На помощь

На помощь

В отличие от многих своих коллег Аманда с удовольствием принимала прогресс. Да, конечно, её разум и ловкость уже не были столь гибкими, чтобы она без проблем успевала за более молодыми сотрудниками, но всё-таки не ставила это в укор прогрессу. Не его это была вина, что она уже не так остра как в юные годы и забывает то, что кажется очевидным.

Не все разделяли эту позицию, так, например, Эмма всегда мрачнела, когда была вынуждена перещёлкивать базу данных, которая чуть ли не думала за диспетчера, предлагая ему решения – успевай выбирать!

– Понавертят чёрт знает что! – цедила Эмма сквозь зубы. – Классификатор первый или второй?

– Первый – если обращение от службы, второй если от самого человека, – объясняла Аманда. Ей нравилось нажимать кнопки. Раньше, когда она только начинала карьеру, их не было в помине, приходилось листать справочники, толстенные тома, чтобы подсказать номер службы или соединить пострадавшего с нею напрямую, или чтобы вычислить адрес.

А теперь? Не успевает человек произнести:

– Помогите! – а его адрес уже высвечивается. Остаётся только ответить:

– Какая у вас чрезвычайная ситуация?

Экономия во времени просто завораживающая! И не надо мучить человека, заставлять его висеть на проводе, ориентироваться на ходу, задавать тысячу уточняющих вопросов…

Ситуация – адрес – отправка нужной службе! И вот уже полиция или врачи, или спасатели разбираются. Всё в реестр и до нового звонка.

Одного только жаль Аманде – того, что прогресс наступил так медленно. Нет, для общества он был широк и страшен в своей скорости, но для отдельных людей, к которым просто не успели? Аманда старалась не думать о прошлом, об ошибках в адресах, о неуспевших спасателях, о непредвиденных авариях на дороге, что задерживали путь, но всё-таки тяжёлая мысль проступала нескончаемой подлостью: ах, если бы и раньше было что-то такое!

И следом, цепляясь за эту мысль, следующая – дело малыша Томми – первый провал Аманды. Нет, официально её никто не винил и не мог обвинить, ведь она действовала строго по инструкциям, но тогда она была молода, это был первый раз, когда она осознала своё бессилие и эта досада навязчивой идеей не отпускала её и сегодня, цеплялась, саднила.

Годы спустя отзывалось этой первое дело в незачерствевших чувствах Аманды. Отзывалось, поднимало голову, напоминало о себе, и пряталось, тихонько вздыхая: что она могла тогда? Не было, не было у неё возможностей! И прогресса тогда такого не было!

А ведь то утро начиналось так тепло и радостно. Аманда была полна весеннего настроения: да, в те годы вся диспетчерская службы спасения носила форменное платье, но Аманда, как это удаётся только в годы юности, осталась кокеткой – она тихонько подогнула на пару сантиметров форменное платье, подшила его на лёгкую нить, а в то утро и серёжки новые надела. Они блестели полукруглым лже-золотом в копне её густых чёрных волос. И тогда Аманда казалась самой себе безумно красивой. И была весна, и солнце пригревало первым, робким теплом, и были какие-то планы и надежды на новичка из соседнего отдела, который, кажется, заглядывался на неё, а на днях и вовсе покраснел, когда она поздоровалась с ним.

Ей тогда не поручали важных дел. Стажёр всегда стажёр. Тем более там, где нужно спасать людей. В основном на неё переводили тех, кто находился в изменённом состоянии. И в её годы молодости таких состояний было много.

Ну или розыгрыши, которые лезли с причудливой проказливостью. Такие звонки было легко узнавать: на заднем фоне всегда какой-то шорох и смешки, а в трубке сдавленный от рвущегося смеха голос:

– А вы с чем угодно можете помочь?

И в ответ на «какая у вас чрезвычайная ситуация?» следовала глупая подростковая шутка той степени грубости, на какую у звонивших хватало испорченности.

Да, тогда была жизнь. Все краски воспринимались как-то ярче. Может от того и чернота была сильнее? А она пришла в этот весенний живой день.

– Ребёнок какой-то, – бросил оператор.

Аманда взяла трубку. Она ждала розыгрыша, но не скулежа. Сначала ей и вовсе почудилось, что это щенок, но через секунду пришло осознание: это ребёнок.

– Привет, что у тебя случилось? – Аманда не умела разговаривать с детьми и все инструкции куда-то выпорхнули в ту минуту из головы.

В ответ скулёж – плач и тихий обрывистый голосок:

– Мне страшно.

Аманда сдержала от раздражения. Всё-таки ребёнок!

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Томми…– ответил мальчик и тонко всхлипнул.

Много позже, раз за разом прокручивая эту ситуацию в голове, Аманда снова и снова приходила к выводу: он предчувствовал чем кончится этот обманчиво-весенний день. Да, как и многие люди, особенно в годы юности, она была полна цинизма и неверия ко всякому сверхчувству и интуиции. Но годы спустя убеждалась – Томми всё знал.

И в тот день он уже всё понял. Тоска, которую смешливые писатели и поэты нарекают «предсмертной тоской» овладела маленьким существом, обняла его последним одеялом. Он был мал и не мог ещё понять всего, но уже кралось к нему ощущение конечности жизни, а он, о, видит Бог, не хотел расставаться с этой жизнью, в которой мало что видел хорошего, но которую всё-таки любил.

Как узнала позже Аманда – Томми позвонил им в первый раз, когда его мама ещё готовила обед. Откуда он нашёл номер? Из объявления в газете – тот самый метод, который сожрал прогресс. Они публиковали свои номера каждую неделю, просвещали в то время народ, а потом удивлялись: какие, оказывается, нужны ресурсы, чтобы всюду успеть!

И расширялся штат службы спасения и добавлялись подразделения, но это всё муторная и полная пустых фраз история, которая никогда не была интересна Аманде.

В тот день она познакомилась с Томми, чтобы потерять его через несколько часов навсегда. Она говорила с ним как можно мягче, узнавала сколько ему лет и что именно его тревожит, но Томми не мог этого объяснить и тогда Аманда решила не приставать с расспросами. Тем более, как она поняла – мать его была дома.