На острие гнева

Глава 11

Вальдаров долго не трогали, но нормально кормили. Первые несколько дней Андаир не дергался, давал себе время немного восстановиться. А потом начал потихоньку заниматься. Сначала просто ходил по камере, на большее сил не хватало. Постепенно молодое тело пришло в работоспособную форму. У Бессона дела обстояли хуже, его беспокоили боли в покалеченной ноге, особенно по ночам.

Примерно через месяц за вальдарами пришли и выгнали из подземелья на воздух, работать. Большой двор перед крепостью был обнесен высокой, в три человеческих роста, стеной. Внутри множество сараев и помещений. Всюду сновали люди, занятые своими делами. В лицо Андаиру ударил свежий ветер, запахи летнего разнотравья вскружили голову. Как хорошо было снова оказаться на воле. На воле… Андаир знал, что до воли ему так далеко, как только может быть, дальше, чем до гэрта. До него-то как раз рукой подать.

Бессона из-за хромоты угнали на лесопилку. Там ему не пришлось далеко ходить, и он мог приносить пользу. Андаира заставили строить каменное строение в дальнем конце двора. Вальдар очень не хотел возвращаться в темницу, но злость нарастала в нем с каждой минутой. Мало того, что эти люди причастны к убийству его семьи, мало того, что они сделали с ним и его другом, теперь они еще собираются превратить его в покорного раба. Андаир продержался полчаса, а потом напал на стражников, тем более что и оружие под рукой нашлось – приличных размеров камень. Не суждено ему было стать мирным строением.

И снова удача отвернулась от вальдара, лишь поманив. Когда разделался с ближайшими воинами и собрался выбраться за стену к нему подбежал маг. В проклятых денирийских браслетах Андаир не мог ничего ему противопоставить. Если бы только он мог колдовать… Он поставил бы щит, и если потребовалось еще один, он бы смог добраться до мага и тогда… Закусывая губу от боли, Андаир не мог перестать думать о том, чтобы сделал с магом сумей он до него добраться. Вместо этого чародей уложил вальдара обычным воздушным кулаком. Андаира подняло в воздух и грохнуло о стену из толстых бревен, начисто вышибло дух и едва не переломало ребра.

Подоспевшая подмога отпинала  Андаира для верности, а затем его закинули в подземелье, только теперь одного.  Бессона не привели ни через день, ни через месяц. И Андаир не знал радоваться этому или тревожиться за судьбу друга. Жив ли он вообще? Дни слились для вальдара в бесконечное серое пятно, он совсем потерял счет времени и ощущение реальности. Стражники не разговаривали с ним никогда, молча оставляли еду, воду и уходили. Андаиру начало казаться, что он забудет человеческую речь и сойдет с ума. Холодные стены тесной камеры, тусклая лампочка над дверью и ненавистная цепь на щиколотке раздражали вальдара. Чем дальше, тем больше. Сводили с ума, выматывали душу. Он бродил туда-сюда по темнице, насколько хватало длины цепи, как зверь, который больше не может выносить свою неволю. Пытка длилась и длилась и никогда не заканчивалась. Иногда, вальдар разговаривал сам с собой. Это успокаивало и одновременно пугало. Что можно потерять в жизни, когда все уже потеряно? Только себя самого. Единственным спасением стал сон. Андаир никогда в жизни не спал так долго, но чем дольше он спал, тем хуже потом себя чувствовал. Просыпался ослабевшим, больным и будто побитым. Но это ничего, ведь главное убить время.

Прошел почти год, когда дверь отворилась и впустила внутрь немного радости. Точнее, довольно много радости. Бессон, как известно, был весьма крупным мужчиной. Прихрамывая, он вошел внутрь, и стражник закрыл за ним дверь. На искалеченной ноге Бессона находился странный деревянный сапог, который, судя по всему, позволял ему ходить, хоть и сильно прихрамывая. Друзья бросились друг другу навстречу и крепко обнялись. Они долго молчали и не разжимали объятий.

– Я думал ты мертв, – наконец, сказал Андаир и отстранился, заглядывая другу в лицо. – Где ты был? В соседней камере?

– Нет, – качнул головой Бессон и отвел взгляд. – Давай присядем, разговор будет долгим.

Друзья уселись на охапку несвежей соломы, которая служила Андаиру постелью. И Бессон, видя нетерпеливый вопрос в глазах Андаира, продолжил:

– После того, что ты вытворил почти год назад, я затаился. Подумал, что толку нам обоим сидеть в подземелье, нет. Работал на них, не высовывался. Столько воды утекло… Эх.

Андаир сложил руки на коленях, нахмурился и молчал. Ему была противна сама мысль работать на своих пленителей. И было противно, что Бессон на них работал. Может и не друг он ему больше? Вон, в камеру сам пришел, цепей на нем нет…

Бессон всмотрелся в лицо Андаира и усмехнулся:

– Быстро же ты записал меня в предатели.

– Я еще не записывал, – отозвался Андаир. – Рассказывай.

– Я втерся к ним в доверие. На это ушло много времени, но, в конце концов, они перестали видеть во мне опасность. Скорее, послушного раба, – Бессон невольно сморщился. – Хокс знает как тяжело мне это далось. Пропустим. Я обзавелся кое-какими знакомствами, могу относительно свободно перемещаться в пределах крепости, даже насчет тебя договорился.

– Да? И о чем же? – вскинул одну бровь Андаир.

– Ну, я пообещал, что договорюсь с тобой, и ты станешь вести себя нормально. Тебя выпустят под мою ответственность.

– По мне, так я веду себя нормально, – почти прошептал Андаир, и в его голосе послышалась плохо сдерживаемая злость. – Зачем мне выходить отсюда? Чтобы побыть рабом напоследок?

– Какое-то время, да. А потом мы попробуем сбежать, – ответил Бессон. – Пойми, ты не сможешь сбежать, пока находишься в темнице. И я не смогу тебя отсюда вытащить, но если мы оба будем на свободе… Соглашайся. Тебе всего-то нужно унять свой гнев на время. Это шанс! И он лучше, чем перспектива медленно гнить здесь.

Андаир согласился. Как будто у него был выбор. Жизнь научит быть слабыми сильных… Потому что сильные ломаются, если не научаются быть иногда слабыми. Выбор невелик: или расшибить голову о стену, или поберечься, схитрить и поискать едва заметную дверцу. Велик, правда, шанс навсегда застрять в собственной хитрости и слабости, ведь там зачастую проще и безопаснее. Там не нужно сражаться и мечтать, а только поднимай лапки кверху и покорно принимай все, что дает хозяин или судьба. Андаир знал, что он не застрянет. После всего, что с ним случилось, хуже могло быть только рабство.