На руинах безумия

На руинах безумия

Иногда история совершенно не меняется. Что в этом году, что год назад, что десять — люди неизменно спешат по своим делам. Или не спешат, прогуливаясь по сырым улицам.

Так или иначе, для них ничего не изменилось в ту ночь 82-ого, когда на этот дом напал злой дух, забрав дорогую ему жизнь.

Каждый раз, когда Алистер Эйткин шёл по этой улице, глаза цеплялись за тот самый дом, на котором до сих пор сохранились необъяснимые тёмные пятна. Нет, не от копоти, отнюдь нет, но от мрачного влияния. Был бы учитель хоть каплю осторожнее с тем, с чем имеет дело, думал Алистер, задрав голову... и кого пускает внутрь.

Агнец, оказавшийся жнецом. Прошло много лет с тех пор, как погиб учитель, Алистер стал вдвое старше. Но ни за что он не отпустит мысль о том, как бы поквитаться с его карателем.

Если бы не та экспедиция в Египте, задержавшая его среди песков, был бы он в Лондоне, дай Бог, помешал бы он свершиться убийству. Если бы не другая экспедиция, окружившая песками Алжира, не пошатнулся бы рассудок у человека, к которому относился как к младшему брату.

— Когда-нибудь я разыщу тебя, — сквозь зубы процедил Алистер. — Из-под могильной земли достану. Ты ответишь за нас...

***

[Лондон, 1903 год]

Это был один из многих вечеров, когда Алистер Эйткин приглашал Вестника Майло к себе на квартиру. Обычно они не отличались друг от друга: Алистер показывал Вестнику новые, ценные для истории находки и любопытные документы из далёкого прошлого, которые нуждались в комментариях человека, лично присутствовавшего в том ушедшем времени.

Сначала такое внимание льстило. Потом пугало — только бы не воспользовались его знаниями во зло. А потом и этого не осталось. А то, что осталось — лишь забота об интересах близкого друга. Друга, каких у него было крайне мало за все сотни лет жизни.

...ах, если бы Элейн была с нами, ей было бы так любопытно, ей интересно всё на свете...

Но, скорее всего, ей и так всё известно. За гранью все души знают гораздо больше, чем люди, которым только предстоит её перейти.

Усевшись по-турецки прямо на полу перед самым камином, Вестник Майло протянул руки к огню и выпустил удовлетворительный вздох. Ему нужно было не само тепло в этот пропитанный дождём вечер, сколько притягательный свет пламени. Его жаркие всполохи ласкали кожу, проникали насквозь, сливались со светом тайным, живущим в старом сердце.

— Уж здесь-то тебе незачем находится в маске! — посмеялся Алистер, расположившись на диване.

Майло убрал руки и потёр их, забирая остатки живительного жара.

— И то верно... — и, взявшись за клюв, сдёрнул с себя маску. Отныне она валялась у его ног ненужной частью тела. — Как же хорошо... Как же... — снова вздохнул он. — Ты обязан меня понять, дорогой Алистер. Это несравнимое ни с чем чувство, когда ты можешь позволить себе... остановиться. Забыть о заботах мира, о предназначенной судьбе. Ты никуда не движешься, тебя ничто не торопит. Ты просто существуешь. Здесь и сейчас.

Без прошлого и будущего. Без пути и конечной цели.

...только ты и прохладный воздух, проходящий сквозь лёгкие...

...только ты и эти горы, нетронутые человеческими амбициями...

Хотя нет. Именно те горы и были тронуты. Самый центр Швейцарии, местность едва можно назвать проходимой. И среди этих гор — высокий замок, что тянулся к небесам пиками крыш, словно сам являлся законной частью каменистой местности. Никто его сюда не приводил, это был короткий зов боли, без имени и адресата. Поздно, бессмысленно. Никому не требовалась его помощь...

— Я тебя абсолютно понимаю, мой дорогой Майло, — голос Алистера смахнул нахлынувшие воспоминания. — Я и сам забываю, когда мне стоит остановиться в моей постоянной погоне за умирающей правдой. Не в моей привычке.

— И не в моей, — отметил Майло и позволил себе улыбнуться, наблюдая, как Алистер вальяжно растянулся на диване, закинув голову за подлокотник.

...тот момент печальной благодати, такой далёкий, такой свежий...

Это было задолго до знакомства с Алистером. Очередной побег от людей, спуск по грани увядания. Очередной побег от себя. Выпустить тьму, вылечить свет чистотой горных родников, вот что хотелось больше всего на свете. Добраться до прохлады воды, окунуться... и исчезнуть. Застыть во времени, но так, чтобы он не чувствовал его течения, не знал, что ещё вернётся.

«Он всегда возвращается», вторил воображаемый голос малютки Мейбл.

Почему сейчас, почему альпийские образы настойчиво вливались в мысли?

— Так зачем ты меня пригласил?

Меланхоличная улыбка Алистера растаяла как тот горный снег, которым Майло смывал с себя нарывы.

...была ещё одна цель сего пути, не только исцеление...

— Майло, — угрюмо заговорил Алистер. — Ты прославлен в наших кругах как исключительный рассказчик. Твоих историй, что ты нам всем поведал, в частности мне, хватит не на один десяток книг. И дай Бог, я напишу хотя бы одну из них. Так вот... — он развернулся лицом к Майло. — Сегодня моя очередь быть рассказчиком.

Как чувствовал — жди особенную беседу. О чём-то, что он с кровью вырывает из своей памяти. О чём-то тяжёлом, что, вероятно, неизвестно никому. В этом они вдвоём тоже сходились как нельзя лучше.

Майло вытянулся навстречу, поставив локти на колени:

— Я весь внимание.

— Parfait, — Алистер заложил руки за затылок, и его взгляд устремился к потолку. — Имя Вальтер Хофмайстер тебе о чём-либо говорит? За столько столетий ты, небось, повстречал немало разных личностей.

...о да, ещё как говорит это имя...

Постой. Неужели не зря пришли к нему образы?

...на его худом лице, словно высеченном из скалы, застыл неприкаянный ужас...

— Он из рода вольных господ, вот и сыграло его богатое наследство на руку. Человек эксцентричный, талантливый, но не знающий меры своему самолюбию, — продолжал Алистер. — Мой наставник называл его практически алхимиком нового времени. Превращение одних металлов в другие, поиски бессмертия, пф-ф. Старые сказки.