На Маяке Надежды

На Маяке Надежды

      Сыро. Сырость и холод словно пробрались до самого нутра и колотили из середины. Я барахтался в воде и вылезал на скалистый берег. Оледеневшие пальцы резались о камни и соскальзывали. Через пол часа попыток я смог выбраться но ободрал всю грудь и живот. От холода боль не чувствовалась.
      Темно. Но не помню ночь то была или день, последние две недели так пасмурно, что я перестал их различать. Дождь лил не прекращая словно земля не могла напиться, из-за этого размыло косу и до настоящего берега было ещё метров сто, но его не видно из-за стены дождя.

– Дурак, – ругал я себя, – зачем полез в воду? Знал же что не доплывёшь, на что ты вообще надеялся?! Теперь только хуже, что бы согреться придётся спалить много дров, а их и так нет!

      Я подошёл к тяжёлой двери маяка и с трудом открыл её, от сырости она совсем разбухла, после с таким же трудом закрыл её за собой. Уже внутри я разломал журнальный столик и сложил обломки в камин, обложил их старой газетой и пытался высечь искру. От холода руки не слушались и сломали спичку. Немного согрев пальцы дыханием я попытался опять и вот бумага задымилась. Обломки стола начали гореть.

– Нет, надо от сюда выбираться, – думал я согревая руки у камина, – тут я долго не протяну.

      В этот момент в дверь постучали.
      Я подумал, что это шторм колотит створками на окнах, не обратил внимания и продолжил греться.
      В дверь постучали во второй раз.
      Я обернулся и, не меняя скрюченной позы, долго смотрел на дверь, что бы понять от куда стук. Из-за двери, или он внутри моей головы. Ведь почему то он показался мне знакомым.
      Постучали в третий раз.
      Я подошёл к двери но она не открывалась и её пришлось выбивать плечом. Как только дверь приоткрылась ветер чуть не сорвал её с петель, косой дождь ударил в лицо и начал заливать порог. Я осмотрелся – никого не было.

– Это буря стучала мне в дверь? – подумал я.
– Конечно буря! Кто бы мог очутится здесь в такую погоду! – ответил я сам себе.
– Но я же слышал стук! Вдруг это был человек?
– Это просто ветер, закрой дверь. У тебя и так огонь погас, а сейчас ещё и спички намокнут.

      Я закрыл дверь и вернулся к камину. От ветра он потух а дождь намочил газеты. Что бы не ждать покуда они высохнут я начал искать на маяке какой-то сухой клочок.
      В дверь опять постучали. Но теперь сильнее и дольше чем в те разы. Я уже не верил, что это кто-то живой, но подошёл открыть что бы успокоить совесть. Я приоткрыл дверь и крепко держал ручку, чтобы на этот раз ветер её не унёс.
      Перед дверью стоял человек.

– От куда он тут?! – подумал я, – Но хотя какая разница? Он сейчас здесь и ему тоже нужна помощь.

      Я пропустил своего гостя внутрь и закрыл за ним тяжёлую дверь. Гость начал обтряхивать свой жёлтый дождевик от воды а я отправился на поиски клочка бумаги и не смотрел на него. Когда я повернулся то гость снова был в куртке и его лица не было видно из-за капюшона.

– Добро пожаловать в плен. – сказал я найдя старый календарный лист на 17 ноября.
– Что вы имеете в веду? – спросил гость осипшим от холода голосом.
– А то, что теперь нам от сюда не выбраться. – я зажёг спичку и поднёс её к календарному листу.
– Стойте! – закричал гость, – на палите его.
– Мне надо развести огонь или мы оба тут околеем.
– Я вам заплачу за него, – гость достал из кошелька мятую тысячу.
– На что мне ваши деньги?! На что я буду их тратить?

      Гость призадумался.

– Можете спалить их вместо календарного листа.

      Спичка обожгла мне пальцы, я выронил её из рук и закричал:

– Ай! Чёрт с вами, давайте ваши деньги.
– С начала вы мне лист.

      Мы обменялись. Я присел у камина и смотрел на то как сгорает Ярославль поджигая дерево. А мой гость тем времинем с любовью разровнял лист и убрал его в портмоне к таким же. У него с собой была целая стопка старых календарных листов, заботливо сложенных по датам. Меня это удивило.

– Зачем вам они?
– Я их собираю.
– Я так и понял, но зачем?
– Что бы сохранить воспоминания, – ответил гость присев на пол у огня.
– Это же просто мусор.
– Календарный лист это целый день. В него любили, страдали, теряли и находили... Всё это не может быть просто мусором. 
– Но это же чужой лист, а значит чужой день, как он может хранить ваши воспоминания?

      Гость нечего не ответил а просто присел по ближе к разгорающемуся камину.

– Хорошо по греться у огня. Сразу становится теплее, будто мама в детстве приносит чашку тёплого молока. – в ответ я только покачал головой, а гость продолжил, – А вы кто? Вы тут работаете? Вы сторож маяка?
– Нет, я тут случайно.
– Это как?
– Не помню. Кажется я пообещал кому-то быть здесь, только я забыл кому и зачем. А потом начался дождь. Как же надоело это место.
– А мне маяк нравится.
– Да чем он может нравится?! Я здесь уже сам с собой говорю, что бы с ума не сойти! – гость замолчал, – Я за дровами, а то жару совсем нет.

      Мебель уже давно кончилась и всё, что осталось это разбирать сам маяк. Перила тоже были сожжены по этому я пошёл доставать доски из пола первого этажа. Набрав досок я расколол их молотком, сел на старое место и начал кормить пламя по чуть-чуть, что бы не потухло, а то что осталось положил на камин. Через время я начал согреваться.

– Я помню одну сказку про сторожа на маяке. Знаете её? – капюшон гостя немного повернулся в мою сторону, я покачал головой нет, – В ней говорится про старого сторожа который следил за старым маяком, совсем как этот. Кажется он жил на самом деле. Тот маяк стоял в очень опасном месте, и тут и там прямо из воды торчали острые камни а зазевавшийся рулевой мог с лёгкостью сесть на мель. И только маяк спасал корабли от вечно голодного морского дна. Каждый вечер сторож поднимался на вершину маяка и зажигал его лампу, что бы корабли не сбились в пути. Это было очень важно ведь маяк давал им шанс вернутся домой. А это вселяло надежду в них и в тех кто их ждал. Весь город жил благодаря этому свету. И каждый вечер горожане выходили на улицы, что бы посмотреть на то как загорается далёкий огонёк, а после по говорить с соседями, встретится с друзьями, или сходить на ночной рынок. Шли года, времена менялись и новым кораблям уже не нужен был свет что бы добраться до пристани, но маяк всё так же продолжал загораться каждую ночь.
– А что сторож? Если история про него, то что произошло с ним?
– О-о-о! Его почти никто не знал и никто никогда не видел. Он был ужасно одинок, и говорят что он так и умер в полном одиночестве, и все узнали об этом только когда однажды свет не зажёгся. После смерти сторожа уже никто не зажигал свет, ведь в этом не было нужды. Но потом произошло что-то странное. На город словно напала тоска. Моряки нехотя выходили в море а домой возвращались пьяными. Горожане перестали гулять вечерами и соседи стали забывать друг друга в лицо. На ночном рынке начали появляться карманники и его пришлось закрыть. Днём уже никто не улыбался так как раньше, старые друзья переставали навещать друг друга, а детей не пускали гулять со двора, и правильно делали. Город стал чужим сам себе.
– И что было дальше?
– А дальше случилось то чего никто не ждал! Однажды, тёмной ночью, кто-то поднялся на старый маяк и зажёг его лампы. Горожане вышли от удивления и смотрели на маяк разинув рты. Все стали говорить о том, кто же включил свет? Соседи поменялись теориями, вспомнили о старых договорах, долгах, обещаниях, планах... И пожав руки договорились встретиться завтра, в то же время, что бы вернуть ту самую банку краски или угоститься варением. Прошло несколько ночей, и старые друзья, очнувшись от спячки, пришли друг друга навестить. Снова заработал ночной рынок, снова дни рождения стали отмечать всей улицей, а дети могли сами гулять от краю до краю а проголодавшись стучались в любую дверь и там их угощали кто чем мог. Оказалось, что маяк был нужен даже не кораблям а людям, ведь мы тоже можем иногда сбиваться в своём пути.
– А причём же тут сторож?
– При том, что иногда даже тот кто одинок может дарить веру другим. Маяк это символ надежды, и пусть его сторож самый одинокий человек на земле его задача – дарить её другим.
– Я где-то уже слышал эту историю.
– От кого?
– Не помню. – ответил я и начал ворошить угли.
– Попытайся вспомнить день когда это было, и сразу вспомнишь. Вот увидишь, даты это лучший способ сохранить воспоминание.
– Тебе для этого нужны те листы? Что бы было легче вспомнить.
– Теперь твоя очередь рассказывать.

      Я молчал и тупо пялился в огонь, я не мог рассказать того чего не помню, ведь если не помнишь то этого и нет. Гость опять раскрыл своё портмоне, достал из него толстую пачку листов и начал медленно выкладывать их стопочкой один на один.

– Когда увидишь нужный день скажи стоп. – сказал гость и продолжил монотонно раскладывать даты.

      Ветер завыл сильнее и начал стучать шифером. Было страшно, ведь что если крышу сорвёт? Тогда не будет где спрятаться от воды и холода. А кто знает сколько ещё продлится этот дождь?
      Я смотрел на то как дни сменяют друг друга и в моей голове начали всплывать картинки. Я видел ясный день, и палящее солнце от которого клонило в сон. Нежное море и маяк с красной крышей. Я видел Севастополь, который играл запахами еды и говорами туристов. Я видел её и её светлые волосы.

– Стой. – вдруг сказал я, – Верни обратно.

      Гость убрал несколько листов. После каждого он смотрел на меня, но от его капюшона лица не было видно. Снова показалась дата восьмое августа и я накрыл стопку рукой, что бы показать, что хватит отматывать время.

– В этот день. – гость слушал меня не перебивая, – Она рассказала мне эту легенду в этот день. Мы не так давно были вместе, около года, но за это время узнали друг друга достаточно хорошо. Мы отправились с ней в её родной город, и она была моим гидом. Кто может справится с этой задачей лучше чем местный, который соскучился за своим городом? И что может быть приятнее, чем когда любимая ведёт тебя за собой через улицу вдоль кусочков своих воспоминаний. Хотя, из всей нашей экскурсии сильнее всего я запомнил запах её волос. Немного солёный от моря и такой же жаркий как сам город. Сладкий и томный, пряный... Кто не любил тот не поймёт. Вечером мы поднялись с ней на маяк, что бы ещё раз посмотреть на заход солнца в золотые волны. Там она рассказала мне эту историю, а после водила пальцем по пейзажу, словно по карте. Она говорила, что маяк это символ надежды и он вселял в неё уверенность... Что бы она сказала сейчас, увидев какой клеткой он может быть?
– Я дарю тебе этот лист, – сказал гость и протянул мне его.
– Спасибо. – я сложил его пополам и убрал в карман.

      Большая волна накрыла маяк, словно заглотив его. От удара выдавило стёкла и вода ручьями полилась по лестнице. Пол промок и нам пришлось встать, гость сразу поднял свои листочки а после осторожно сложил своё сокровище обратно в портмоне. Что бы дождь не заливал в разбитые окна я схватил молоток, банку старых гвоздей, пару не расколотых досок и побежал на верх.
      Капли колотили мне прямо в глаза и я не видел куда бить, по этому промахивался, попадал по пальцам и громко ругался. Правда гром и вой ветра заглушали мою брань. На помощь пришёл гость, он держал доски а я кое как прибивал их к оконной раме. Гвозди был ржавые, гнутые и мне приходилось их выкручивать пальцами, что бы выровнять и забить обратно. А ветер был такой сильный, что гость прямо вдавливал доски в окно, ведь иначе их срывало как жухлую листву. Всё это сильно утомило.

– Ух, с роду не помню такого шторма, – сказал гость опускаясь на пол.
– И календарного листочка нет, что бы запомнить да?

      Я пошутил и немного рассмеялся но гость не отреагировал. Мне показалось что его листочки очень важны для него и над этим лучше не смеяться.

– Ты и в правду смотритель маяка. – сказал он.
– С чего это?
– Знаешь что, где лежит и чуть что сразу бросаешься его чинить.
– Да нет же, просто долго здесь сижу.
– Надо поискать поесть. – вдруг перебил он меня.
– Ничего уже не осталось.
– Должно быть хоть что-то.
– Я уже всё перерыл. – но он меня не послушал и спустился вниз.

      Покуда мы чинили окна воды налило столько, что теперь мы ходили в ней по щиколотку. Вода лёгкими волнами покачивалась, понемногу выплёскивалась в камин и тушила его. Некоторые доски начали затлевать. Я сразу кинулся к камину, а гость начал обыскивать полки выдолбленные в стенах. Я руками залез в камин и собрал отсыревший пепел, что бы он не тушил залу и угли. В один миг волосы на руках скрутились а кожа порозовела. Но мне было всё равно, лучше немного опалить кожу, чем умереть от пневмонии. Я опустил руки в холодную воду, и почувствовал как она жжёт. На нескольких пальцах вскочили маленькие волдыри. 

– Надо отчерпывать воду. – сказал я сам себе.
– Знаю, но нечем. – ответил я.
– Тогда забаррикадируй камин, и придумай чем!
– Хорошо хорошо, я сделаю это, не надо так кричать!

      Я взял пару досок и прикрыл ими камин, спасало то, что он не был вровень с полом.

– Ты это сейчас сам с собой разговаривал? – спросил гость держась от меня немного по дальше.
– Да, а что? – раздражённо ответил я.
– Я ведь уже говорил тебе, что это со мной началось от одиночества. – сказал я спокойно.
– Пожалуйста, больше так не делай, меня это пугает. – попросил гость, и продолжил искать еду а я начал думать как избавится от воды.

      Не было ни ведра ни миски, только тарелка, но ей много не на черпать. Да и куда выливать воду? Осматриваясь я обратил внимание на дверь. Подойдя к ней я приподнял её за ручку и что есть силы надавил. С трудом дверь поддалась и вода ушла на крыльцо.
      Я смотрел как вода вытекает из маяка, но она не стекала по каменным ступеням и не журчала по земле, теперь она просто выливалась в такую же лужу, только уровнем чуть по ниже. Я понял, что воды уже так много, что она начала подмывать грунт.
      Когда вся вода вытекла я закрыл за ней дверь сильно хлопнув, словно проводил незваного гостя.

– Там лежали орешки. – сказал гость подойдя со спины, я немного испугался от неожиданности.
– Где ты их нашёл? – спросил я подозрительно косясь на него.
– Там, на полке с канифолью. – я вспомнил, что хоть и обыскал всё но там почему то не смотрел.

      Мы сели у камина и я кинул в него те доски припрятанные наверху. Гость вскрыл пакетик найденных им орешков с сухофруктами и положил его между нами. Но мне почему то казалось, что он его не находил а просто принёс с собой и достал из кармана. А теперь обманул меня, что бы я не чувствовал себя в долгу перед ним. Казалось мне так, потому что от пакетика не пахло канифолью.

– Как только ветер чуть стихнет я сразу уплыву от сюда. Ты со мной? – сказал я но гость никак не отреагировал.
– Как её звали. – спокойно спросил он.
– Воды уже так много, что она начала подмывать фундамент, тут скоро всё рухнет, нам надо сделать поплавок из досок и уплывать от сюда. – продолжил я.
– Как звали ту девушку у которой волосы пахли морем? – спросил гость.
– Да какая разница! Ты вообще слышишь что я тебе говорю или нет!
– Как звали ту девушку, что привела тебя на маяк?
– Я не помню.

      Гость молча взял пару орехов и начал медленно их есть, что бы зажевать голод. Я молчал, от его вопросов кусок в горло не лез, сам не знаю почему. Мне казалось, что я виноват в том что забыл имя той которую любил.

– Я не помню, но она тоже любила орехи. – сказал я крутя между пальцев фисташку, – и изюм. Ещё она любила инжир. Очень любила инжир. Она говорила, что такого инжира как в Крыму не найти больше нигде, что он тут особый.
– Съешь, – гость достал из ассорти сухофруктов кусочек инжира и протянул мне, – съешь, эти фрукты были выращены в Крыму, значит у этого инжира тот самый вкус. Попробуй его и обязательно что-то ещё вспомнишь о ней.

      Я нехотя взял кусочек из его рук и положил в рот. В один момент я вспомнил как она кормила меня этим фруктом из своих губ. Как сладкий вкус продлевался от страстного поцелуя. Я вспомнил как она целовала меня. Как её губы будили меня утром. Как она чуть касалась ими моей щеки перед сном. Я вспомнил её губы. Как они улыбались, показывая белые зубы. Как они дулись когда она грустила. Я вспомнил её смех. А в след за смехом – голос. А дальше пустота.

– Я вспомнил, что я любил её. – прошептал я.
– Это она оставила тебя здесь?
– Да, а ещё взяла с меня слово, что бы я от сюда не уходил. Зря я дал ей обещание. Ой зря. Надо было уходить когда вода ещё не размыла косу. А теперь...
– То есть ты бы сейчас не сдержал слово? Если бы мог покинуть этот маяк?
– Конечно нет! А кто бы остался ждать здесь, в этой дыре с лампочкой. Не ровен час и ещё одна волна сотрёт его как ластик. – от нервов я заикнулся орехами.
– Лампочка, – сказал гость задумчиво, – А она работает?
– Нет, и уже давно. Когда-то я зажигал её, но теперь перестал. Да и кто в такой шторм в бухту уходит?! Все на оборот по дальше от берега держатся.
– А давай проверим?
– На кой чёрт?
– Вдруг увидят свет, поймут что тут люди, а мы им подадим сигнал СОС.
– Тоже дело, как я сам не подумал?

      Мы взяли одну головешку из костра, что бы осветить ею себе дорогу и пошли наверх. Там мы начали искать рубильник, что бы зажечь лампу. То и дело я дул на головешку, что бы разлетались искры, от них исходил тусклый но всё же свет. Вскоре мы нашли рубильник, но он не работал.

– Ах-ха-ха! – рассмеялся я, – а я уже было поверил, что нас спасут!
– Тихо, тут должен быть генератор, на случай если провода оборвёт. Надо его найти.

      План мне понравился и генератор мы нашли быстро. Правда от него било искрами, по этому гость приспустил рукава резинового дождевика, обвернув ими руки он начал шаманить над генератором. Я стоял рядом и раздувал головешку.
      Ещё несколько минут мы так стояли в полной темноте, потом в один момент генератор зашумел и я ослеп. От палящего света я хотел закрыть глаза руками но ударил себя головешкой полбу и упал на пол. Очнулся я через пару минут, надомной стоял гость и тряс меня за плечо. От его мокрого дождевика свет отражался и это слепило ещё больше.
      Убедившись что я пришёл в себя он встал и подошёл к разбитому окну. Я последовал за ним. Впервые за долгие дни я увидел хоть что-то дальше своего носа. Но то что я увидел не вселяло надежды, а на оборот словно шептало на ухо: вас никто не спасёт. Водопад дождя и высокие острые волны, свет от маяка бликовал по воде и каплям метров на сорок а дальше темнота. Густая и плотная, словно маяк вырезан из пространства и теперь дрейфует в полном мраке.

– Свет зажгли, теперь надо подать сигнал СОС, ты умеешь? – спросил гость.
– Справлюсь. – ответил я.
– Хорошо, тогда ты иди к рубильнику а я буду смотреть в оба.

      Так мы и сделали. Я подавал сигнал а гость ходил от окна к окну и всматривался. Мы молчали и ждали, что кто-то ответит на нашу мольбу о помощи, словно не понимали что всё это один большой само обман.

– Это не поможет, – сказал я оставив свет включённым.

      Гость никак не отреагировал.

– Хватит молчать! – закричал я, – Меня это бесит и пугает. Ты что не видишь, что это не работает? – продолжил я, – Да как только маяк загорелся стало понятно, что никто не придёт к нам на помощь! Дождь такой плотный, что никто не увидит наш свет через него. А если кто и нас и заметит то всем будет плевать! Никто не поплывёт к берегу в такой шторм, своя жизнь дороже!
– Хорошо, что мы его зажгли.
– Ты меня вообще слушаешь?!
– Теперь с ним спокойней. Свет даёт надежду, а чем хуже времена тем сильнее она нужна людям. Вдруг кто-то там, в море, тонет а наш свет поможет ему найти в себе силы? Чем темнее ночь тем сильнее нужны свечи.
– Ты вообще в себе? – мне от него стало дурно, – Я уже тебе говорил что я хочу убраться с этого маяка покуда его не смыло, спрошу ещё раз ты со мной? Если нет – оставайся! Если да – пошли поможешь колотить плот.
– Знаешь зачем я собираю календарные листы?
– Что бы сохранить воспоминания, слышал уже.
– Что бы в нужный момент достать один из них. – он вынул из кармана портмоне, на свету я увидел что оно старое и потёртое, – В полном отчаянье только они могут нас спасти. По этому так важно не забывать.
– Я не виноват что не помню её имени, если ты об этом. Некоторые вещь легче забыть, чем жить с ними. Иногда бывает слишком больно. Слишком больно, что бы хранить такой листочек в своём портмоне!
– Она тебя предала?
– Я не помню.
– Она тебя бросила?
– Отстань!
– Или ты её оставил, и забыл что бы не мучится?!
– Иди вон!
– Когда это произошло? – гость раскрыл застёжку и начал перелистывать дни, – В марте, или может в июле? Или в декабре? Какой день недели был? Пятница? Вторник?
– Ты меня достал! – я подбежал к гостю и начал выхватывать его сокровище, что бы разорвать. – Отдай их мне и я сожгу их до белой сажи!

      Я дёрнул изо всех сил и гость пошатнулся, портмоне упало на пол а листы разбросались по маяку. Ветер подхватил их и часть унёс за собою в окно. Гость задрожал и упал на колени что бы собрать те что остались но от дрожи и всхлипываний ему не удавалось их взять в руки.

– Прости, я помогу тебе.

      Я собрал с начала те, что прилипли к окну, после те что валялись по полу. После я прошёлся по лестнице и подобрал последние. Я вернулся к гостю, сел рядом и начал складывать их по датам.

– Вот, смотри, здесь почти все. А когда уплывём от сюда я подарю тебе новенький календарь, и ты восполнишь свою коллекцию.
– Спасибо. – ответил он ровно и так же глухо как и всегда.

      Я складывал дни, за днями тянулись недели, месяцы, сезоны. Некоторые дни повторялись, наверное они были из разных годов. Другие обведены в кружочек, как особо важные. Третьи перечёркнуты. Как правило перед перечёркнутым днём шёл лист с большим знаком восклицания, как предупреждение: не переворачивай, а перевернув не плачь.
      Я сложил почти весь год, а потом настала очередь октября. Седьмое октября – простой лист, восьмое октября – большой знак восклицания, девятое – ещё один, одиннадцатое. 

– А где же десятое? – спросил я. – Наверно улетело?
– Нет, оно тут. – ответил гость. – Просто по нему не понять, что это оно.

      Гость достал из кармана лист с полностью закрашенной датой. От чёрного маркера почти не было видно цифр, только месяц. Я взял его в руки и долго смотрел на чёрную кляксу.

– Ненавижу этот день, – сказал я и капюшон гостя опять повернулся в мою сторону, – в этот день умерла любовь. И это тебе не какая-то метафора, это имя которое мы хотели дать нашей дочери. Но она так и не успела родится. Всё началось в пятницу седьмого октября, в обычный день, даже на удивление тёплый. Мы приехали из затяжного летнего отпуска, который начался ещё в мае. Я мог и дальше работать издалека но мне захотелось большего, по этому мы оставили песок и море ради бетона и дрог. Жадность, я слишком много за неё заплатил. К берегам мы уезжали парой возвращались уже втроём, и как только ступили за порог им стало плохо. Горячий чай, отдых и свежий воздух – жалкое лекарство, тем более что после морских ветров городской воздух словно душил, но кто же мог подумать? Ночью нас забрали в больницу, по пути что-то вкололи и оставили до утра. Утро субботы мы встретили в палате. Тошнота, боль, капельница, анализы. Вечером их положили на сохранение, говорят что надо ждать завотделением. Я не знаю чем ей помочь но стараюсь не подавать виду, и так вижу как ей страшно. Она просит быть рядом и не отходить не на шаг. Держать её за руку и читать в слух. Я читал, читал покуда она не уснула а я не задремал на стуле. Воскресение было тяжёлым. Пришли анализы, врачи носились в панике но толком не могли объяснить что происходит. А ночью пошла кровь. Дежурный врач-интерн не знал что делать и без толку суетился. Тогда я нашёл свободную бригаду и с трудом уговорил врачей из скорой прийти нам на помощь. Плавно наступило утро, я даже не заметил как больница ожила. Завотделением всего лишь вернулся с выходных, но мне казалось, что я ждал его годы. Он зашёл в нашу палату и покачал головой. Ребёнок уже мёртв и его надо удалять из матери, сказал он. От этой новости всё стало как-то глухо а тело онемело. А она кидалась из стороны в сторону и кричала: я не дам вам убить моего ребёнка! Била меня и врачей и опять повторяла: я не дам вам убить моего ребёнка! Она кричала покуда не сорвала голос и повторяла снова и снова: я не дам вам убить моего ребёнка, я не дам, я вам не дам, прочь! Её пытались унять, успокоить но я выгнал докторов и сам уложил её на кровать. Она обессиленная осунулась словно потеряла скелет и всё повторяла: я не дам, я им не дам, я не дам... Вечером случился выкидыш. Если бы мы остались у берега ей не стало бы плохо. Если бы я вызвал скорую сразу удалось бы спасти Любовь. Если бы... Слишком много если бы. Некоторые воспоминания просто не хочется хранить. Даже ты закрашиваешь такие дни чёрным.

      Мы сидели на полу и молчали. Маяк светил в бездонную черноту. Холод промораживал наши тела и мы спустились греться. Огонь снова погас и в камине остался только пепел фонящий красным жаром. Оторвав ещё одну доску от пола я покидал её осколки но они не начали гореть. Я вынул из кармана смятые октябрьские дни и думал их кинуть для растопки но гость остановил меня, забрал листы и аккуратно разгладил.

– Воспоминания хитрая вещь, – сказал он протягивая мне просохшую газету, – иногда только забыв что-то ужасное мы сможем выжить. Но память не киноплёнка для монтажа. Это паучья сеть и затронешь один образ в памяти всплывут все. По этому забывая плохое мы забываем и хорошее тоже. А без него нет смысла жить. Так как быть?

      Гость протянул мне три мрачных листа я сложил их и убрал в карман к восьмому августа.

– Как быть. – повторил я, – Строить плот и уплывать. Иначе сожжем здесь всё и останемся сидеть на голых скалах. И хватит мне говорить про мак и надежду. Я встречусь со своей надеждой когда уйду отсюда. А здесь надежды нет и быть не может, она здесь умерла и развеялась по ветру. А раз так то настало время решительности.

      Гость нечего не ответил и просто подкинул щепок в огонь.

– Как хочешь, – сказал я, – хочешь – оставайся здесь и сам становись сторожем маяка! А с меня хватит сидеть здесь в бурю и дарить не пойми кому иллюзорную надежду найти свой берег.

      Я встал, взял молоток и пошёл крушить и строить. Гроза бушевала за окном, молнии сверкали вдалеке и опускались до самых волн. Вдруг вспышка раздалась над маяком, от грохота затрещали стены. Молния, привлечённая лампой попала в маяк. Крыша разнеслась на кусочки и их унесло ветром. Разряд ушёл в деревянное перекрытие и растворился в нём но вызвал пожар.
      Мы с гостем поднялись наверх и увидели, что всё горит. Маяк пылал верхушкой словно свечка. Дождь гасил огонь но пламя поджигало лестницу и пробиралось вниз.

– Есть чем тушить? – спросил гость.
– Нет, – ответил я, – ничего не осталось. Можно только дать прогореть.

      С этими словами я спустился на пару ступеней ниже и начал отбивать доски. Через несколько минут я сделал в лестнице брешь в полметра. Теперь огонь не пойдёт дольше а сверху дождь его потушит.
      Без крыши стало холодать. Вода заполнила верхний этаж и начала ручьями стекать по стенам и водопадом бежать по разломанным ступеням. Вода была чёрная от гари и мерзкими мазками она раскрасила потресканную известь. Быстро она заполнила первый этаж и начала утекать в дыры в полу. Камин тоже наполнился водой.
      Мы седели на ступенях в месте где меньше всего натекало воды и прижались друг к другу что бы согреться. Я тихо злился на своего гостя, ведь если бы не он то плот был бы уже готов а теперь у меня даже нет сил что бы его сколотить.

– Помнишь ты спросил как чужой день может хранить мои воспоминания? – спросил гость роясь в своих листах, – Просто в этот день и со мной произошло что-то невероятное. – гость достал лист семнадцатого ноября и протянул его мне, – По этому этот лист был так важен для меня. Просто вся история начиналась с него. Один молодой человек встретил юную девушку. Они были полны надежд и мечтали об успехе и счастье. В их возрасте все так делают. Она была реставратором и в её нежных руках возрождалась любая скульптура. А он был публицист, писал для пяти журналов и в свободное время пытался создать роман. Встретится у них не было шансов – каждый с головой был вовлечён в свои мечты и работу. Но их вместе свёл дождь, почти такой же сильный как этот.
– Я где-то уже слышал эту историю. – сказал я перебирая листок между пальцев.
– Возможно, – ответил гость, – таких историй сотни, может ты слышал одну из них и теперь они все кажутся тебе знакомыми. А может ты и сам переживал подобное.
– Возможно. – повторил я.
– В ноябре если и идут дожди, – продолжил гость, – то холодные, с остервенелым ветром и тонкими режущими каплями. По этому все старались скрыться от него как можно скорее. В обычном и дешевом кафе, где дурно и стойко пахло кофе, где липкие столы и грязные окна не может быть романтики. Но он влюбился в неё как только она зашла и начала освобождать шею от длинного золотистого шарфа.
– Золотистый шарф, я его помню. Он переливался в свете лампы и соскользнул по коже. После на её плечи упали волосы, мятые из под шапки но такие же золотые. Аккуратная рука. Тонкие пальцы бережно поправляют причёску. Я смотрел на неё не отрывая взгляда и хотел описывать каждое её движение. А после увидел её глаза...
– Да, с того дня он и влюбился в неё. Еле осмелился подойти, что-то неловко сказал, а потом фраза сменила другую и вот он говорил, говорил... Всё то что не мог передать на бумаге, всё то что старался накропать ночами, всё то что не мог описать он вдруг сумел рассказать ей. А она слушала его и понимала, что сейчас он открывает ей свою душу, просто так не понятно почему. И в тот момент ей стало тепло и уютно, словно она дома в котором так давно не была. Уютно даже не смотря на липкие как сахар столы и мокрые ноги. Это была их первая встреча. Не сказочная, не красивая но за то после неё они уже были вместе, пусть и не сразу себе в этом признались. Быстрый город – быстрые люди, особенно молодые. Всего месяц и они начали жить вместе. Прошли через первый грипп и первые ссоры, первые праздники, планы, покупки. Они узнавали друг друга во всём и с каждым новом листом календаря они понимали что могут прожить друг с другом вечность. Так сошлись стойкость и надежда. Константин и Надя.
– От куда ты знаешь эту историю?! Кто тебе её рассказал? Это всё из-за этого листа? Ты украл мои воспоминания? Купил? – я замахал листом перед его лицом и после убрал его в карман, – Нет я тебе свою жизнь так по кусочкам не отдам! Как ты узнал её имя, даже я его забыл! Говори! – я схватил гостя за грудки и начал трясти, – Кто ты такой? Как ты оказался на этом острове в такой шторм? Кто тебе рассказал ту историю про маяк? Отвечай!
– Я же тебе говорю – листы, дни... Я храню эту память.
– Не приближайся ко мне!

      Я отпустил гостя и попятился наверх. На скользких ступенях я чуть не падал при каждом шаге, но не спускал глаз со своего гостя. Пара шагов и я чуть не свалился с разломанной лестницы. Схватившись за стену я нашёл баланс а после перепрыгнул разлом и стал подниматься выше.

– Не подходи, убирайся! Или тебе нужен этот маяк? Оставайся, я уйду только оставь меня одного!
– Слишком буйно ты отреагировал на этот раз. – тихо сказал гость и сделал шаг в мою сторону.
– Что?! В какой в этот раз? Да кто ты вообще такой? Ты пришёл за мной? Тебе нужен я? Ты хочешь меня убить?
– Я пришла спасти тебя, – сказал гость и снял капюшон.

      Даже в такую тёмную ночь я сразу узнал эти волосы. Они упали на её плечи и она рукою убрала прядь с лица. Она посмотрела на меня и я не мог понять почему я раньше не понял, что это она?
      В один шаг я перелетел разлом и встал рядом с ней. Я долго не мог найти слов и просто поцеловал её, что бы понять настоящая ли она. На губах я почувствовал её прикосновение. Тёплое, живое, не сравнимое.

– Надя, как я мог забыть тебя? – но в ответ она ничего не сказала и лишь поцеловала меня опять.

      Я расстегнул молнию её куртки, скинул свою и крепко обнял её. Я всё ещё не мог поверить, что передо мной стоит она. Такая любимая, такая забытая, такая нашедшаяся. Моим поцелуям не было конца, как и её нежности и ласке. И я не хотел отпускать её и продолжал целовать ещё и ещё. Я хотел задать ей столько вопросов, но какое мне до них дело, если я уже получил главный ответ – она пришла.
      Я забыл обо всём, о том что дождь и ветер, и что пора строить плот и уплывать... Я просто хотел разделить с ней всё! Тоску и боль, любовь и радость! После мы уснули. Я лежал на её дождевике укрытый ею, а она лежала на мне укрытая моей курткой.
      Меня разбудило солнце. С начала я не поверил, мне показалось, что это её волосы играют на свету. Но откуда свет если идёт дождь?
      Утро было чистым, словно небо вылило в море всю свою боль и теперь сияло лазурью. От воздуха кружилась голова. Горизонт был чист и виден на сотни метров. А солнце жёлтое как подсолнух ван Гога.
      Она обняла меня со спины и нежно прошептала на ухо:

– Давай покуда останемся здесь?

      Я с ней согласился не раздумывая, ведь здесь у этого берега у нас с ней было самое счастливое лето и я надеялся, что оно повториться опять.
      Дни становились всё теплее и ярче. Вода отступала и начала проглядываться коса. Каждый день она рассказывала мне истории про нас и дарила листы. Я начал отстраивать маяк, который как по волшебству становился чист и светел. После я починил лампу и по вечерам мы начали её зажигать, что бы подавать надежду тем кто в море и тем кто ждёт их на берегу.
      Со временем к окнам маяка ветром прибило все потерянные листки календаря и она, отряхивая дни от песка, дарила их мне. Постепенно она рассказала мне всё! И хорошее и плохое. Как мы взяли ипотеку; как мой отец упал с лестницы и повредил спину; как я учил её водить; день нашей свадьбы; первая книга посещённая ей; похороны отца; открытие реставрационного центра; годовщина; положительный тест; бесплодие...
      Грустное сменялось весёлым и наоборот но я хранил каждый прожитый с нею день и в итоге всё её портмоне по листочку перешло ко мне в руки. У неё остался последний лист, который она покуда не хотела мне отдавать.
      Мне было с ней хорошо, впервые с начала вечного шторма, но я не мог понять одного. Почему если нас столько обедняет то она всё же ушла от меня? Почему… Этот вопрос не давал мне покоя. И я задал ей его.
      Утром мы лежали в шезлонге наверху маяка, бриз трепал её волосы. И я спросил:

– Надя, мне с тобой так хорошо, но прошу ответь, почему ты ушла от меня? Почему ты меня бросила? Почему попросила остаться ждать тебя здесь на маяке? Это всё из-за Любви? Потому что мы её потеряли? Ты так и не смогла меня простить?
– Нет, что ты. – ответила она, – после этого у нас было ещё много счастливых лет.
– Тогда почему? Я рад что ты пришла, просто я не хочу что бы ты уходила вновь, так скажи мне, что заставило тебя уйти?

      Надежда села и тихонько достала свой портмоне.

– Всё дело в нём, – ответила она открывая застёжку, – в последнем листе нашего календаря.

      Она достала от туда лист на шестое апреля. Дата была обведена чёрным кругом.

– Я не понимаю.
– В этот день я ушла от тебя. – она ненадолго замолчала, – В этот день я ушла от тебя на совсем. И в этот день ты дал мне обещание оставаться на этом маяке. И сейчас, отдав тебе этот лист я должна буду снова уйти. Но с начала я должна была подарить тебе все остальные листы, что бы ты меня вспомнил.
– Надюша, давай его выбросим, прошу.
– Я не могу, не могу потому что мне здесь не место.
– Надя я не понимаю...
– Помнишь о чём я попросила тебя в тот день?

      Она посмотрела мне в глаза, но только смутные воспоминания пролетали в моей голове. Мне стало тошно от страха, что она может ещё раз уйти от меня. Я не хотел её терять. Она успокоила меня пройдясь ладонью от шеи к сердцу и начала рассказывать. 

– После выкидыша я больше не могла иметь детей. Но через пару лет болезнь опять дала о себе знать и начались осложнения. Я слегла и больше не поднималась. Ты кормил меня, поил, следил за лекарствами... Но врачи всё равно только качали головой. Я смотрела на тебя и порой не узнавала. На висках проступила седина, а глаза стали пасмурными. Я поняла, что если мне не станет лучше, если я не вытяну то ты уйдёшь следом за мной. Я боялась этого больше всего. В то утро мне стало особенно плохо и я почувствовала что скоро всё это кончится. Я позвала тебя, что бы ты прочитал мне новые главы, которые даже не успел дописать а потом я взяла с тебя слово.

      От её слов я начал вспоминать тот день. Память дрожью проходила по мне, словно я всем телом отказывался верить, но в голове всплывали образы и картинки.

– Пообещай мне две вещи. – сказала она когда я закончил рассказывать её концовку, в ответ я мотнул головой, – Ты помнишь тот маяк в моём городке? Маяк «Надежды». Пообещай мне, что ты будешь как тот сторож. Я знаю, что тебе будет одиноко, как никому до тебя в целом мире, но постарайся не терять надежду и дарить её другим. Да, когда твоя Любовь и Надежда умерли жить не хочется, и я знаю что как только меня не станет ты сразу пойдёшь за мною следом. Но не делай этого.
– От куда ты...
– Я просто хорошо тебя знаю. Но поверь ты здесь много кому нужен. Особенно маме и брату. Ты им здесь нужнее чем мне там. По этому пообещай, что ты – «останешься на маяке».

      Я сжал её руку и прижался к ней губами.

– И второе, приди на тот маяк, поднимись вечером на его вершину и развей меня по морскому бризу, что бы пепел сверкал на лучах.

      Мне стало дурно. Я не хотел вспоминать это. Я не хотел верить в это. А если и так то я не хотел отпускать Надежду, куда бы она не собралась.

– В тот день меня не стало. – сказала она отдавая мне календарный листок, – Я умерла, Костя. Меня больше нет.
– Зачем ты мне это говоришь? Ты же вот она, живая, тёплая передо мной! – я обнял её за плечи и прижал к себе вплотную.
– Только на время, что бы не дать тебе покончить с собой. Что бы ты не ушёл с этого маяка. Что бы ты остался жить. Я пришла развеять твою грусть, дать тебе память о нас, что бы дать смысл жить. Что бы прогнать шторм.
– Прошу не уходи или возьми меня с собой я здесь без тебя не справлюсь! Я же не могу здесь без тебя! Я утону в этом море как только ты уйдёшь. Моё сердце не выдержит столько боли.
– Именно по этому сейчас я заберу все календарные листы с собой. А когда будет нужно я снова приду к тебе, что бы развеять тучи.
– Я обещаю, – ответил я отдавая ей воспоминания, – я буду ждать тебя здесь, только ты возвращайся скорее.
– Я приду как только скроется солнце. – сказала она и поцеловала меня, – а ты, прошу, дождись меня на маяке.

      Она убрала все наши дни в своё старое портмоне а после сказала:

– Вот, что бы ты смог вспомнить. – и протянула мне наше семнадцатое ноября.

      Она ушла босиком по косе едва показавшейся из воды. Вода ещё плескалась у её ног и её следы смывали лёгкие прозрачные волны. Моя Надежда ушла. Ушла, что бы дать мне возможность вздохнуть и жить дальше. Ушла, что бы вернуться когда я потеряю смысл жить. И она придёт как только скроется солнце. Придёт что бы потом опять уйти по песку не оставляя следов.
      Шло время. Я сидел на маяке из-за когда-то неосторожно данного обещания. Я не помнил как и кому, но я продолжал его выполнять. Каждый вечер я садился в шезлонг и зажигал лампу, что бы давать надежду тем кто в море и тем кто их ждёт на берегу. Каждое утро я её выключал и чистил. И так шли месяцы.
      Я дарил надежду, помогал людям, и был один, словно забытый старик. Я чувствовал как жизнь уходит из меня, проходит мимо меня и главное я не понимал что я здесь делаю. Коса, что вела к берегу, каждый вечер манила всё больше. Каждый закат я всё менее охотно поднимался на верх. А после начался дождь и лампа вдруг не зажглась.

– Всё равно в дождь никто не ищет бухту. – подумал я и отправился спать, а на утро пришла большая туча и закрыла собой горизонт.