустота его взгляда сменилась тупой бесцельной ненавистью. Мертвец медленно сел и огляделся вокруг. Кровь на рыжих волосах и веснушчатом лице блестела в свете огня и вспышек. Трупу не нужно было что-то объяснять – живыми в полном смысле этого слова здесь были только темплары. А на мёртвых мёртвые без особых причин не нападали. Эдакая мертвецкая солидарность.



Отредактировано: 20.06.2017