На излом

Лар Ширен — Поместье

Стражи деловито доставали из монахов свои копья. Кровавый след на полу вел от них прямо к помосту, на котором пару минут назад стоял я. Несколько лживых слов – и множество людей погибнут. Сектантов, еретиков. Но ведь людей. Живых. Пока еще.

Все вокруг делали вид, что происходящее – абсолютно нормально. Хотя для них это, наверное, и было нормальным. Я же чувствовал себя чертовски мерзко. Хотелось вымыть руки, а лучше – все тело, скоблить кожу, пока кровь не выступит. Однако вряд ли это помогло бы. Душу мылом не вымоешь.

Ара рядом выглядела взволнованно. Но совсем недавно, за минуту до убийства, она не без особого успеха прятала улыбку. Прекрасно понимая при этом, что сейчас случился. 

Да что такое с ней произошло за эти десять лет?

С момента встречи мы ни разу не говорили нормально. Нужно было это исправить. 

Старики в пышных одеждах один за другим покидали зал, за ними тянулась их свита. Троих монахов, освобожденных от копий, аккуратно сложили у стены. 

– На моей памяти, это первый раз, когда Совет так единодушно принял решение. Обычно они спорят. Часами. Из-за любой мелочи, – Карраш не спешил к выходу, продолжая стоять у стены. – Ну там, как именно отметить праздник, какого цвета должна быть одежда у стражников… Из-за их споров Лары однажды проиграли в войне.

Если его слова – правда… То это давало пищу для размышлений. Скорее всего, была всего одна вещь, которая могла бы заставить Совет сплотиться:

– Темплары выступали за отмену рабства, так?

Карраш прекратил философски пялиться в пустоту и обернулся ко мне:

– А ты умнее, чем я думал. Да. Они вообще много успели наговорить. Но это – в том числе. А что, их судьба тебя сильно волнует? Ты сам сказал, они тебе не братья.

– Да, но… – к черту. Этот все равно не поймет, сколько ни объясняй. Я вздохнул.

Знать толкалась около дверей. Создавалось такое ощущение, будто за ними кто-то гнался, и от того, как быстро они выйдут, зависели их жизни.

– Боги, Фарасол, да прекрати ты уже смотреть вокруг так, словно тебя привели на склад с тухлой рыбой. Что, тоже хочешь прочитать мне проповедь о человеческой свободе?

Нет. Проповеди бы тут уже не помогли. А вот острый меч или погребальный костер – вполне. 

Карраш выждал немного и продолжил:

– Оглянись вокруг, Фарасол. Видишь колонны?

Отлично. Теперь проповедь прочитают мне.

Но колонны я видел. Такие сложно не заметить – высокие и прямые, украшенные толстыми кольцами из темного дерева. Серый, почти белый, мрамор блестел в лучах солнца.

– Ты стоишь в величайшем храме мира. Но держат его именно эти колонны. Убрать их – и купол повалится вниз, за ним рухнет остальной потолок, а от всех этих ударов наверняка обвалятся и стены. Лар Ширен рухнет, как соломенная хижина, – медленно, словно слабоумному, говорил Карраш. – Лары – это храм. Рабы – это колонны. И без них можно построить неплохое здание. Может, даже хорошее. Но не великое. И даже если величие требует человеческих жизней… Лары стоят того. Тот, кто пытается уничтожить рабство – пытается уничтожить город. А что же ты делаешь, Фарасол, когда на твой дом нападают? Слушаешь их проповеди? Следуешь их советам? – он сделал паузу, будто ждал, что я подыграю ему и отвечу. – Готов поспорить, что нет. 

– Ты прав. Нет. Но трупы – ненадежный фундамент для здания. А живые люди – тем более. Думаешь, они согласны на то, чтобы их прессовали в кирпичи для постройки города?

Во взгляде Карраша стало меньше насмешки и больше – на самую малость, но больше – уважения.

– Да ты философ. Знаешь… Может, мы еще поговорим на эту тему. Когда-нибудь. А сейчас, – Карраш ушел от ответа и от меня, решительно двинувшись к выходу. – Идемте. Скоро вся эта знать наконец пройдет через двери, и мы сможем уйти. Знаете, по традиции, чем выше в Совете человек – тем первее он выходит из зала. Так что эта толкотня повторяется после каждого заседания.

Выглядело все это немного дико. Знатные люди в дорогих одеждах, в большинстве своем – немолодые, чуть ли не дрались за выход. Я бы не удивился, если бы у дверей кого-нибудь затоптали насмерть.

– Но вы можете об этом не беспокоиться. Мы всегда выходим последними. Так что наслаждайтесь святым воздухом этого места, – Карраш даже не пытался скрыть горечь в своем голосе. – Поэтому, кстати, мой отец не любит брать на Совет никого из семьи. Ненавидит смотреть на то, как нас унижают. 

Мы остановились у одной из колонн, ожидая, пока последняя партия приближенных покинет зал.

Было что-то символичное в том, что заседания Совета проводились в святом для горожан месте.

– А что будет завтра? И что нам надо будет сказать? – Ара смотрела на Карраша, взволнованно приподняв брови. Тот выдержал трагичную паузу, готов поспорить – абсолютно ему не нужную. 

Девушка кусала пухлые губы, дожидаясь ответа.

– Еще один Совет. Гораздо более важный, чем этот. Возможно, самый важный. Но не переживайте. Свою награду вы получите, – двери наконец освободились для нас, и Карраш двинулся вперед. – Идем. Вы сегодня сделали все, что нужно, так что, быть может, мой отец решит вас как-то побаловать.

***

В Лар Ширен мы ехали в карете – втроем с Каррашем. Его отец двигался на палантине, который держали на своих плечах четверо рабов. Сейчас же, на обратном пути, Карраш позаимствовал у кого-то лошадь и ехал рядом с ним.

Я поднялся в тесную карету и опустился на диванчик. Напротив сидела Ара и смотрела на что-то через зарешеченное окошечко.