На пути 2013-й

На пути 2013-й

Кристина недоделанная красивая худенькая девушка 23 лет сидит рядом со мной на соседнем офисном месте, и я ее могу видеть и вижу каждый день по многу раз. Может быть, люди ходят на работу общаться, но здесь, в компании по туруслугам не всем это удается и поэтому не хочется. Мне Кристина нравится, у нее овальное лицо, становящееся выразительным от сильно накрашенных небольших глаз. Она все время смотрит в свой монитор и, если не может разобраться в программе Амадеус, просит Катю ей помочь и уже несколько печальней смотрит в монитор.

Почему она мне нравится? Это приятное от нее ощущение. Но, если бы я к ней подошел и начался бы у нас диалог, то мне бы уже не понравилось так как ощущения стали бы не интересней. Приукрашивая отношения. мы их частично утрачиваем, так свежие отношения становятся старыми, невзрачными и незаметными. Когда мы со стороны видим человека, то он легче принимается, он не в тягость. А когда уже общаешься, то приближаешься к нему и при этом цепляешь на себя такое тянущее обязательство безразличия. Ты вроде бы думаешь, что хорошо обладать Кристиной, целовать ее, видеть, как она ходит и чего-то пытается думать, но это уже не ты, а что-то не содержащее ничего внутри, а только снаружи пустые ощущения Кристины. То есть, это не ты, а приобретенные ее ощущения. Говорят: я живу ею – точно, живешь ее чувствами. А если они не живые, то и ты это чувствуешь и живешь этой скукой. Это чувствуешь на какой-то месяц встреч с девушкой, с которой тебе было хорошо, очень хорошо, что все внутри восхищенно пело, а потом перестало.

Кристина живет в квартире в Сходне вместе с бабушкой, каждый день одевает разные кофточки и длинные восточные сережки, смотрящиеся серебром. Меня удивляет, как приятно она выглядит в своих одеждах. Я редко вижу приятно одетых людей, и эти, не умеющие одеваться люди, наверно, также чувствуют себя не комфортно с собой и взаимодействуют с миром. В Цюрихе я видел мужчину в строительной красной спецодежде, который вызвал по мобильнику себе Мерседес, и водитель подъехал к нему, тот сел и они поехали. Тот в спецовке, наверно, так же и подходил к миру, то есть он его воспринимал как работу.

Лене, подружке Кристины, я сказал о том как хорошо она смотрится в одеждах. Кристине это понравилось, она улыбнулась, все равно пытаясь что-то разглядеть в мониторе.

Так почему с Кристиной скучно при приближении? Мы ищем совершенство. Совершенство с нашей точки зрения. Что это? Это то, что вызывает в нас чувство восторга и ощущение приятного. Ты просыпаешься чувствами, и это уже не ты, а приятные чувства. Так вот, кто совершенство, кто вызывает в тебе эти чувства. Он или она при этом могут быть и не красивыми. Она – совершенство, пока вызывает у тебя эти чувства. У Кристины помимо бабушки есть еще парень. Она с ним поссорилась. Ее подружка Лена сказала, что надо идти на компромисс, а Кристина не хочет. Я Лене сказал, что компромисс – это терпеть то, что тебе не нравится. Долго так терпеть придется? Лучше решить вопрос, чем терпеть. Она не поняла. А Кристина терпеть не хочет и недовольна парнем. А он, наверно, сделал по-своему, а она не идет на встречу, так как считает, что она права, а тогда зачем идти на встречу. Правда, абсурд! Но мы здесь воспринимаем только свою правду, и, проезжаясь по ней, своей неосторожностью, люди нас коробят. Она хочет так как она видит взаимоотношения, на чем они основаны. А, кстати, на чем основаны взаимоотношения? Если не на общих, принятых друг другом взглядах, то они будут в лучшем случае понимать, но не принимать позицию другого, желая ее (наивно) переделать. Вот это и есть отношения, и сейчас Кристина надутая сидит уже несколько дней, иногда плачет, но не сдвигается с позиций: они же «верные».

Вместо того чтобы понимать себя я все время понимал кого-то и учился строить фразы на русском языке. Я даже не считал русский язык родным, просто по безразличию, родители отдали меня в обычную школу, где англичанка Исвид Даниловна (ничего себе имечко, над ней тоже посмеялись) отбила у меня всякую охоту заниматься английским, да, честно, я не хотел ничем там заниматься, от принудиловки живее и заинтересованнее не становишься. А то, что мой родной испанский я узнал через тридцать лет. Оказывается, надо посетить страны и вдруг почувствовать, где ты себя любишь.

Мы с друзьями поехали загород. Я решил прогуляться и вышел к озеру. Кругом были потемневшие деревянные заборы. Я почувствовал усталость и сел на стол, стоявший на цилиндрических ножках. Из-за забора прибежала мелкая собака и стала мне мешать чувствовать спокойствие. Она не лаяла, а вертелась вокруг стола. Потом убежала. Но пришла женщина лет 50-ти и стала спрашивать: что я тут делаю. А я не собирался ей отвечать. Эта дама с упавшими прямыми светлыми волосами вокруг лица села у стола. Подошла женщина лет 30-ти, с хорошими чертами фигуры, стройная, но не высокая, ее чуть округлые щеки сужались, образуя маленький подбородок. Волосы были прямые и светлые и, как и у первой заканчивались у шеи. Она была привлекательна, но совсем не бросалась в глаза. Такие женщины считают, что они уже не привлекут к себе внимание и, действительно, становятся незаметными. Но здесь мы были одни в притихшей вечерней природе, и застывшем в ожидании вечера озере. Вторая, моложавая, куталась в светло-бежевый плед, подошла и села на стол прямо рядом со мной, согнув коленку левой ноги так что нога лежала полностью на столе, а коленка вылезала из под пледа. Она стала разговаривать о чем-то несерьезном с первой и чувствовалось, не замечала меня, а точнее я был ей не интересен, как будто она знала, что такое мужчина и это ее не интересовало.

Я, совершенно не думая, стал осторожно гладить кончиками пальцев левой руки ее левую коленку, слегка касаясь ее. Думал, это приятно. Женщина не отодвинулась и, вообще, внешне никак не среагировала. Я полез осторожно рукой под ее плед, гладя ее вверх по ноге. Мне было приятно гладить стройную ногу и то, что мне это молчаливо позволяли, значит, ей это было приятно. Я касался то одной ножки под пледом, то другой и опять стал касаться внутренних частей ножек. Старался все делать так, чтобы пледа не касалась кисть руки и другой женщине не было видно, что я делаю, хотя это была иллюзия – конечно, та понимала, что я делаю. Старшая встала и ушла. Не почувствовал от нее недовольства. Но от той, которую я гладил, я не видел никакой реакции и расположенности. Моя ладонь поднялась под пледом до талии, я провел по ней, потом коснулся сисей, они оказались стоячими и возбудились. Она оказалась вся голая под пледом. Совсем стемнело и я гладил и гладил женщину, нацепившую на себя представления о каком-то одном мужчине, которого она считала таковым, а он был лишен эротизма, и с него она перевела это ощущение и на других. Я ее гладил и гладил до того, что она стала извиваться и постанывать от приятных ощущений.